После всего
Дебаты, борьба за голоса избирателей и, наконец, сами выборы – всё прошло. После бурной жизни всех этих сумасшедших дней, когда мы участвовали в праймериз Единой России, стало скучно и грустно. И не то, чтобы работы убавилось, в деятельности журналиста ее всегда с избытком, только поспевай, но это уже другое.
Кончилось стремление, борьба, открытие нового сурового океана, дававшего необъяснимое упорство в борьбе и несшего определенную опасность уйти на его дно, – океана, более известного под общепринятым названием: политика. А что теперь?.. Такое чувство, будто кончилась жизнь… Конечно, умом понимаешь что не вся, а только часть её, вернее, короткий отрезок, но все же, все же…
Подобное переживает путник, нашедший приют за монастырскими стенами, или искатель жемчуга, вразумившийся молитвами и постом, что его усилия, а с ними и злоключения, наконец кончены.
До выборов
Скептики утверждали по поводу праймериз, что это, мол, пустое занятие и трата денег, что народу и так все надоело, и участвовать он не станет в эксперименте какой бы там ни было партии. Возражать им, а среди них были именитые политики, было трудно. Вся логика говорила в их пользу.
И все-таки на голосование люди шли. И настроение на тех участках, которые посетили мы,– а значит были тому свидетелем, – было несколько приподнятым, близким к праздничному. Люди встречались на избирательных участках и радовались друг другу, словно после долгой разлуки свиделись на чьем-то дне рождения или, как раньше было, первомайской демонстрации. Иные – искренне говорю, ибо своими глазами видел (поселок Правдинский) – даже целовались и обнимались, приветствуя друг друга. Почему такой вдруг эффект – понять не в моих силах, но только из песни слов не выкинешь: что было, то было.
На улице у избирательных участков громко звучала музыка. Внутри помещения для голосования на этот счет было по-разному: где-то включали отечественные песни, где-то стояла тишина. Сотрудники, которые обслуживали выборы, везде вели себя доброжелательно.
За день до праймериз мы спросили жителей одного поселка, в котором проводился праймериз, пойдут ли они на предварительное голосование, и подавляющее большинство опрашиваемых отвечало положительно. Причем люди общались на эту тему охотно, благожелательно. Откровенно говоря, это было даже удивительно. Но приводило в восторг человеческое добролюбие. Да и как не восторгаться народом, столько раз обманутым, но все равно не ополчившимся ни на партию, ни на сам институт демократии. Правда, были исключения. Одна бабушка сердито ответила:
– Не пойду! – и не дожидаясь, пока её спросят о причине такого решения, добавила:
– Я голосую только за коммунистов.
За коммунистов – так за коммунистов, вольному воля. Разве кто станет возражать против убеждений или препятствовать человеку в его выборе? Упаси боже! Не для того мы так бились за честность выборов, чтобы самим отказываться от принципов демократии. О, нет! Мы по-прежнему исходим из правила: чем больше людей вовлечено в процесс самостоятельного выбора судьбы страны, области, города, поселка, тем лучше. Но настаиваем, чтобы происходило все без обмана и чтобы информация о кандидатах была полная, внятная, проверенная. И человек понимал, за кого он отдает свой голос.
Так же, как и бабушка, восприняла в штыки наш вопрос и работница обувной мастерской. Когда она услышала о голосовании, то прервала нас на полуфразе и заявила: «Мы выбираем только своих!» – Прекрасно. А кого именно? – тут обувной работник женского пола почему-то запнулась. Не знает, за какого именно своего кандидата она станет голосовать. А ведь так хорошо начала! Твердо, даже с вызовом. Разве это не замечательно, что народ отбивается от навязанных ему людей, о которых он не имеет даже представления. Свой – все-таки свой. Только кто-то должен был довести сведения, кто этот свой; что желает сделать для своих, и сможет ли, когда, облеченный доверием соседей и в целом однопосельчан, войдет во власть.
А вот мы остановили мужчину лет пятидесяти пяти у дверей в подъезд девятиэтажного дома. Произошло это в поселке с десятитысячным населением. Выслушав наш вопрос на пороге дома, он глубоко вздохнул, и только потом произнес: «Пойду»…
И это все, что мы встретили неодобрительного или полунеодобрительного.
Запомнилась одна жительница из большого поселка. Она недолго думала над ответом:
– А как же! – уверенно и бодро произнесла и улыбнулась. И в этой прекрасной добродушной улыбке нам открылась вся прелесть народной мудрости.
Начался праймериз
День голосования был суетным для меня. Надо было обойти несколько участков в разных поселках, удаленных друг от друга примерно километров на двенадцать-пятнадцать. Побывав в двух из них, приобрел некоторый опыт наблюдения. И на третий участок прибыл как бывалый наблюдатель. Это была поселковая школа, расположенная в одном ряду с коттеджами на длинной улице. Близлежащих общих дворов по этой причине не существовало. Шоссе, высокие закрытые заборы и двухэтажная школа с прозрачным ограждением.
Я предъявил свои права наблюдателя от СМИ. Но меня не оказалось в списках, более того, председатель участка огорошила меня известием, что никакого списка у нее нет вообще. Мне пришлось проявить терпение и настойчивость, указывая, что этого не должно и не может быть. И в конце концов женщина согласилась с моими доводами, признав мои требования все-таки разумными. Тем более что все могло окончиться непредумышленным скандалом в случае отказа учесть мои права наблюдателя от СМИ. Она позвонила в штаб, чтобы разобраться в недоразумении и получить инструкции. Из трубки до моего слуха долетели слова мужского голоса. С той стороны спросили, какое именно СМИ представляет заявитель (то есть я), и получив ответ, задали вопрос, как фамилия журналиста. Председатель медленно прочитала с моего паспорта. Видимо моя фамилия, подкрепленная именем и отчеством, что-то для обладателя мужского голоса значила, видимо, даже произвела впечатление, потому что он среагировал быстрее, чем раньше и слишком поспешно произнес:
– Пусть фотографирует все, что хочет!
Эти слова и передала мне председательша. Я же объяснил, что моя миссия шире, чем думает её начальство: мне нужно понаблюдать за работой участка и узнать подробности голосования. Она кивнула головой. Председательша была приветлива и отзывчива. Не искала вражды, не желала недопонимания. Так что все разрешилось наилучшим образом.
Ответив на мои вопросы, она предложила присоединиться к другим двум наблюдателям, которые были делегированы не от СМИ, а от группы поддержки кандидатов, и которые до сих пор незаметно себе присутствовали на участке и ни во что не вмешивались. Они разместились на площадке, возвышавшейся на полметра выше пола, и молча, скрестив одинаково руки на коленях, сидели в неподвижном положении, напоминая стариков аксакалов из фильма «Белое солнце пустыни», знающих только один ответ на все вопросы: «Давно сидим».
Я огляделся и понял, что избирательный участок располагался в актовом зале школы. Правда, потом выяснилось, что недавно его отдали под музей ВОВ. А площадка, где устроились так мило наблюдатели – это сцена.
Наблюдателей было двое: молоденькая девушка в джинсах и белой маечке с эмблемой Единой России и бабушка лет семидесяти, одетая в теплую кофту, с платком на плечах. Мне предстояло стать третьим. Взобравшись на сцену, я уселся рядом со своими коллегами-наблюдателями, скрестив руки на коленях точно так же, как и они, и замолчал. Долго ли коротко ли так пребывали мы в молчании и неподвижности, сказать не могу, но наконец меня утомила эта скучная роль. Более того, наше положение мне показалось смешным: сидят три человека на сцене и молчат. Я представил нас с балалайками: тренди-бренди… чижик-пыжик, где ты был… И топ ножкой – топ другой. И опять: тренди-бренди… чижик-пыжик...
Хорошо, подумал я, что меня не видят сейчас мои товарищи-пересмешники, с которыми я работаю в журнале, а то бы до конца жизни мне припоминали этого наблюдателя. Я даже представил как один из них спрашивает нас:
– А какие нарушения вы заметили за время своего дежурства?
А мы ему в ответ дружно:
– Давно сидим, – и по струнам балалайки как вдарим: тренди-бренди… чижик-пыжик, где ты был… И топ ножкой – топ другой.
Поморщившись от такой воображаемой картины, я повернулся к девушке, располагавшейся от меня справа и спросил:
– А вы кого представляете?
Она оказалась человеком серьезным и без всяких обаятельных девичьих вывертов строго ответила:
– Я представляю молодежное движение.
– А какое именно?
– Молодая гвардия, – ничуть не стушевалась девушка.
– А–а-а-а, знаю, – мягко и как можно приятно произнес я. – Это от коммунистической партии, да?
Девушка строго окинула меня взглядом:
– Что вы, – укоризненно ответила мне, – конечно, нет.
– А от какой?
Тут она вдруг смутилась. Я понял, что девушка не знает от какой партии это молодежное движение и стал ей подсказывать?
– Наверное, от ЛДПР.
Девушка устала бороться со мной и ответила:
– Не знаю от какой, но точно не от коммунистической.
Я мило улыбнулся ей, не удивляясь нисколько логике молодости с ее безоглядностью в делах и поступках. А между тем на маечке прямо у нее над сердцем была сине-красная эмблема (с изображением медведя) той самой партии, от которой она здесь сидит в качестве наблюдателя.
«Хор воя о несправедливости...»
Был ли обманут народ? Гладко ли прошел процесс предварительного голосования? Это была подготовка, говорят в Единой России. Хорошо. А что это меняет?
Лично я согласен, что победил Неверов, сумев организовать этот праймериз. Пусть прошло все не так гладко, как хотелось, но голосование состоялось. Выявлены ошибки, в будущем их можно будет избежать. Это так. Но в полемике о праймериз, уже после 22 мая, прозвучали очень странные слова: «Понятно, речь идет о подготовке к «большим выборам», и за хором воя о несправедливости необходимо не «проморгать» приобретенный в ходе мероприятия опыт».
Значит, «хор воя...»
Почему-то говорится об опыте выборов, но при этом исключается важнейшая часть этого опыта: работа со СМИ. Журналисты, конечно, не похожи между собой: там где один видит упущения, другой может увидеть преимущества. Тем не менее на выборах придется партии учитывать мнения всех, так как оно влияет на избирательный процесс. И разве не представилась возможность партии испытать себя в этом направлении? А что же, когда наступит время выборов вы будете разговаривать и обсуждать только те статьи, в которых нахваливают Единую Россию? Тогда вы уж точно проиграете все на свете. И потом: презрительное отношение к работе журналистов, которое проявилось в брошенном слове «вой», еще не раз сыграет дурную шутку. Ибо в демократии свобода слова – предмет уважения, а если вы её не признаете (как бы вам там ни показалось негативной роль искателей несправедливости), то надо честно признать себя нецивилизованным человеком, проще сказать – дикарем, а уж рассчитывать на победу в таком случае на выборах (в которых демократические институты играют самую важную роль) – глупо.
Да, журналисты вылавливали недостатки, и даже старались при этом, но если бы они не делали этого, то кто бы обратил внимание на вопиющие факты нарушений? Мы, например, говорили об отсутствии у лидеров программ (кроме Игоря Панарина). И сейчас не откажемся от своих слов. Потому что это правда. Мы сами окунулись в политическую борьбу, участвовали в дебатах и прочих мероприятиях по продвижению кандидата. Только у нас все было по-честному. И программа выставлена и биография. Нам нечего скрывать, да и обманывать людей не в наших правилах. Но мы и не боялись идти туда, где ждал нас народ. Мы старались, стараемся и будем стараться в борьбе за политическую чистоту – так же, как боролись и боремся за экологическую. Промокшие до нитки бродили по улицам, чтобы спросить у людей, как они относятся к выборам, знают ли они кандидатов, и зачастую разъясняли потенциальным избирателям, что собой представляет этот праймериз. А вот партии было все равно. Она не потребовала от всех кандидатов обязательного помещения собственных программ, биографий, мировоззрений хотя бы в интернете. Это нормально для честных выборов, которые партия же сама и объявила, или все-таки нет? На последние деньги мы ездили по городам и весям, изучая этот первый опыт праймериз и желая помочь Единой России избавить себя же от недостатков. И нам было не все равно, как проходили эти выборы и кто на них победил.
Так что праздное выражение за чашкой кофе «несмотря на вой о несправедливости...» – нас, естественно, задевает. А впрочем, если уж так хотите, пусть вой. Если воем можно назвать крик отчаяния, когда вы узнаете, что кого-то вычеркивают ни с того ни с его из списка на дебаты, пусть вой, если так можно выразить случай, когда отменяются дебаты на тех участках, где заявлен гонимый партией кандидат, пусть вой, когда видишь, что «старые» партийцы выставили огромные рекламирующие их щиты (на бог знает какие средства), выступают по центральному телевидению, будто бы в силу своей профессиональной деятельности, но на самом деле с целью пропаганды себя; пусть вой, когда мэр использует пресловутый административный ресурс, подключая к борьбе за себя тысячи людей, вынужденных ему подчиняться по службе и зависящих от него (особенно во время безработицы). А как же вы еще можете обратить на все это внимание, как вы собираетесь бороться с несправедливостью?
А сторонникам Единой России, ругающим этот вой, я предлагаю не затыкать уши. К этому громкому и неприятному звуку журналистского сообщества, который так возмущает нетерпящих свободомыслия, вою, который они так презирают, словно и сами верят в собственную непогрешимость, – советую прислушаться, внимательно, со всей строгостью к себе, чтобы потом не завыть самим, когда эти выборы вчистую проиграют!
Кстати сказать, самое большое неудовлетворение у людей на выборах вызвало большое количестве кандидатов, притом что никого из этих лиц население не знало, а изучить на избирательном участке, кто есть кто, – не представлялось возможным. Попробуй прочти мелким шрифтом, что написано под ста фотографиями выставленных кандидатов. И недели не хватит.
Собратьям по перу
Смею думать, что журналистов пригласили на праймериз не для сочинения панегириков партии Единая Россия. Их призвали все подмечать, раскрывать, и, при обнаружении недостатков, рассказать народу об этих фактах. А как же? На этих праймериз Единая Россия должна была научиться работе с такой журналистикой – дерзкой, въедливой, ищущей. Наши выборы не идеал, но стремится-то мы к нему должны. А пресса, что ж, у нее такая работа: у военных охранять от внешнего врага, у журналистов – поиск правды. А признать необходимо, что нет для нас всех худшего врага, чем неправда, за которой виднеются длинные уши несправедливости. И потому ополчились на журналистов звёзды эстрады, политики и чиновники, что они бояться правды. Как будто она виновата, а не господа артисты, депутаты, мэры, губернаторы и прочие, творящие поступки, огласки которых боятся.
А значит живи и работай, брат журналист, как раньше, как всегда: не верь! не бойся! не проси! Оставайся таким же, какой ты есть. Проникая во все помещения, куда не пускают – в дверь, и окно, и дымоход. Наша профессия – это правда! Кто бы там что ни думал об этом, кто бы там на нее матушку не обижался, кто бы там ни рыл землю, чтобы принизить участь твою в устремлении человечества к справедливости.
Юрий Андрийчук
