Местные жители намерены отстоять этот уникальный уголок природы. Эти места — самое дорогое, что есть у ханты и лесных ненцев. Как и многие поколения их предков, жители Нумто занимаются оленеводством, ловят рыбу, собирают ягоды и проводят обряды. Им очень нужна ваша поддержка!
Коренной житель Нумто, оленевод Василий Пяк опасается за привычные промыслы: «Живём как на иголках, в напряжении. Планы на пятилетку не строим. Не знаем, что завтра будет. Поголовье увеличивать смысла нет. Я его увеличу и по дорогам растеряю. Они говорили мне, что не будут здесь работать, а потом я по карте смотрел — видел, что в километре от моего стойбища “бетонка” будет. Если она тут пройдёт, где мне оленей пасти? Они вдоль “бетонки” разбегутся, их машины будут давить. Ограждаться? Как можно оленя оградить? Он полудикое животное, если в загон его загнали — как в тюрьму его посадили. Почему вообще мы должны от них огораживаться?»
Когда в лесах ханты и ненцев началось промышленное освоение, жизнь коренных жителей стала меняться. Наталья Вылла, лесная ненка, коренная жительница деревни Нумто, рассказывает о своём детстве:
«Я хорошо помню, как мы с бабушкой и дедушкой кочевали — ой, как мне нравилось! Я считать не умела, но загибала пальчики, сколько раз я спала, один день, два дня… значит, через столько-то дней мы будем переезжать на новое место… Я с вечера уже знала: если начали сумки и мешки передвигать, значит, завтра мы будем каслать [переносить стойбище — ред.]. Старое место всегда оставляли чистым, не то что сейчас… И нет той радости, которая была раньше — всё одно и то же, надоедает одна и та же панорама».
«Для нас [нефтяное — ред.] освоение — это огромный психологический стресс, — рассказывает Наталья. — Я видела одного парнишку, когда возле него появились объекты [нефтяников — ред.], он сказал: «Они пришли нас убивать». А я потом стала призадумываться, почему он так говорит-то? Потому что он это переносит болезненно. Я сама испытала огромный стресс, когда видела, как памятные места (сюда ездили к родственникам, здесь стояли наши чумы), то, что было дорого, разрушается».
Наталья много лет проработала на метеостанции, а примерно год назад стала инспектором природного парка «Нумто». Её муж Павел работает в пожарной охране. Они пытаются осмыслить происходящие в жизни их народа изменения и наладить диалог с нефтяниками, которые начали хозяйничать в их родном крае.
Павел видел множество аварий на территории парка. Однажды они с проверяющим на заброшенной буровой оказались по колено в нефти и тот «все валенки замарал». Рассказал он и про места накопления шлама, куда забредают олени, а затем гибнут. Ведь для животных нет границ. «Зато доход в бюджет России что-нибудь принесёт, — замечает Павел. — Два десятка оленей — ничего страшного. Жизнь одного ханта».
Павел уверен, что болота — важная часть местной экосистемы, и очень обеспокоен тем, что компания «Сургутнефтегаз» собирается добывать нефть здесь — в зоне ценных водно-болотных угодий парка. «Мы здесь живём и будем жить, — говорит Наталья. — Мы никуда не уедем. Эта земля для нас самая дорогая. Другой земли у нас не будет».
Пытаясь сохранить свою землю, Наталья написала памятку для сотрудников ОАО «Сургутнефтегаз», работающих на территории парка «Нумто». В памятке говорится об уникальных особенностях этих мест и проживающих здесь жителях, прописаны правила и принципы поведения сотрудников нефтяной компании на территории парка. Наталья регулярно посещает нефтяные объекты: «Я этим неряшкам всё рассказываю и даю срок [исправить — ред.]».
Несмотря на вторжение нефтяников в родные леса жителей Нумто, в деревне по-прежнему не запирают двери, а гостей здесь всегда встречают и провожают чаем и накрытым столом. Жизнь ханты и лесных ненцев неразрывно связана с природой: они изготавливают вещи из дерева, бересты и других природных материалов, собирают ягоды и ловят рыбу, женщины занимаются рукоделием, в каждой семье есть традиционные одежды (сахи и малицы), вышитые хантыйскими и ненецкими узорами невероятной красоты.
Людмила Лозямова, дом которой стоит на самом краю деревни, окружённый заснеженными берёзами, священным деревом ханты и ненцев, делает тряпичных кукол. Если туристы спрашивают, она продает их как сувениры. Нам она показала целую кукольную семью: маму, папу, бабушку, детей…
В альбоме со старыми фотографиями у Людмилы — старый дом у озера, в котором её семья жила раньше. Многое изменилось с тех пор: они больше не ставят чумы и не ездят на оленях, но её по-прежнему тянет в лес. «Я, как только приеду в Сургут, маленькой дочке говорю: “Я домой хочу, к маме хочу“, а она мне: “Ты уже большая…“» Сейчас в деревне Людмила, как и все другие жители, встаёт рано. Готовку и другие домашние дела нужно делать быстро: электричество в Нумто дают всего на несколько часов в день.
Пока мы сидели в гостях у Людмилы, к ней заглянул сосед Геннадий Пяк. Он рассказал, что в 15 километрах от его стойбища сейчас строят дорогу, собираются ставить буровую, грохот стоит жуткий, машины ездят. Геннадий не знает, как дальше пасти оленей. Если построят буровую, рыбу там ловить нельзя будет, уверен ненец. Затем он вспомнил свою жену-хантыйку и спел нам две песни на хантыйском о том, «как мы живём, как лето настанет — на моторках ездим, а как зима — на оленях, в упряжках, и голос оленей слышно», и на ненецком о том, как невесту сватают, а она смеётся над женихами.
Ирина Максимовна Покачёва приехала со стойбища в деревню в вертолётный день (он бывает всего раз в неделю). Она рассказала, что перебралась в Верхненадым, когда в Когалыме стали пропадать олени, и тогда здесь ещё не было никаких буровых. Одну из множества известных ей легенд про озеро Нумто хантыйка рассказала нам на родном языке.
Леван Сергачёв пригласил нас в свой дом на берегу у озера. Он работает инспектором природного парка Нумто. В деревне он живет с женой Анной и сыновьями Толиком, Гошей и Ваней, а старшая дочь Карина учится в школе-интернате (в самой деревне Нумто школы сейчас нет). Анна угостила нас ягодами, которые привезла из Сургутского района, потому что в этом году черники у них не было: болота подтопило, и вода так и не ушла. О том, что климат заметно меняется, в деревне говорят многие: больше нет пятидесятиградусных морозов и вечной мерзлоты, озеро быстро оттаивает весной, воды стало очень много, нет проезжих дорог. Леван пояснил, что дороги, которые строят нефтяники, проходят так, что нарушают водосток.
Леван ведёт учёт животных в парке, здесь водятся редкие виды птиц и много зверей. Инспектор рассказал, что орлан-белохвост прилетел сюда с мест нефтяных разработок. Леван сильно обеспокоен планами нефтяной компании: нефть здесь могут и не найти, считает инспектор, а вот птица точно пропадёт.
Его тревогу разделяет и оленевод Василий Пяк. В 10-20 км к северу от его стойбища, где собрался бурить «Сургутнефтегаз», расположены кормовые гусиные места, где птицы останавливаются при перелёте. Однажды он видел, как за пару часов на одном озере скопилась стая из примерно 5 000 гусей. К ним подлетели три орла и поймали по гусю. Остальные бросились врассыпную, и когда они взлетели, хлопок был похож на пушечный выстрел. Но сейчас гусей становится меньше, они меняют маршруты.
По словам Пяка, здоровье оленей тоже стало хуже: у них более тонкая шкура, испортилась шерсть, нет прежней выносливости. Если раньше одним выездом от Нумто можно было доехать хоть до Ханты-Мансийска (то есть за 300 км), то сейчас они едут километров 50 и ложатся.
Когда мы спрашиваем о последствиях разливов нефти, Василий рассказывает, что в окрестностях города Лянтор, в местах активного нефтяного освоения, рыба пахнет соляркой — её невозможно есть. Коренные из тех мест приезжают за рыбой в Нумто. Василий уверен, что жители Нумто смогут обойтись вообще без нефтедобытчиков: «Чем ближе нефтяники надвигаются, тем больше сложностей. Плюсов я вообще не вижу».
Жизнь лесных ненцев и ханты невозможно представить без земли, на которой они родились. Леса и болота — это дом, где многие поколения их предков жили в согласии с природой. Жители Нумто считают, что приход нефтяников напоминает захват земель: сейчас буровые окружают их родные земли и вплотную подходят к Святому озеру Нумто.
25 февраля на общественных слушаниях решится судьба одной из жемчужин Сибири — природного парка «Нумто».
