Впервые на Гайдаровском форуме в этом году организовали дискуссию по теме глобального тренда изменения климата вместо ставшего уже привычным пиара этого тренда на различных круглых столах и конференциях, много лет проходивших в России. Эксперт и постоянный автор «ЭкоГрада» Виктор ПОТАПОВ уже излагал суть дискуссии (Обсуждение проблем изменения климата на Гайдаровском форуме-2020. Часть 1: Дискуссия), настало время его развернутого комментария для основных ее положений.
Не претендуя на роль истины в последней инстанции, предлагаю личное мнение аналитика, который с 1994 года занимается сравнительными исследованиями климатической политики различных стран и России в отношении мер по реализации свыше 50 международных природоохранных соглашений. Особую актуальность для России такие исследования приобрели по результатам реализации Монреальского протокола по веществам, разрушающим озоновый слой (1987 г.), рамочной Конвенции об изменении климата (1992 г.), Киотского протокола к ней (КП, 1997 г.) и в настоящее время – по мерам адаптации для наших условий Парижского климатического соглашения (ПКС, 2015 г.). В этой статье хочу сориентировать читателя, у которого после знакомства с узловыми моментами полемики (см. мою первую статью – ссылка выше, а также полное видео https://www.youtube.com/watch?v=QOyaJqVncOQ; https://www.youtube.com/watch?v=u-3e2U_i-cw) возникло естественное недоумение и желание разобраться в проблематике дискуссионных тредов.
Начну с того, что выступление президента НИЦ «Курчатовский институт» Михаила Ковальчука завораживало своим оптимизмом и вместе с тем объективностью оценок. Представляется, что проблема необходимости смены технологического уклада для обеспечения развития человечества при балансировке техносферы и биосферы – это не климатическая повестка, а междисциплинарная, на стыке наук – собственно экологии, экономики, энергетики, медицины, социологии, – а также системной методологии образования. Политика подмены междисциплинарной повестки устойчивого развития климатической процветает в странах ОЭСР уже более 25 лет. А власти России все ещё плавают среди той самой «климатической повестки» как бревно по Енисею, что, в общем, и подтвердило содержание выступлений чиновников Правительства РФ в дискуссии Гайдаровского форума-2020 – хотя междисциплинарность повестки подтверждается принятыми Конференцией ООН 17 целями устойчивого развития.
Тем не менее возникновение дискуссии под маркой «климатической повестки» служит катализатором осознания необходимости коэволюционного развития, по сути мейнстримингового для учения о ноосфере величайшего мыслителя-экософа XX века академика Владимира Вернадского (1863-1945), а также его последователей – академиков Дмитрия Львова (1930-2007) и Никиты Моисеева (1917-2000). Артикулированные намерения Михаила Ковальчука – крупного ученого, проводника новых здравых идей технологического развития России в контексте общей эволюции человечества – позволяют надеяться, что состоявшаяся дискуссия, в отличие от многих других, инициирует в России конструктивные решения в направлении экологически чистого развития с учетом возможностей биосферы, а не станет очередным выходом пара в гудок. На вопрос «ЧТО делать?» – с точки зрения приоритетов жителей Земли и особенно России с её территорией в самом холодном климате – от Михаила Ковальчука некоторые ответы прозвучали. Но не было сказано главного – КАК делать и насколько долго, дабы благими намерениями не вымостить очередную дорогу в ад.
А подобные опасения имеют под собой основания. Если 28 сентября 2015 года в выступлении на сессии Генеральной ассамблеи ООН Президент РФ Владимир Путин озвучил тезисы Михаила Ковальчука – о необходимости использования природоподобных технологий и соблюдении баланса техносферы и биосферы, то уже в декабре того же года в Париже на Климатической конференции (COP21) наш Президент выступил с другими тезисами, которые вложили в его уста климатические алармисты в лице Виктора Вексельберга, Анатолия Чубайса и Олега Дерипаски. Нечто подобное происходило и ранее – так, на Всемирной конференции по изменению климата (Москва, 29 сентября — 3 октября 2003 г.) Владимир Путин озвучил обоснованные сомнения российских ученых в необходимости участия России, как самой холодной страны в мире, в Киотском протоколе. Но уже на следующий год, после визита к нему в Сочи глав Германии и Франции Герхарда Шредера и Жака Ширака, он принял решение о ратификации КП Россией.
И с той поры Россия «поплыла по Енисею» климатического алармизма, который ведет к удушению возможностей её экономического развития. Можно, конечно, понять состояние экономики и федерального бюджета России того периода, как и отсутствие у Президента РФ альтернативных решений, предложенных в настоящее время Михаилом Ковальчуком. Но обозначенные выше опасения усиливаются, учитывая стремление различных бизнес-групп и ряда чиновников заработать на процессе реализации ПКС в России в ущерб российской экономике и условиям жизнедеятельности наших граждан.
Например, выступление на деловом завтраке первого заместителя министра МПР Дениса Храмова создало впечатление отчета министерства перед международными климатическими алармистами, присутствовавшими на мероприятии. И по сути, как уже за много лет сложилось в Минприроды, мы в очередной раз услышали от чиновника заверения в тех самых «благих намерениях», негативная роль которых отражена в поговорке.
Г-н Храмов умолчал о том, что Правительство РФ не выполнило свой же план подготовки ратификации ПКС, что в МПР отсутствует единица измерения экологической эффективности «экологически безопасных технологий», на которые, как он заявил, хотят перевести 50 отраслей промышленности. В то время как уже предусмотрены меры финансовой компенсации затрат на выпуск зеленых облигаций, в МПР отсутствует инструмент – единица количественного измерения и экономической оценки «зелёности» проектов, под которые предполагается такой выпуск.
Может, Денис Храмов под «зелёностью» предполагает валюту такого цвета, которую Всемирный банк-МБРР зарезервировал на проект модернизации (можно понимать как обучение методике дезинформации. – Авт.) Росгидромета? https://projects.vsemirnyjbank.org/ru/projects-operations/project-detail/P127676 При аналогичном участии МБРР в российской локализации Монреальского протокола мы в 1980-1990-х потеряли отечественную холодильную и хладоновую промышленность. Получается, что завтра мы потеряем угольную, нефтяную и газовую промышленность под информационным прикрытием борьбы с глобальным потеплением климата? То есть потеряем экономику с существующим технологическим укладом, не успев создать с укладом новым?
Многолетние усилия МПР ввести в справочники НДТ (наилучших доступных технологий) хотя бы «углеродный след» на протяжении жизненного цикла – для оценки экологической (климатической) эффективности применяемых технологий – встретили противодействие бизнеса, защищаемого Минпромторгом и комитетом по экологии РСПП (Российского союза промышленников и предпринимателей). О какой «половине федеральных проектов», соотносящихся с климатической повесткой, говорит первый замминистра МПР, когда только в одном из них упомянут показатель «углеродного следа»?
На самом деле упомянутый перевод пятидесяти отраслей промышленности опирается на принцип технологического нормирования, изложенный в 219-ФЗ (Федеральный закон "О внесении изменений в Федеральный закон «Об охране окружающей среды» и отдельные законодательные акты Российской Федерации» от 21.07.2014 №219-ФЗ. – Ред.). Этот принцип заменяет существовавший ранее порядок нормирования по условиям обеспечения жизнедеятельности населения на основе норм ПДК (предельно допустимых концентраций). В условиях, когда 50 отраслей промышленности заложили в справочники НДТ возможности для использования «грязных» технологий под заманчивой вывеской «наилучших…» без учета их экологической эффективности, нас ожидает практически полное несоблюдение приоритетов жизнедеятельности граждан. Жители, проживающие в районах действия предприятий этих 50 отраслей, будут обсуждать на общественных слушаниях комплексные разрешения на такую деятельность в роли потенциальных смертников, что напрямую нарушает 42 статью Конституции РФ. Один из ярких примеров подобного развития событий – собрание на Красноярском алюминиевом заводе, собственником которого, как ни странно, является председатель комитета по экологии РСПП Олег Дерипаска (а с недавних пор, в результате санкций, – ещё и Минфин США. – Ред.) https://novayagazeta.ru/articles/2019/10/16/82379-vy-vonyaete-smertyu-na-ves-gorod
О какой очистке воздуха говорит Денис Храмов, когда федеральным проектом предусматривается сокращение выбросов на 20% всего лишь в ряде регионов? Он сам-то готов дышать грязью оставшихся 80%? В процессе подготовки настоящего обзора я наткнулся на передачу «Право на справедливость» (Первый канал), где глава МПР Дмитрий Кобылкин, отвечая на вопрос ведущего о сути 20% сокращений выбросов в атмосферу, заложенных в федеральный проект, ответил, что 80% выбросов предприятия «уже сократили», а оставшиеся 20% будут сокращены до 2024 года в рамках этого проекта. Вопрос – тогда почему в федеральном проекте просто не записать достижение нулевых выбросов предприятий? Но в условиях существующего технологического уклада привести предприятия к нулевым выбросам вредных веществ, в том числе и парниковых газов, значит прекратить использование угля, углеводородов, производство металлов, химической продукции. Похоже, что министр не совсем владеет вопросом, и в этой части его дезинформируют аппарат МПР и Росприроднадзор. Конечно, не так давно он попал, как кур во щи, и ему, если осилит, ещё долго разгребать все то, что натворили за многие годы промышленники, чиновники МПР и ему подчиненных ФОИВ.
Ныне нас уверяет его первый заместитель Денис Храмов, что «основной плацдарм расчистили», но для чего? Для использования и сброса в Россию «грязных» технологий с помощью технологического нормирования по НДТ? Можно к этому лишь добавить, что подобное явление родилось в результате так называемых компромиссов между чиновниками МПР и бизнесом, которые будут оформляться комплексными разрешениями на выбросы. На примере ситуации на КрАЗе можно сказать, что «смертниками» в настоящее время стали не только граждане, проживающие вокруг этого завода, но и все жители России, проживающие рядом с предприятиями, объемы выбросов которых будут нормироваться НДТ, а не по ПДК – в том числе и на планируемых заводах с применением «грязных» технологий по сжиганию твердых коммунальных отходов, которые намерены строить вместо мусорных полигонов. То есть, если раньше жители много лет жаловались на выбросы от свалочных полигонов, отходы на которых разлагались десятки лет, но жаловались и жили, то теперь жаловаться и жить они будут недолго, дыша смертоносными выбросами диоксинов, от согласованных МПР «грязных» технологий сжигания отходов. С учетом изложенного выше можно двояко понимать комментарий Михаила Ковальчука к выступлению представителя МПР как «борьбу с симптомами болезни».
Первый заместитель министра экономического развития РФ Михаил Расстригин отразил в своем выступлении вызовы климатической повестки – это хорошо, но для граждан России более актуальны насущные проблемы, связанные с реагированием на оные. Абсурдным прозвучал способ борьбы с такими вызовами в виде решения о присоединении к ПКС «для отстаивания интересов России на международном уровне». Видимо, чиновник не знаком с положениями ПКС и последующими решениями Сторон ПКС, где механизмы отстаивания интересов для России практически отсутствуют. И об этом неоднократно заявлял ряд наших экспертов даже до подписания Правительством России ПКС в 2016 г.
Вызовы чиновник перечислил, а делать-то что будем? Далее повышать стоимость энергоресурсов на внутреннем рынке, в том числе и посредством введения «углеродного налога» на них? Адаптироваться согласно недавно вышедшему плану Правительства РФ, как заявил Денис Храмов? Но к чему адаптироваться?
– К повышению температуры на 2°С, когда население России и промышленность, здания и сооружения изначально проектировались с устойчивостью к перепадам температур от -50 до +50°С? Разве все здания и промышленные объекты, за исключением частных строений, ранее не строились по СНиПам с учетом ветровых нагрузок и геоподосновы на предмет возможных катаклизмов и наводнений?
– К сокращению поставок сырья и углеводородов для внутреннего рынка или в другие страны? Если у себя, то, как мы собираемся развиваться? А если для внешнего рынка, тогда зачем мы строим «Северные потоки», «Южный поток», «Силу Сибири»? Чтобы страны-импортеры наращивали потребление экспортируемых нами углеводородов, а мы их сокращали в условиях «углеродного» протекционизма? Подобную «картину маслом» нам ранее рекомендовали Маргарет Тэтчер и Мадлен Олбрайт. И судя по делам некоторых чиновников Правительства РФ, она их вполне устраивает.
Выступление дуайена переговоров по проблемам изменения климата с 1991 года Рае Квон Чунга поневоле напомнило басню Ивана Крылова «Ворона и лисица». К нему сразу возник вопрос – как Россия «должна развиваться» для поставок чистой энергии в Южную Корею? Корея готова предоставить инвестиции на эти цели, используя Зеленый климатический фонд ООН (ЗКФ), который обязались наполнять страны ОЭСР в рамках РКИК, но подобное для России в рамках ПКС не предусмотрено. И здесь интересны некоторые нюансы – на самом деле речь идет не об инвестициях, а об «углеродных кредитах», или фьючерсах, за передачу суверенного объема прав Российской Федерации на выбросы парниковых газов, как это было в Киотском протоколе. То есть Россия должна уменьшить объем своих прав выбрасывать парниковые газы на величину, адекватную объему поставляемых «возобновляемых» энергоресурсов, исчисленному в эквиваленте СО2. В принципе это классика двойных стандартов – обеспечим чистыми энергоресурсами Корею и сократим возможности использования этих энергоресурсов на своей территории. Украина получила прямых «углеродных кредитов» в рамках Киотского протокола порядка $380 млн – и что в результате мы имеем? Враждебную власть на Украине? Ну прямо классика жанра, если к этому еще добавить уже принятое решение ЗКФ о выделении $250 млн Казахстану (первоначально просили $350 млн). Может, поэтому русские покидают Казахстан? Белоруссию тоже соблазняют подобными предложениями. Осталось только дождаться цветных революций в странах Таможенного, не говоря уже о странах Евроазиатского союза, в которых подобные процесса активно развиваются с помощью международных организаций Программы развития ООН и ЮНИДО (Организация Объединённых Наций по промышленному развитию).
Пол Полман, основатель и председатель компании IMAGINE, в своем выступлении сообщил о текущих потерях мировой экономики в размере $5 трлн из-за затягивания сроков реализации климатической повестки. Он констатировал, что мы должны быстрее оценивать, во что нам обходится глобальное потепление, и видеть огромные инвестиционные возможности. При этом на каждый инвестированный доллар в эти процессы мы получаем $15 выгоды. Несмотря на все проблемы «климатической повестки», у России есть возможности системно их решать, а параллельно решать и сопутствующие.
Конечно, эти возможности есть, и даже независимо от КП и ПКС. Но странным образом реализация этих возможностей постоянно блокируется климатическими алармистами, начиная со времени ратификации Киотского протокола (КП). Законопроект о регулировании объемов выбросов парниковых газов и оборота прав на эти выбросы на территории РФ, разработку которого правительственная Межведомственная комиссия по проблемам изменения климата ещё в 2003 г. поручила МЭР, до настоящего времени ещё не появился, а ведь с момента подписания ПКС прошло 4 года! «Цена на углерод» (не путать с «налогом на углерод») в России отсутствует, что не дает возможности российским компаниям и регионам капитализировать результаты сокращения выбросов и потенциал территорий по их поглощению.
«Цена на углерод» в данном контексте – это компромисс между удельной стоимостью затрат на сокращение выбросов (или увеличение поглощения парниковых газов) и удельной стоимостью прав на выбросы парниковых газов, определяемых как отношение величины ВВП, создаваемого в результате выбросов одной тонны парникового газа, выраженных в денежных единицах (рубль) на одну тонну выбросов или поглощения в эквиваленте СО2. Порядок установления правительством «цены на углерод» определяется законодательно.
10 лет назад в плане содействия Правительству РФ был разработан проект институциональной системы управления и регулирования выбросов и поглощения парниковых газов вкупе с законопроектом прямого действия, позволяющий решать эти вопросы. В том же году данный проект, отмеченный дипломом Сенаторского клуба СФ ФС РФ и поддержанный всеми ведомствами, был заблокирован представителями МЭР. Расчетная доходность бизнес-модели этого проекта составляет 5-6 рублей на вложенный рубль бюджета, что частично подтверждает выгодность подобной деятельности, о которой заявил Пол Полман. Вопрос – что или кто мешает реализации подобного проекта федерального уровня, создающего институциональную систему стимулирования реализации экологических и климатических проектов в России, – остается без ответа уже 10 лет.
В своем эмоциональном выступлении директор Центра устойчивого развития Колумбийского университета Джеффри Сакс, типичный представитель «прогрессивного» Запада, все перевернул с ног на голову. Поскольку глобальные процессы управляются представителями «золотого миллиарда», то представляется более чем странным, что, обвиняя Россию в непринятии мер по борьбе с изменениями климата, он умалчивает об ответственности стран ОЭСР, которые, в отличие от России, за 28 лет переговорного процесса не сократили свои выбросы. Аналогично это относится и к странам-потребителям энергоресурсов, ибо спрос рождает предложение, а не наоборот. Понятно, что г-н Сакс учился морочить голову у столпов рыночной экономики в Колумбийском университете, но разве парниковые газы, о которых он заявил, по методологии МГЭИК (Межправительственной группы экспертов по изменению климата) являются вредными? У Греты Тунберг, что ли, он подучился подменять проблемы изменения климата экологическими – или Грета у него? Представляется, что и оскорбление президента США Дональда Трампа, прозвучавшее в выступлении Джеффри Сакса, недопустимо на подобных публичных мероприятиях. Тем более, что это прежде всего оскорбление многомиллионной части американского народа, которая этого президента избрала.
И главное – если парниковые газы являются такими уж вредными, то г-ну Саксу, наверное, как представителю «золотого миллиарда», радоваться надо, когда страны-потребители травят этими газами население…
Рено Селигманн, директор и постоянный представитель Всемирного банка (МБРР) в РФ, в своем выступлении солидаризировался с Джеффри Саксом и задался вопросом, можно ли «охладить» климат без экономической стагнации. Он повторил вывод Пола Полмана о доходности зеленого бизнеса в размере $15 на вложенный $1. При этом г-н Селигманн привел оценку МБРР природного капитала в России в $500 млрд и обратил внимание, что в условиях сырьевой, экспортно ориентированной экономики России её природный капитал будет уменьшаться при увеличении бедности населения России.
Эти выводы г-на Селигманна, наложенные на анализ деятельности Всемирного банка в России, невольно напомнили народную мудрость: «Пожалел волк кобылу, оставил хвост да гриву». Ни один природоохранный проект МБРР в России не принес успеха экономике страны, начиная с участия банка в российской локализации Монреальского протокола, о чём уже говорилось выше. Ныне г-н Селигманн умолчал в своем выступлении о текущей реализации Всемирным банком плана модернизации Росгидромета, что создает атмосферу особой деликатности вокруг этой темы и порождает новый вопрос – чего ещё лишится экономика России из-за этого проекта? Особенно после введения «углеродного налога», который Рено Селигманн лоббирует в России.
Чезаре Рагальини, заместитель председателя российской государственной корпорации развития ВЭБ РФ, поддержал Джеффри Сакса, но заметил, что озвученные им проблемы имеются не только в России, но и во многих других странах. При этом он сообщил, что процент зеленых проектов, финансируемых ВЭБ в России, с 2016 по 2018 гг. вырос до 40%. Также в своем выступлении он отметил, что если у России есть возможность с помощью зеленых облигаций привлечь финансовые ресурсы с международных рынков, то не надо это ограничивать.
И опять возникают вопросы. Если у МПР нет методики количественной и экономической оценки экологической эффективности – «зелёности», то какую методику оценки «зелёности» проектов в России использует ВЭБ? И если инвестиционные зеленые проекты имеют доходность $15/$1, то зачем привлекать финансовые ресурсы с международных рынков при наличии профицита российского бюджета и накопленных резервов в государственных фондах? Зачем кормить международных инвесторов при такой доходности зеленых проектов, когда можно пополнять федеральный бюджет, используя накопленные резервы государственных фондов?
После заявления директора Главной геофизической обсерватории имени А. И. Воейкова Росгидромета Владимира Катцова об антропогенных причинах изменений климата и разбросе прогнозов этих изменений напрашивается вопрос – если существует разброс прогнозных результатов, то как можно безапелляционно утверждать об антропогенных причинах изменения климата?
Необходимо согласиться с Федором Лукьяновым, главным редактором журнала «Россия в глобальной политике», что решения наших политиков далеки от выводов здравомыслящих ученых, которые еще на семинаре Президиума РАН в 2005 г. сделали вывод о научной необоснованности Киотского протокола как механизма борьбы с изменениями климата. Специалисты говорят об «адаптации», а политики, по сути, продают ресурсы жизнедеятельности граждан ради «спасения»? Но спасения кого – политиков, граждан или «золотого миллиарда» – и от чего?
В своем сообщении профессор Московской школы управления «Сколково» Николай Дурманов солидаризировался с комментарием, сделанным ранее на деловом завтраке Михаилом Ковальчуком, где действия климатических алармистов уподоблены привокзальным играм в наперстки. И подобное сравнение очевидно на примере трех «научных» выводов, сделанных г-ном Катцовым.
Спецпредставитель Президента РФ по вопросам природоохранной деятельности, экологии и транспорта Сергей Иванов в своем выступлении, говоря о политической важности климатической повестки, обратил внимание на то, что в дискуссии нет других ученых, кроме представителя Росгидромета. По его словам, в научной среде есть альтернативные мнения, утверждающие, что изменения климата цикличны и не связаны с антропогенным воздействием. Но лидером в разработке климатической политики является ЕС, а там, по мнению г-на Иванова, не прислушиваются к подобным альтернативным мнениям по ряду причин: «В современной обильно манипулируемой коммуникационной среде климатическую повестку будут все чаще использовать для решения политических задач, в том числе для дискредитации оппонентов».
После подобного спича сам Бог велел спецпредставителю Президента организовать конференцию с дискуссией российских ученых о климатических и экологических проблемах вне тренда климатических алармистов и обобщить их предложения.
Далее г-н Иванов обратился к проблеме периодического обновления суперкомпьютеров в Росгидромете, которая возникли из-за американских санкций. Очередное обновление иностранных компьютеров за счет кредита МБРР затягивается, и Сергей Иванов обозначил выход – зачем Росгидромету нужны зарубежные суперкомпьютеры, когда есть отечественные, которые не уступают по производительности американским? Представляется, что обоснованностью затрат на поставки суперкомпьютеров Росгидромету должна заняться Счетная палата, так же как и проверкой целесообразности повышения тарифов на сжигание твердых коммунальных отходов в энергетических целях.
Профессор факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге Олег Хархордин, подводя итог своему выступлению, отметил: «Возможно, мы не знаем того богатства, на котором сидим».
На самом деле экономические подходы к величине и оценке этого богатства впервые обозначил в августе 2004 г. доклад «Экономические последствия возможной ратификации Российской Федерацией Киотского протокола» Института экономического анализа (ИЭА) тогдашнего советника Президента РФ по экономике Андрея Илларионова. Мало того, тема «углеродного» богатства России ранее неоднократно освещалась в работах российских ученых – академика РАН Георгия Заварзина (1933-2011), заслуженного энергетика России Виталия Болдырева, заслуженного деятеля науки РФ, академика Российской экологической академии Владимира Лукьяненко (1937-2011). Но об этих работах мало кто знает. Предварительные неофициальные оценки «углеродного» богатства ресурсов и финальных продуктов работы инфраструктуры в России составляют не менее 15 трлн. руб. в год. Ряд чиновников и экспертов российских делегаций на переговорах об этом знает, но упорно скрывает, прикрываясь оценочными данными, рекомендуемыми МГЭИК. Причины подобного положения, сложившегося два десятка лет назад, достаточно банальны. Если эксперты российской делегации на переговорах по проблемам изменения климата начнут отстаивать приоритеты российской экономики и граждан, то в рамках процедур ООН их лишат возможности ездить в командировки по различным странам для проверки отчетности этих стран по выбросам парниковых газов.
По мнению председателя правления ПАО «СИБУР Холдинг» Дмитрия Конова, в ближайшее десятилетие бизнес к экологическим переменам будут подталкивать не только экономическая целесообразность и добрая воля, но и государственное регулирование.
К сожалению, за 25 лет, «плавая в водах» международных экологических и климатических проблем, Россия так не смогла создать здравомыслящее государственное управление и регулирование использования экологических ресурсов окружающей среды на своей территории, как и систему стимулирования использования экологически чистых и природоподобных технологий. Например, даже за 15 лет КП (вступил в силу в 2005 г. – Ред.) и за 4 года после подписания Россией ПКС закон о регулировании объемов выбросов парниковых газов и оборота на территории России прав на их выбросы застрял среди противоречий российских министерств и ведомств, как телега в басне Крылова «Лебедь, рак и щука».
Помощник Президента РФ, председатель попечительского совета Российского научного фонда Андрей Фурсенко в своем выступлении обратил внимание на ответственность потребителя, который в условиях рыночной экономики является конечным бенефициаром использования любых ресурсов. Что порождает массу вопросов и пропозиций – целесообразно ли для решения проблем изменения климата лишить потребителя основных ресурсов жизнедеятельности: воздуха, воды, пищевых и энергетических ресурсов? Решая проблему изменений климата, измеряемую «средней температурой по больнице» относительно главного виновника – потребителя, оптимально ли на международном уровне ограничить запросы стран ОЭСР и ряда активно развивающихся стран с многочисленным населением? Будут ли подобные действия справедливы с точки зрения климатических алармистов, хотя почему бы нет, если Маргарет Тэтчер и Мадлен Олбрайт уже высказывались о перенаселении России, относительно объемов имеющихся у нас ресурсов? Уж коли российские корифеи климатической и экологической науки обращают внимание на излишнее потребление ресурсов, то не разумнее ли начать эту борьбу с потребителями в особняках на Рублевке? Вопросы, конечно, риторические, но они множатся и готовят взрывной эффект.
Заключение
Завершая эту беглую аналитику, отмечу, что первостепенного внимания в первой климатической дискуссии на Гайдаровском форуме-2020 заслуживают выступления и прозвучавшие на деловом завтраке комментарии модератора – президента НИЦ «Курчатовский институт» Михаила Ковальчука. Актуальнейшее содержание этих выступлений как квинтэссенцию мнений наших передовых ученых целесообразно включить в программы средней общеобразовательной и высших школ, а также ознакомить с его содержанием чиновников и политиков, принимающих решения по экологическим, климатическим и экономическим проблемам.
На возникшие в дискуссии по климатической повестке (и возникающие после неё) вопросы рано или поздно России придется отвечать практически. И чем быстрее мы найдем и примем здравомыслящие решения, выгодные для нашей экономики, тем меньше станет наша зависимость от навязываемых извне негативных решений и предложений. В противном случае нас будут гнобить, по аналогии выводов Николая Дурманова: «Придут к нам (господа типа Джеффри Сакса) и скажут: «Разговор о том, что вы легкие планеты, забудьте. Вы — почки или печень планеты, или какой-нибудь другой малосимпатичный орган».
Использование и внедрение природоподобных технологий для сохранения равновесного баланса техносферы и биосферы является главным механизмом обеспечения жизнедеятельности наших граждан и биоты как в настоящее время, так и в будущем. Сегодня для этого у нас есть все условия. Только оперативно мы должны решить, как это сделать, и с помощью каких экономически эффективных для нас механизмов и инструментов будем продвигаться в этом направлении.
Виктор ПОТАПОВ, руководитель группы ученых ЭМС РСАВ (Экономические механизмы стимулирования ресурсоэнергосбережения и сокращения антропогенного воздействия), к.э.н.
