События в Западном Бирюлёво описаны уже достаточно разносторонне. Добавлю только подробность, услышанную от человека, пользующегося моим полным доверием. Во время схода, плавно переросшего в погром, многие жители района уговаривали понаехавших со всей Москвы не хулиганить. Митинг изначально собрался, чтобы власть услышала своих граждан, и нельзя было давать повод свести всё происходящее к погрому.
Первопричина массовости протеста, к сожалению, очевидна. 14 октября полиция и миграционная служба задержали на базе «Покровское» 1245 человек. Из них 243 — нелегальные мигранты. А нелегальное положение само по себе провоцирует к нарушению множества законов. И не только по причине, описанной в английской поговорке: если тебе суждено быть повешенным за овцу — почему бы не украсть ещё и ягнёнка? Человек, оторванный от общества, постепенно теряет навыки соблюдения его правил.
Изобилие нелегалов — и вообще чернорабочих — опасно не только социально. Санитарная проверка выявила на базе изобилие всякой заразы, включая туберкулёзные палочки. Так что привозные работники плодоовощной базы жили в дичайших условиях, заражая друг друга. А заодно могут заразиться покупатели овощей и фруктов, прошедших через их руки. Салат с туберкулёзной приправой — может быть, и вкусная, но уж точно не здоровая пища.
Увы, в нынешних условиях невозможно вполне избавиться от скопления невесть кого на подобных базах. Ещё в советское время мне доводилось не раз бывать на них, перебирая запасы, выбрасывая всякую гниль. Казалось бы, дичайшая растрата квалифицированной рабочей силы — я был далеко не самым умным и работящим из сотрудников Всесоюзного научно-производственного объединения «Пищепромавтоматика», теряющих на базе часы драгоценного рабочего времени. Но другого выхода не было: постоянных работников на скромную плату не сыскать, а повышение зарплаты обернулось бы подорожанием овощей. Советская власть заботилась о дешевизне еды не меньше нынешней. Если сейчас поднять оплату на овощебазе так, чтобы обычные жители того же Бирюлёво охотно пошли на эту работу, овощи подорожают настолько, что самим же бирюлёвцам и жителям множества других районов Москвы окажутся не по карману. Значит, при нынешних технологиях на базу всё равно пойдут гастарбайтеры да бомжи — те, кто готов получать гроши, жить в грязи, вкалывать сутки напролёт, глушить напряжение водкой, коноплёй и дракой.
По моему былому участию в разработке систем управления технологическими процессами уверен: сортировку и упаковку овощей и фруктов можно автоматизировать, и работа новых систем будет в конечном счёте даже дешевле, чем привлечение нищих работников. Не говоря уж о санитарном состоянии. Но разработка такой техники потребует нескольких лет деятельности организации, сравнимой с моей родной «Пищепромавтоматикой», где было две с половиной тысячи специалистов — и многие из них, насколько я могу судить, круче, чем в легендарной оборонке.
Кто рискнёт нынче, в начале второй Великой депрессии, вкладывать такие деньги на такой срок? Полноценная комплексная автоматизация низкоквалифицированного труда, как и другие большие задачи вроде строительства гидроэлектростанций или магистральных линий для интернета, возможна только в государственном плановом хозяйстве — хотя потом достигнутыми результатами может пользоваться и частный сектор экономики.
Собственно, и в период экономического бума в автоматизацию вкладывались далеко не все, чей уровень развития позволял ею заняться. Ещё в 1970-е годы первое место в мировом производстве промышленных роботов занимали то СССР, то Япония — страны, постоянно испытывающие острую нехватку рабочей силы и в то же время лидирующие на многих высокотехнологичных направлениях. Страны Европейского экономического сообщества (ныне Европейского союза) предпочитали завозить дешёвую — хотя и нуждающуюся в обучении даже элементарным производственным навыкам — рабочую силу с юга и востока Средиземноморья. Соединённые Государства Америки рассчитывали в основном на сравнительно умелую и образованную иммиграцию из Европы, а когда её поток ослабел, приступили к выводу рабочих мест в регионы дешёвой рабочей силы, прежде всего, в Юго-Восточную Азию и Китай. Сейчас туда выведены даже некоторые услуги: многие деловые люди в СГА нанимают себе секретарей в Индии (где со времён колониального владычества английский остаётся одним из государственных языков) — в конце своего рабочего дня сбрасывают туда через интернет все накопившиеся заметки и диктовки, а к утру получают пакет документов, приготовленных за индийский рабочий день, совпадающий с американской ночью.
С началом массовой автоматизации производства вошла в моду идея постиндустриализма — когда всё серийное производство смогут взять на себя машины, а на долю человека останется только выдумывание нового. СССР и Япония всерьёз пытались приблизиться к этому идеалу. СГА и ЕС предпочли его имитировать, подменяя технику людьми, оплачиваемыми дешевле расходов на эту технику. В краткосрочной — тактической — перспективе они выиграли: СССР так и не смог набрать критическую массу автоматических производств, способную в дальнейшем стать ядром всеобщей реорганизации (на мой взгляд, перерождение советской элиты в 1970–80-е годы вызвано не только шкурными интересами, но и разочарованием во многих перспективах, вроде бы открывшихся в 1960-е); Япония уже пару десятилетий пребывает в застое. Но тактический успех слишком часто оборачивается стратегическим провалом. СГА и ЕС не смогли (или скорее не захотели, ибо недооценили сложность этой задачи) обучить творчеству всех высвобожденных из сферы материального производства, а сфера услуг просто не может вместить их (да ещё с учётом вышеотмеченной возможности выводить часть услуг за рубеж).
В результате значительная часть граждан процветающего Запада получают фактически пособие по безработице, замаскированное под оплату заведомо никому не нужной деятельности (помню, как был поражён гонорарами участников американского конкурса лоскутных одеял, не нужных, по сути, даже самим создателям). Не вдаваясь в технические подробности (их я не раз описывал в своих статьях для «Бизнес-журнала»), отмечу: эти пособия стали одним из источников финансового кризиса, плавно перешедшего в нынешнюю Великую депрессию.
Ещё одно последствие имитации постиндустриализма очень наглядно проявилось в Западном Бирюлёво. Даже во времена массовой автоматизации технологических процессов задача устранения ручного труда на плодоовощных базах была одной из сложнейших — не зря ею не пытались заниматься всерьёз даже в «Пищепромавтоматике» (хотя была тому и формальная причина ― базы не входили в структуру, руководимую Министерством пищевой промышленности). Когда же сама эта автоматизация отступила на второй план (а в сферах, где осталась жизненно необходима, поменяла направленность: так, в металлообработке промышленные роботы, способные переустанавливать заготовки с одного специализированного станка на другой, уступили место многофункциональным обрабатывающим центрам, способным последовательно применить множество инструментов к единожды установленной заготовке), многие квалификации, необходимые для автоматизации работ с нестандартными природными объектами, оказались вовсе утрачены. Переборка, сортировка, упаковка плодов и овощей ведутся вручную по всему миру — хоть в СГА, хоть в ЕС, хоть в Японии, хоть на просторах былого (и, надеюсь, будущего) СССР. Со всеми вытекающими социальными последствиями.
Боюсь, для комплексного решения задач, способных ещё не раз — и не только у нас, а по всему миру — породить гнёзда преступности и антисанитарии, не хватит даже целенаправленных усилий государства. Понадобится ещё по меньшей мере очевидное исчерпание возможностей экономии путём вывода рабочих мест в регионы дешёвой силы — только оно может породить новый всплеск инженерных усилий, способных решить эти задачи заодно с множеством других, зачастую не менее сложных.
P.S. И напоследок несколько слов по другой теме, также связанной с бирюлёвскими событиями. Найти убийцу, чьё преступление их спровоцировало, удалось быстро благодаря сообщению хозяина квартиры, где он снял комнату.
Между тем нас десятилетиями приучали: доносить — западло. Доля истины в этом есть. Скажем, в 1936 году народный комиссар внутренних дел Николай Иванович Ежов распорядился: дело по обвинению в измене родине возбуждать только при наличии трёх сообщений от людей, не связанных между собой. Но вскоре поднялась такая волна доносов, что примерно половина дел по этой статье (№58 в УК РСФСР; в уголовных кодексах других союзных республик у неё мог быть и другой номер), возбуждённых за два года работы Ежова, при последующей проверке под руководством его преемника Лаврентия Павловича Берии оказалась дутой. Но без сведений от самих граждан большинство преступлений останется не раскрыто: никаких полицейских сил не хватит, чтобы заглянуть в каждый уголок страны.
Наша безопасность зависит от наших же сообщений властям. А честность и точность этих сообщений — и чтобы не распылять силы охраны правопорядка по миллионам ложных целей, и чтобы не началась новая волна ежовщины — на нашей же совести.
