Черный групер был зверски голоден. Слово «зверски», конечно, не очень подходит к рыбе, поскольку рыба ни в коей мере не зверь. Но именно это слово очень просилось в описание гнетущего чувства голода, которое переполняло безобразное тело и её чадолюбивую душу.
Валерий Рогожников
Черный групер был зверски голоден. Слово «зверски», конечно, не очень подходит к рыбе, поскольку рыба ни в коей мере не зверь. Но именно это слово очень просилось в описание гнетущего чувства голода, которое переполняло безобразное тело и её чадолюбивую душу.
Сегодня уйти далеко от пещеры в поисках пищи Чёрный боялся. В нынешние тяжёлые времена даже джентльмен побережья великолепный снук (тропическая рыба очень похожая на судака) мог сожрать оставленных без присмотра малышей. Отец групера, живший далеко в заливе в трюме утонувшего много лет назад рыболовного траулера, уговаривал сына перебраться вместе с внуками к нему, и в этом был немалый резон. Нужно было только дать немного подрасти малькам, чтобы они смогли безболезненно выдержать такое нелегкое и опасное путешествие.
Голод напомнил, что он не тётка, и групер занялся обследованием нор под набережной. Чуть поодаль в пещерке жил большой краб. Черный покрутился около, уговаривая краба выйти поговорить о погоде, но тот не соглашался, отрицательно помахивая перед носом групера огромной очень опасной клешней. Хитрость не удалась, и Черный, в стремительном рывке метнувшись на всплеск, схрумкал большую креветку. Гигантская среди своих товарок креветка была такой маленькой для аппетита рыбы, что и на минуту не удовлетворила чувство голода. Конечно, можно было попытаться съесть краба-паука, но по горькому опыту Черный знал, что этот краб несъедобен. Краб-паук в последние годы размножился немерено, объедая и без того не сытую живность залива. Старики говорили, что когда пауки сожрут все вокруг, они примутся друг за друга, и после этого жизнь в океане закончится навсегда. Очень может быть
Из-за большого обросшего аммонитами камня течение принесло какое-то бормотание. Черный осторожно шевеля плавниками подплыл к кораллу, заглянул за него и разочарованно вздохнул. Там лобстер по прозвищу Герцог, размахивая в воде подобранными на пляже очками, читал проповедь. Очки старому жлобу и на хвост не были нужны, но лобстер таскал их для солидности и очень ими гордился.
- Если вы не слышите, как стонет и плачет рыба, попавшая в сети, то у вас плохо со здоровьем, или нет сердца! – вещал старый пройдоха банде красных окуней.
Едой здесь и не пахло, поскольку окуни народ юркий – фиг догонишь, а Герцогу было лет триста. Черный уважал лобстера и предпочитал с ним дружить.
Групер еще немного порыскал в окрестностях своего жилища, не нашел ничего достойного еды и стал косить лихим глазом на пристань. Там «двуногий» старик приладил внутренности огромной кефали на стальной крюк ловушки и опустил леской в залив. Вокруг наживки поплыло облако крови, вызвав у Черного болезненный спазм в пищеводе. Когда старик уйдет, можно будет откусить наживку вместе с крюком (снасть потом совершенно безболезненно проржавеет и разложится в желудке) и полакомиться от души тем, что бог «двуногих» послал голодной рыбе. Тем более, что жирная кефаль редко доставалась груперу, поскольку в плавании и маневре намного его превосходила.
Старик закончил свою работу, собрал пожитки и похромал к машине. Вот зафыркал старенький мотор, тронутый ржавчиной драндулет выполз за ворота и укатил по асфальту прибрежной улочки. Групер не торопясь в предчувствии наслаждения деликатесной пищей совершил два круга вокруг крючков. Вода сегодня была мутной и мешала видеть полупрозрачную леску ловушек, но Черный знал, что она там есть. Групер подплыл к наживке и стал подергивать ее огромными, покрытыми безобразными наростами губами. Наживка не поддавалась. Тогда Черный стал осторожно втягивать в себя кровоточащие внутренности кефали, нащупал зубами толстую леску, аккуратно откусил ее, наслаждаясь редким деликатесом, проглотил наживку вместе с крюком и в ужасе свершившегося понял, что попался. Коварная острозаточенная железка была не одна. Вторая была прочным тройником, спрятанным в глубине наживки и этот крюк был прикреплен к тонкому стальному тросику.
Групер рванулся, но места для разгона и разрушительного удара по ловушке достаточно не было, а тройник вязко и больно вгрызся в желудок. Шок и отчаяние, поразившее рыбу, удалось загнать в подсознание, и Черный стал кружить вокруг сваи пристани, чтобы, найдя опору для тела на древесной основе пирса, сделать еще одну попытку вырваться. Трос выдержал и в этот раз, а групер очень болезненно ободрал свою чешую и кожу об острые створки ракушек, прижившихся на свае. Раз за разом Черный повторял свои отчаянные попытки вырваться, но опять и опять неудачно.
Групер был хищником, легко отбирал жизнь у жертв и не боялся смерти. Он верил, что его душа переселится в другую рыбу, а тело пойдет на продолжение жизни какому-то другому существу. Но ему было мерзко умереть от удушья в грязном ведре рыболова. Кроме того этим летом он не имел права на смерть, поскольку был уверен, что без его опеки мальки не проживут и недели, а ведь они были так малы и не знали, как мог быть прекрасен и добр этот мир.
Чувствуя, что теряет силы, захлебываясь кровью, Черный в отчаянном рывке, всё же разорвал снасть и ушел под прикрытие набережной в свою пещеру.
***
Групер умер от ран через два дня, но успел через дельфинов вызвать отца. Сквалыга лобстер, тяжело страдая от собственной жадности, подкармливал мальков как мог, пока не приплыл Большой Черный групер и не увел внуков. Далеко от побережья в трюме затопленного корабля под защитой грозного дедушки «рыбята» благополучно выросли, стали большими, безобразными, чадолюбивыми и очень вкусными. Как папа.
Старик нашел всплывшее тело Черного групера, прошептал ему «прости, брат», отсек голову, вынул внутренности и приладил к новой ловушке.
***
Ну, вот и всё. Ещё немного о лобстере. Сквалыга Герцог сидит в своей пещере, сочиняет грустные истории для взрослых и передает их через автора вам. В свободное от размышлений и добычи пищи время старый членистоногий спорит с камбалой о смысле жизни и о том, куда деваются души обитателей залива после смерти. По его мнению души неправедно живущих морских существ в наказание за грехи перемещаются в тела «двуногих».
Камбала с ним не согласна. Она считает, что боги не столь жестоки.
Материал подготовила
Алёна Подобед