Сенюшкина смотрела на Леську и не узнавала - рукав у куртки оторван, колготки - в хлам, сквозь дырку на коленке просвечивает огромная ссадина, волосы растрепаны, но главное - главное, огромный синяк под глазом.
Сенюшкина не стала охать да ахать, но сердце защемило.
- Тебя автобус, что ли, переехал?
- Я, мам, с душегубом подралась.
- Кто такой?! - Сенюшкина встрепенулась и даже перестала стаскивать с Леськи драную куртку.
- Это, мам, собачник. Ну, который собак на мыло забирает. Еще у него машина с будкой, а в ней собачек много, и все жалобно так скулят. Он Тимку нашего хотел забрать, представляешь?
Сенюшкина не представляла.
- И кто же этот Тимка?
- Ну, ты, мам, даешь! Это ж наш дворовый песик. Помнишь, мы его один раз с тобой кормили.
Сенюшкина вспомнила. Однажды, действительно, они с Леськой кормили колбасой какого-то беспородного пса, который радостно крутился возле хозяйственной сумки.
- Ты мне все по порядку сейчас расскажешь, только умойся и поешь сначала.
Но Леська не могла молча ни умываться, ни есть.
- Представляешь, мам, иду из школы, а по двору нашего Тимку на веревке тащит к машине душегуб. А рядом стоят и смотрят твоя любимая Лиза-подлиза, Сережка из соседнего подъезда и тетя Таня из шестой квартиры. А Вовка, ну, помнишь Вовку, который еще в прошлом году меня в лужу толкнул и заколку с куколкой сломал, и я плакала, что больше таких заколок в магазинах нет, а ты мне такую же сразу купила? Помнишь? Еще этот Вовка в меня из рогатки стрельнул и в спину попал, а ты еще спрашивала, откуда у меня такой синяк?
- Да помню я, помню Вовку твоего.
- И вовсе он не мой.
- Дальше-то что?
- Только Вовка за Тимку вступился. Стал у душегуба отнимать. А душегуб Вовку толкнул, а Тимку стал в кабинку затаскивать. Вовка подскочил, за Тимку зацепился, а душегуб его опять толкнул и еще и пнул. Мы с Лизкой стали душегуба просить, чтоб он нам Тимку отдал, Лизка даже плакать начала, Сережка тоже стал на душегуба нападать...
- А тетя Таня чего же? Молчала все это время?
- Нет, мам, не молчала, она его душегубом обзывала и махором.
- Толкали Вовку, а подраная вся ты.
- Так я же тоже помогала. Вцепилась зубами душегубу в руку, он и отпустил веревку, а Тимка и удрал, - Леська счастливо засмеялась, - вместе с веревкой, мам! Представляешь, им теперь других собак ловить будет нечем!
- Синяк-то под глазом почему? - Сенюшкину вдруг наполнили ярость и гнев.
- Так он меня еле от руки своей оторвал этот махор, когда тянул за рукав куртки. Ну, и еще малость по лбу стукнул.
- Ясно, ешь, давай. Хватит тараторить, - сказала Сенюшкина и направилась к входной двери.
Возле подъезда на лавочке сидела тетя Таня из шестой квартиры и смотрела куда-то вдаль. Сенюшкина без долгих разговоров спросила:
- Откуда эти собачники приезжали?
Тетя Таня пожевала губами и изрекла:
- Так кто ж их знает. У них на лбу не написано.
- Может, на машине написано было?
- Я не смотрела, не до этого было, мы Тимку освобождали. А ты чего, жаловаться собралась?
- В суд на них подам.
- Смотри, как бы они на Леську в суд не подали, она ему, махру этому, пол руки отхватила своими зубищами.
- И представляешь, пап, я кааааак ему в руку зубами вцепилась, он кааааак заорет - пусти меня, дура глупая, мне ж больно, ну, и еще там какие-то слова кричал, матные вроде. И давай меня за куртку оттягивать, а я, пап, как этот, как его, ну который челюсти не разжимает никогда, ну порода собачья такая... Пап, ну, как его?
- Бульдог?
- Ага, я, как бульдог, вцепилась своими сорокдвумями зубами.
- Тридцатьюдвумя...
- Чего?
- Тридцатьюдвумя зубами.
- А, ну да. Он меня за волосы стал отдирать, а я не отдираюсь из вредности. Тогда он каааак треснет меня по лбу и прям в глаз попал. А Тимка сбежал. Вот, пап, как все было, - Леська блестела на Сенюшкина одним радостным глазом, другой скрывался под опухшим веком.
Сенюшкин прижал Леськину голову к своему животу, погладил волосы, чмокнул в макушку:
- Гринпис ты мой.
Материал подготовила
Алёна Подобед
