С чем ассоциируется Карелия в России? Леса, озера, Кижи, Кивач, беломорские петроглифы… Ну, с лесами и озерами понятно, а вот остальные культурно-природные объекты вызвали бы у финна недоумение. Потому что в Финляндии слово «Karjala» обычно вызывает совсем другие ассоциации.
Для финнов Карелия – это в первую очередь Карельский перешеек и Северное Приладожье. Те самые территории, которые в 1940 году после Зимней войны Финляндия была вынуждена уступить Советскому Союзу. Поэтому когда финны порой рассуждают о «возврате Карелии», не следует думать (кому-то бояться, кому-то надеяться), что они имеют в виду нынешнюю российскую республику под этим названием.
Эта путаница с названиями чем-то напоминает известный «македонский тупик». Греки традиционно именуют Македонией свою область вокруг города Салоники и поэтому возражают против того, чтобы бывшая югославская республика также носила это гордое имя. И той ничего не остается, кроме как называться во всех международных каталогах аббревиатурой FYROM (Former Yugoslav Republic of Macedonia).
Финны, конечно, не доходят до того, чтобы отказывать российской Карелии в праве носить это название. Но просто воспринимают его с некоторым удивлением… И в нем, заметим, есть свои резоны – нынешняя «столица Карелии» давно уже низведена до уровня обычной российской провинции. В сегодняшнем Петрозаводске практически нет ничего карельского – кроме, разве что, пары-тройки фолк-ансамблей да ресторана «Карельская горница».
Да в общем-то этот город пушечных заводов изначально никакого отношения к Карелии не имел, более века являясь столицей Олонецкой губернии. «Республику Карелия» (а точнее – «Карельскую трудовую коммуну») в 1920-м году провозгласили здесь «красные финны», бежавшие в Петрозаводск после того, как проиграли гражданскую войну у себя на родине.
С финской же точки зрения слово «Карелия» неотделимо от Карельского перешейка, где до сих пор сохранилась средневековая крепость Корела. Впрочем, этот город административно к Республике Карелия не относится – что еще более добавляет путаницы. В Ленинградской области он давно уже переименован в безликий «Приозерск» (по тому же типу в послевоенное время русифицировались и все другие топонимы перешейка – Зеленогорск, Приморск и т.п.)
За последние десятилетия Финляндию посетили миллионы российских туристов – а многие и не однажды. Но публикуемые в сети отзывы зачастую содержат похожее, двойственное наблюдение: с одной стороны, путешественники выражают восторг от финского качества товаров и услуг, природных красот и повсеместной чистоты. Но с другой – нет-нет, да и проскользнет: «а все-таки финны русских не любят».
Здесь конечно следовало бы сначала спросить самих себя: а почему это кто-то в мире нас обязан любить? Но это уже загадки национальной психологии… А разгадка в данном случае проста: финны не то чтобы «не любят» русских, но скорее им не вполне доверяют, стремясь сохранять некоторую дистанцию. И здесь причина тоже в национальной психологии. Точнее – в том тягостном эффекте, который на нее оказали исторические события Зимней войны.
В России, где великопобедная пропаганда становится громче год от года, события той «войны незнаменитой» представляются какими-то малосущественными до маргинальности. Ну, подумаешь, отобрали у финнов кусочек территории, чтобы отодвинуть границу от Ленинграда. Финны же были «за фашистов», могли бы и напасть! А то, что в тот момент (ноябрь 1939) сам СССР находился в союзнических отношениях с Германией, и Финляндия сама стала жертвой агрессии, поскольку, согласно пакту Молотова-Риббентропа, оказалась в «советской зоне интересов» – об этом вспоминать как-то не принято. Ибо эта историческая истина слишком контрастирует с расхожим мифом о войне, начавшейся с того, что «напали на нас».
А вот финская «великая отечественная» действительно началась с нападения СССР на их страну. И в этом глубинный корень различных исторических мировоззрений финнов и россиян, проявляющийся и по сей день…
Что же до «отобранного кусочка», то здесь полезно провести такую аналогию, которая сделает понятным для россиянина масштаб финских территориальных потерь. Представьте, что какая-то гигантская восточная держава (например, Китай) занимает второй по величине российский город (Петербург), главный российский курорт (Сочи), а также все арктическое побережье страны. А потом заявляет: никаких территориальных проблем между нами нет, давайте дружить и торговать!
В Финляндии именно это и произошло: вторым городом страны был Выборг, главным курортом – Сортавала, а единственным выходом в Арктику – Петсамо (Печенга). Все эти территории по итогам войны отошли к СССР. Ну и теперь на минутку поставьте себя на место финна. Очень ли вы будете «любить» гигантского восточного соседа?
Такой результат и поныне психологически отравляет русско-финские отношения – несмотря на внешний рост торговых и туристических связей. Возможно ли как-то распутать этот исторический клубок? Позиция российских властей хорошо известна – все территориальные вопросы закрыты. Но попробуем взглянуть на ситуацию с другой стороны.
В январе в Хельсинки мы встретились и побеседовали с Вейкко Сакси – лидером общественной организации «ProKarelia», выступающей за возвращение Финляндии утраченных ею территорий. Мы приводим нашу беседу не потому, что во всем разделяем его позицию, но лишь затем, что хотим ее знать, а г-н Сакси – далеко не частый гость в российской прессе. Обычно о нем у нас пишут лишь в третьем лице – как об опасном «экстремисте» и «реваншисте» – или вообще игнорируют. Однако игнорирование и замалчивание исторических проблем еще никогда не помогало их решению…
- Вейкко, нам бы хотелось услышать вашу позицию от первого лица – «ProKarelia» действительно добивается перехода части нынешних российских территорий под финскую юрисдикцию?Насколь реалистичны такие планы? Тем более в условиях доминирующего в нынешней России нео-имперского сознания…
- А вот мне кажется, это нео-имперское сознание вредит в первую очередь самой России. Потому что доверие к ней – и у нас в Финляндии, и в Европе в целом – остается малым, ее продолжают опасаться как наследника сталинской империи, а не воспринимают как современную, открытую страну.
Мы ничуть не претендуем ни на какие российские земли, в том числе на те, что у вас называются «Республикой Карелия» со столицей в Петрозаводске. Для нас Карелия – это лишь те территории, которые по Тартускому мирному договору 1920 года вошли в состав независимой Финляндии, но затем были у нее аннексированы Советским Союзом.
Так что если Россия заинтересована в реальном улучшении своего международного имиджа и европейской интеграции, к вопросу о восстановлении исторической справедливости придется вернуться неизбежно. Этот вопрос поставит сама история.
- Вы согласны с тем, что вас называют «реваншистами»?
- Мы не хотели бы представлять наши цели как какой-то односторонний «реванш». Мы предпочитаем разрешить ситуацию в режиме WIN-WIN – когда в выигрыше в конечном итоге оказываются обе стороны. Это возвращение территорий создаст новый уровень доверия между нашими странами и народами. Наверное, это прозвучит для вас странно, но мы действительно хотим сохранения и развития добрососедских отношений с Россией. Быть может, даже больше, чем наследники эпохи «финляндизации», когда наша страна прогибалась под любые требования СССР. Эти «прогибы» только загоняли проблему вглубь, но не решали ее. А у нас все-таки 1300 км общей границы, и мы заинтересованы в том, чтобы она была зоной сотрудничества, а не раздоров. Но для этого как раз надо урегулировать эту историческую проблему, чтобы она не мешала будущему.
Хотя многие нас сегодня критикуют и в Финляндии, обвиняя в том, будто мы стремимся испортить отношения с Россией. Но волю людей к своей родине не убить! Чтобы вам было понятнее, проведу аналогию с ордынским игом. Ваши предки все-таки его сбросили – несмотря на то, что многим это тоже казалось «невозможным»…
- Поддерживает ли ваши идеи современное финское общество? Иногда это гипотетическое «воссоединение» сопоставляют с германской ситуацией – как известно, немцам до сих пор не удалось модернизировать бывшую ГДР до западного уровня, хотя туда вложены огромные миллиарды. Это у многих ваших расчетливых сограждан вызывает опасения, что в случае возвращения этих территорий им придется нести колоссальные расходы.
- В 2000 году идею возвращения Карелии поддерживало всего около 10% финнов. А в 2007 году – уже 38%, и сейчас уже более 40. Как можно заметить, наблюдается неуклонный рост. Хотя мы еще не можем говорить, что наши идеи поддерживает большинство финского населения, но это уже весьма существенная часть, с которой нельзя не считаться. Пока еще официальные финские партии дистанцируются от движения «ProKarelia», но рост таких общественных настроений неизбежно заставит их поставить этот вопрос в парламенте. Демократия у нас все-таки работает…
Что же касается «дороговизны» возврата территорий, то есть несколько моментов, которые кардинально отличают нас от ситуации с ГДР. Восточных немцев все-таки около 20% населения всей Германии, а в случае с Карелией мы далеко не имеем такого числа. Кроме того, в случае ее возвращения многие нынешние ее российские обитатели (чиновники, войска, полиция) сами ее покинут. Далее, западные немцы еще пытались как-то модернизировать восточногерманскую промышленность, которая там все-таки была. А в приладожской Карелии сейчас есть лишь работа для тракторов и экскаваторов – сносить развалины, потому что ничего современного за послевоенные годы там не построено.
Мы предлагаем финским властям рассматривать возвращение территорий не как затрату, но как инвестицию в будущее. Карелия может стать для Финляндии своего рода «экономическим локомотивом». Там можно восстановить и модернизировать балтийские порты, которые обеспечат развитие этой территории за счет транзита – как это исторически и было.
Не будем также забывать и арктический анклав – Петсамо. Сегодня, в процессе глобального потепления, для мировой логистики все более интересными становятся северные морские пути. Сейчас Финляндия от них фактически отрезана, хотя полноценное развитие Арктики может быть только международным. И здесь вновь WIN-WIN – соединение развитого финского судостроения с российскими арктическими технологиями могло бы стать очень взаимовыгодным.
- Наверное, нам никак не обойти важнейший гуманитарный вопрос. Понятно, что все эти территории в послевоенное время были принудительно заселены людьми из разных республик СССР. Но их потомки в следующих поколениях – сейчас уже подрастает четвертое – уже стали считать эту землю своей родиной. И когда в российских СМИ всплывает тема возможного возврата территорий, их запугивают – мол, если придут финны, вас всех выселят, репрессируют и т.д. Вы действительно хотите повторить сталинские методы, только «наоборот»?
- Ну, понимаете, за российские СМИ я отвечать не могу. Эту проблему мы предлагаем решать строго на основе международного права – те, чьи права были нарушены ранее, должны получить их восстановление в первую очередь. А ведь общее число вынужденных покинуть эти родные края с 1939 по 1944 год составляет около 450 тысяч человек.
В 2005 году комиссия ООН под руководством бразильского профессора Пинейро приняла резолюцию, которая позволяет разрешать такие сложные международные коллизии. По принципу Пинейро, в случае возвращения собственности, например, жилых домов законным прежним владельцам, вопрос о возмещении убытков тем, кто занял эти дома в ходе последующей агрессии, лежит на государстве, ее развязавшем. Применяя этот принцип к карельской ситуации, мы можем заявить, что потомки этих переселенцев должны требовать удовлетворения своих прав у России – как правопреемницы СССР. Но с точки зрения международного гуманитарного права, в случае изменения государственного статуса этих территорий, никого нельзя ни принуждать их покинуть, ни принуждать остаться.
- Председатель «Карельского конгресса» Анатолий Григорьев еще несколько лет назад высказал идею о придании бывшим финским территориям статуса свободной экономической зоны. Как вы относитесь к этой идее? Может быть, она выглядит более современной и конструктивной, чем межгосударственное соперничество прошлых эпох?
- Здесь мы опять упираемся в вопрос о доверии. Вряд ли многие финские бизнесмены будут вкладывать средства в развитие этой экономической зоны, если она останется под российской юрисдикцией. Потому что память о том, что в любой момент может прийти какая-нибудь «красная армия» и «освободить» хозяев от их домов и предприятий, эта память все еще живет в поколениях…
Вейкко Сакси апеллирует к международному праву – и, как мне представляется, разрешить эту застарелую территориальную проблему в режиме WIN-WIN можно именно с привлечением современных международно-правовых возможностей. Это в первую очередь касается европейских организаций, которые уже не позволяют различным государствам замыкаться в своих узких интересах.
Россия и Финляндия являются равноправными членами Совета Европы. Если бы им удалось договориться о судьбе Карелии на общеевропейском уровне, это бы открыло выход из исторического тупика, когда Россия держится за эти территории, но их не развивает, а Финляндия опасается туда инвестировать. Кроме того, это существенно продвинуло бы и сам статус Совета Европы, превратив его из сугубо декларативного органа в инструмент реализации конкретных политических решений.
Представьте – на Карельском перешейке и в Северном Приладожье создается полноценный еврорегион – с коллегиальной администрацией и под общей эгидой Совета Европы. Думается, в этом случае у финского, и шире – европейского бизнеса было бы куда меньше опасений, что кто-то опять придет «все взять и поделить». А если предприятия, занятые созданием современной инфраструктуры, будут здесь вообще освобождены от налогов, вполне можно ожидать стремительного преображения этих заброшенных ныне территорий. И для России, кроме прочего, это будет исторический экзамен – на то, готова ли она к реальной европейской интеграции и отмене визового режима с ЕС (к чему ее власти вроде бы стремятся) – или все еще остается архаичной империей, способной лишь к агрессии и изоляции.
Кстати, такое решение приграничной проблемы в Европе вовсе не является чем-то новым. Например, Страсбург веками был яблоком раздора между Германией и Францией. Но когда там появились общеевропейские институты, город пережил стремительный ребрендинг и воспринимается сегодня, напротив, как столица европейской интеграции.
А пока такого решения «карельского вопроса» нет, все будет оставаться по-прежнему – с одной стороны мерзость запустения на месте некогда развитых земель, с другой – финская «нелюбовь к русским»…
