Юрий АНДРИЙЧУК
Тетка Зоя (рассказ)
Тетка Зоя возвращалась из центра поселка домой. В правой руке она держала хозяйственную сумку, в которой вместились все её нехитрые покупки: упаковка вермишели, трехлитровая банка молока, триста граммов свинины, круглый черный хлеб. День был обыденный, будничный, погода стояла теплая, воздух был свежим и наполненным озоном, потому что до обеда прошел дождик. Незатейливые думы занимали сознание тётки Зои: она соображала, что приготовит на ужин; затем перебрала в памяти, какие еще заботы у нее отложены на сегодняшний вечер. Оказалось, что её ожидала стирка, впрочем, небольшая. Потом она припомнила, что должна накормить кур, а для этого придется где-то нарвать и потом измельчить крапиву. От перспективы иметь дело с этим неприятным растением тетка Зоя невольно поморщилась. «Лучше ботву свеклы, – рассуждала она про себя. – А с ним дать черствый хлеб… размочить… перемешать...»
Так в задумчивости вдоль штакетных деревянных заборов продвигалась неспешно тетка Зоя к дому. Тротуар в то время еще не был покрыт асфальтом, а представлял собой просто утрамбованный обувью прохожих грунт, даже не отделенный от проезжей части бордюром. На пути тетки встречались грязь и лужи, и ей приходилось преодолевать эти препятствия: где перепрыгнув, где обойдя, а где прямо по воде или грязи на одних каблуках мелкими шажками перебиралась она через затруднительные участки своего пути. Впрочем, всё это проделывалось бессознательно, не особенно отвлекая от мыслей по хозяйству. Ничего необычного в дорожном неудобстве не было – тетка Зоя, как и все, кто здесь жил, к этому привыкла.
Вдруг она почувствовала, как кто-то толкнуло её в бок... Но никакого толчка не могло быть, потому что она шла одна и, осмотревшись вокруг, тетка Зоя убедилась, что рядом с ней никого нет. Более того, улица была пустынна. И значит ей только так показалось, будто толчок... А произошло совсем другое.
Внимание тетки Зои привлек мешочек, лежавший с краю на проезжей части дороги, привлек сначала безотчетно, подсознательно – вот почему ей показался толчок. И только потом она поняла, что увидела нечто, что находиться здесь не могло. Мешочек был серого цвета, из плотной материи. Её удивили его размеры. До сих пор тетке Зое встречались мешки, в которых хранили картошку, перевозили сено и разную всячину по хозяйству. Это естественное их предназначение диктовало и соответствующие размеры. Но в тот мешочек, который лежал на краю дороги, не влезло бы и полведра картошки. Для чего же он предназначается?
Конечно, тетка Зоя бывала в кино и видела фильмы с детективными разными историями, поэтому у нее появились некоторые, хоть и смутные, догадки. Поверить же в них она не могла. Потому что не привыкла видеть на своем жизненном веку что-нибудь необычное, да притом еще и хорошее. Ничто и никогда не давало ей повода верить, что существуют на свете чудеса, равно как и то, что случаются выходящие из ряда вон происшествия, встречаются странные предметы или сбываются мечты. Слово фортуна она и вовсе не знала. Но не замечать очевидного тоже было невозможно.
Она чувствовала, как заколотилось сердце, будто желало покинуть пределы грудной клетки, когда таинственный мешочек оказался в ее трясущихся руках. Догадки усилились еще больше, когда на глаза ей попалась металлическая защелка, прошнурованная и опломбированная. Тетка Зоя не на шутку испугалась. Она сунула мешок с таинственным содержимым в хозяйственную сумку и оглянулась. Никого по-прежнему на улице не было. И она заторопилась домой.
Дорога была хоть и недолгой, но из-за человеческой природы, часто удлиняющей путь в моменты, когда внутренний ритм по причине волнения сильно увеличивается и нужно поскорее добраться до желаемого места, – казалась бесконечной.
Тетка Зоя жила с мужем и четырьмя детьми в квартире двухэтажного кирпичного дома. Она приблизилась к нему, и осталось преодолеть короткое расстояние до ближнего подъезда – всего их было два – и, войдя в него, затем скрыться за первой же дверью на первом этаже. Но как это сделать незаметно?
Двор был большой, с четырех сторон его окружали строения разного рода, образуя квадрат. В основе этой геометрической фигуры – так сказать, архитектурного ансамбля, находился дом, где проживала тетка Зоя. Напротив его и вровень по ширине располагался длинный кирпичный сарай. Он был разделен на небольшие помещения, которые распределялись по хозяевам квартир указанного дома. Там держали кур, свиней, кроликов, там же хранились велосипеды или мотоциклы. И рядом с ним, как правило, всегда находился кто-нибудь из жильцов, занимаясь своими делами… От первого подъезда к сараю тянулась аллея с высокими тонкими тополями, напоминавшими почетный караул выстроенных в два ряда молодых стройных военных. Под тополями располагались две скамейки, и там часто засиживались пожилые соседки.
Помимо сарая и аллеи опасность для сегодняшнего положения тетки Зои составляли и остальные стороны квадрата, образующего двор. С севера – деревянная небольшая двухэтажка на четыре квартиры. Окна ее выходили во двор; правда, из-за тополей оттуда был не виден первый подъезд. Однако перед ней красовался палисадник, удивлявший многоцветьем высаженных там астр, колокольчиков, лаватер, бархаток, в котором вечно возилась его хозяйка, то пропалывая, то поливая, то подсаживая что-то новое, – и эта женщина могла бы заметить тетку Зою и разглядеть ее взволнованность. С юга – сторону квадрата образовывала усадьба, огражденная штакетником, за которым виднелся небольшой кирпичный дом с верандой, окруженный садом. Из его окон тетка Зоя была как на ладони.
Между усадьбой и торцом многоквартирного кирпичного дома был зазор метров двадцать, и там располагались ворота, к которым с левой стороны примыкала калитка. Это был вход и въезд во двор с улицы. Рядом с калиткой стояла колонка для воды и чуть дальше – колодец. И это тоже были людные места.
Тетка Зоя, убедившись издалека, что никого нет перед воротами и за ними, решилась войти во двор. Она торопилась. И уже успела одолеть путь в половину торца своего дома, за углом которого был близок подъезд, как вдруг скрипнула дверь на веранде усадебного дома. Внутри у тетки Зои все похолодело. Через мгновенье из усадьбы выскочил шестилетний мальчик. Не успела тетка Зоя опомнится, как этот пострел уже пробежал мимо, нисколько не обращая на нее внимание, на ходу только крикнув «здрасьте», и исчез за калиткой двора. «Вот чумазый… к дружку побежал. А ведь вчера ему мать выговаривала...» – невольно пронеслось в голове у нее, но тут к ней снова вернулось сознание происходящего. Она зашагала быстрей. Тетка Зоя боялась, что кто-нибудь окликнет её, а потом станет расспрашивать, где была и что купила. И она не сможет скрыть события, случившегося дорогой, не сможет солгать, так как никогда этого не делала.
К счастью, все обошлось: во дворе не было ни души, и ей удалось проникнуть в свой подъезд и затем в квартиру никем не замеченной. Видимо, так сложились звезды в этот день для тетки Зои.
Дома она только решилась пощупать руками предметы, которые находились внутри, но вскрыть пломбу не посмела, и решила дождаться мужа, чтобы уж он сам как-нибудь… Петр Иванович вернулся с работы вечером, около шести, усталый и, как всегда, рассерженный, причем рассерженный неизвестно на что. Иногда казалось, будто окружающий мир доставлял ему сплошное огорчение, причем самим фактом своего существования. Так ли или нет? Как знать. Это был хорошо образованный человек, считался ведущим экономистом района, пользовался уважением коллег и, самое главное, начальства, поэтому занимал по местным меркам высокую должность. Заметив, что жена чему-то улыбается, что ей было несвойственно, Петр Иванович тяжело вздохнул, но не стал спрашивать о причине её довольно редкого настроения. Он вообще был равнодушен к волнениям и тревогам жены. Жизненная усталость в его пятидесятилетнем возрасте была уже так сильна, что подавляла в нем всякий интерес к близким ему людям. К этому надо добавить, что свою жену он не уважал, относился к ней лишь как к домохозяйке, и в этом смысле был последователен, и даже чрезмерно, предъявляя к ней бесконечные претензии по ведению хозяйства.
Апатия, раздражение и желание покоя овладело им полностью, и единственное отдохновение от мира он видел в роман-газетах. Он читал их подробно, подчеркивая удачные на его взгляд мысли в них красным карандашом. Вот только для чего? Возможно, в них он искал и находил подтверждения своим собственным понятиям о жизни?
Тетке Зое хотелось поделиться с Петром Ивановичем новостью как можно скорее, но она терпела, продемонстрировав недюжинную выдержку, так как была женщина честная и открытая, а значит, жила по принципу: что на уме, то и на языке. Выражение лица, правда, не могло скрыть её тайны, отражая словно в зеркале внутренние переживания, но одно дело лицо, и совсем другое – язык.
Тетка Зоя ждала, когда наступит какой-нибудь лучший момент для сообщения, чтобы прозвучало оно со значением, как гром среди ясного неба. Да, собственно, так оно и было: случившееся было для неё событием огромной важности, даже небывалой, неслыханной. А для кого подобное могло бы быть обыкновенным? Она следила за мужем пристально, не спуская глаз, уподобляясь боксеру, выцеливающему противника для решительного удара. И своего часа дождалась. Петр Иванович спокойно сидел за столом, ел суп из вермишели и читал газету, когда тетка Зоя решилась.
– А я разбогатела, – произнесла она отчетливо, направив свой взгляд на стол, с которого смахивала крошки хлеба.
– Да? – не особенно вдаваясь в её слова, буркнул Петр Иванович.
– Я даже машину могу купить, – снова произнесла она.
– А самолет? – он перевернул страницу, шурша газетой.
– А может и самолет. Я точно не знаю. Не считала.
Петр Иванович повернулся в сторону жены. В саркастическом выражении его лица, можно было прочитать все, что он думает по этому поводу. Он не удостоил жену словом, а только, наморщив лоб, вздохнул и снова обратился к газете. Но тетка Зоя разгорячилась не на шутку и не собиралась сдаваться. Убедившись, что муж не верит ей на слово, проследовала в комнату и вернулась оттуда с мешком.
– Вот, гляди, – довольно сказала она и положила на стол свою находку. При этом она от смущения прикрыла ладонью рот.
Муж неохотно оторвался от газеты и лениво, раздражаясь настойчивостью супруги, перевел свой взгляд. Увидев мешок, который она положила на стол, он сердито нахмурил брови, затем уставился на жену:
– Ты где взяла?
– Да вот шла по улице, вижу лежит, – отвечала тетка Зоя и, проследовав к раковине, принялась мыть посуду, как бы показывая этим, что все произошло между прочим, и она не придает случившемуся особого значения.
– Как так по улице?! – нервно переспросил муж. – Ты хоть знаешь, что это такое?
– Догадалась, что ж я дура, что ли?
– И на том спасибо, черт тебя подери. Сколько там?
– Не знаю, я не считала.
Петр Петрович обследовал мешочек, изучил пломбу.
– Дура, ты дура, что ж ты наделала?
– Я?.. А что? – испугалась она, не понимая, что так встревожило мужа.
– Где ты нашла? На какой улице?
Тетка Зоя рассказала.
– Лучше бы ты прошла мимо.
– Почему?
– Как ты докажешь, что ты нашла? А? Ну, скажи!
– А я расскажу, как было… А что?
– А что! А что! Да кто ж тебе поверит! – нервно закричал Петр Иванович.
Он вскочил с места, так что стул, на котором он сидел, перевернулся, и подошел к окну. Во дворе бегали ребятишки, беззаботно игравшие в какую-то взрослую жизнь. Гомон стоял, словно это были птицы по весне, которые, почувствовав на своих пернатых спинах лучи солнечного тепла после холодной зимы, радуются обновлению природы. Дети Петра Ивановича и тетки Зои тоже были среди играющих. Все четверо были там.
Петр Иванович был человеком государственным, поэтому к пломбам относился серьезно, ответственно. И он не стал вскрывать мешок.
– А ну-ка, погоди, – нашелся он после некоторого раздумья, – завтра у нас собрание в райкоме, я присмотрюсь, понаблюдаю. Случайный человек не имеет такого добра, и, значит, не потеряет. Это кто-то из видных опростоволосился. А такой человек не может быть не партийным. Вот я на собрании, даст бог, его и высмотрю.
На следующий день в райкоме собрались однопартийцы. Дисциплина тогда была крепкая, так что отсутствующих по каким бы то ни было причинам – уважительным и неуважительным – не нашлось. В зале, где проводились мероприятия, стояла тишина, и один только монотонный голос докладчика нарушал её, сообщая товарищам, как район выполнял государственный план. Строгие лица партийцев, умудренных опытом суровой жизни, говорили о серьезности собрания. Однако Петр Иванович помнил и о своем деле на этом собрании и мельком, так чтоб никто не обратил на него внимания и не подумал, будто он кого-то ищет, стал поглядывать из стороны в сторону. И вскоре его опытный испытывающий глаз приметил одного товарища по партии. Тот был мрачен, тяжело вздыхал, хоть и делал это тихо, стараясь быть незамеченным, и вовсе не смотрел на докладчика, уставившись то в спинку впереди стоящего кресла, то в собственные колени. Звали его Василий Николаевич, и работал он бухгалтером на предприятии «Сельхозтехника».
Соответствуя регламенту, после речи докладчика и перед прениями объявили перерыв. Человек, которого Петр Иванович заподозрил в потере государственного имущества, покинул зал и направился в буфет. Там он взял бутылку лимонада и сел за столик. Петр Иванович занял место напротив.
– Что-то ты, Василий Николаевич, сегодня какой-то сам не свой. Случилось что? – спросил он у своего визави, как бы между прочим.
Василий Николаевич только молча отвел лицо в сторону.
– Так что ж там у тебя? – не отставал Петр Иванович. – С женой поругался, что ли.
– Нет, Перт Иванович, – не выдержал испытания Василий Николаевич, – ни с кем я не ругался.
– А что же стряслось?
– Беда у меня.
– Умер кто-то, что ли?
– Эх, Перт Иванович… У меня такое случилось, что лучше б я сам умер.
– Да что ж это такое-то? – притворно недоумевал Петр Иванович.
– Я деньги казенные потерял, – сказал Василий Николаевич. Голос его дрогнул, уголки глаз увлажнились. Он взял стакан и медленно стал наливать лимонад, но остановился, отставил бутылку в сторону, и обхватив голову руками, облокотился на стол.
– Как же это? Где? – спросил Петр Иванович с участием, но не подавая виду, что у него есть.
– Не знаю, Петр Иванович. Сел на велосипед с деньгами, а приехал в «Сельхозтехнику» без них.
– Украли или сам потерял?
– Не знаю. Всю дорогу обыскал от банка до работы – нет как нет. Думай, что хочешь. И что теперь будет?.. Тюрьма, одним словом.
– Погоди-ка, Василий Николаевич, хоронить себя, может, найдутся.
– Да где же найдутся? Говорю же тебе: я все обшарил. Нет их.
– А, может, кто-то нашел, да и вернет тебе.
– Эхе-хе. – вздохнул Василий Николаевич. – Держи карман шире.
– А в чем ты их возил? И какой дорогой ехал?
Василий Николаевич все в подробностях объяснил Петру Ивановичу, где ехал, как ехал. Злился на себя, на велосипед. Рассказывал от отчаяния, ни на что ни надеясь.
Когда Петр Иванович возвращал мешок Василию Николаевичу, он, разумеется, указал на избавителя от беды – на тетку Зою. За это она получила много слов искренней благодарности от бухгалтера «Сельхозтехники». Петру Ивановичу за все был выставлен Василием Николаевичем магарыч. И это происшествие они вместе договорились хранить в тайне, так как в те суровые времена по головке не погладили бы ни виновника, выказавшего халатность, ни избавителей, скрывших находку и тем самым потворствовавших должностному преступлению.
И тетка Зоя только однажды поведала нам эту историю из своей жизни, потому что не смогла носить в себе тайну, да и то рассказала все под большим секретом.
Прошло много лет…
Будучи проездом в тех местах, я не мог не зайти к своим старым знакомым. Двор двухэтажного дома нисколько не изменился: все та же тополиная алея, все те же скамейки... Меня встретила тетка Зоя радушно, сразу узнав, и только всплеснула руками от неожиданного моего появления. Она совсем состарилась: лицо покрылось глубокими морщинами, щеки впали, слова произносились вяло. Одета была в какой-то старый ватник без рукав. Оказалось, что она дома одна. Муж Петр Иванович уже умер и покоился на местном кладбище, а дети – что ж, дети, разъехались по своим домам, младшая только осталась дочка, но она была на работе, и я её не видел.
– Как поживаете, тетя Зоя? – поинтересовался я, когда мы присели в гостиной после обниманий.
– Да как, – ответила она, – да так, ничего. Все нормально... Сейчас я соберу на стол… А ты-то как?
Я убедил её ничего не собирать, объясняя, что тороплюсь и зашел ненадолго. После настойчивых препирательств она все-таки послушалась и присела напротив меня на жестком стуле, который был приобретен еще в бытность её молодости. Мне же достался диван, который я помнил еще с детства. Я рассказал коротко о себе.
– Да, – подытожила она, – а у нас все по-старому.
Я заметил книги, валявшиеся у окна, и стопку роман-газет, перевязанных бечевкой. Тетка Зоя поймала мой взгляд.
– Да вот хотят выбросить, – посетовала она.
Я подошел к окну, поднял книгу. Это оказалась старая советская энциклопедия по видам яблок, хорошо иллюстрированная на глянцевой и довольно плотной бумаге… Вторая книга была о народностях мира, дореволюционного издания.
– Как ты считаешь, эти книги никому не нужны? – спросила она меня.
– Я считаю, что это ценные книги.
– И я им говорю, – просияв, сказала она, – а они ничего не хотят слышать, говорят, никому они не нужны. Выкинуть надо – и все.
– А кто говорит? Кто хочет выкинуть?
– Дети.
Я развязал стопку роман-газет и открыл наугад страницу. Красным карандашом были подчеркнуты несколько строк, содержание которых касалось философии жизни…
– Петр Иванович мой всю жизнь собирал, а им не нужно, – жаловалась тетка Зоя.
Жизнь её прошла, жизнь, которую она посвятила своим детям и своему мужу. Кротость и терпение сопровождали её по жизненному пути, ничего для себя она не просила, и заботы этой женщины лежали лишь в области нужд семьи. Приходилось несладко. Но никогда она не завидовала, никому не желала зла. Просто жила, жила, как жили миллионы её соотечественников в Советском союзе, – безотчетно и в заботах о хлебе насущном. Петр Иванович её, догадывался, что существование его проходит как-то не так. Я понял это, листая роман-газеты (которые я, конечно, забрал с собой) и внимательно изучая подчеркнутые им фразы. Он всю жизнь пытался разобраться в этом, но разобрался ли, пригодились ли ему его открытия? Мы надеемся, что мысль, накопленная нами, передастся нашим детям, и они не будут начинать все сначала, а продолжат исследования её на собственном опыте и догадках, чтобы передать эти знания дальше. Так мы надеемся. Да так ли это на самом деле?
Мне страшно думать об этом.
Когда мы прощались с теткой Зоей, я попросил подарить мне все, что хотели выбросить её дети.
– Ты думаешь, что тебе они пригодятся? – с надеждой посмотрела она на меня.
– Не сомневаюсь… – ответил я тихо.
И на мгновение мне показалось, что свет молодости озарил её лицо.
Москва.
Юрий АНДРИЙЧУК
