Отец.
Недалеко от города Йошкар-Ола есть рабочий поселок,- Суслонгер. Я не знаю, откуда дед узнал про Суслонгер, и как ему удалось туда устроить сына. Возможно, когда-то дедушка плотничал в тех местах. (помимо всего прочего, он был старшим артели плотников).
Как бы то ни было, отец, после того как окончил шесть классов озерской школы, оказался в этом посёлке, где и стал учиться. Там же и работал, до того как его призвали в армию.
( отец, слева)
7 декабря 1941 года отец был призван в ряды РККА. Война уже шла полгода...
Последующая судьба отца мне известна, в основном, со слов моей мамы.
Она рассказывала об отце довольно скупо. Особенно то, что касалось их взаимоотношений, первой встречи, жизни. Только иногда прорывались у неё те мысли и чувства, которые она носила в себе всю жизнь.
Мама никого не хотела «пускать» в свою душу, даже нас,- детей. Как будто боялась растерять какую-то опору, стержень, который помогал ей выдерживать удары судьбы.
На фронте отец оказался весной 1942 года. О харьковской операции (май 1942г.) написано немало. В «История Второй мировой войны 1939-1945гг.» (т.5 стр128-129. М. Воениздат, 1975г.), есть строки, касающиеся этих боев: «К тому же соединения Юго-Западного фронта в большинстве своем состояли из необстрелянных бойцов»- это, как одна из причин поражения.
Одним из таких бойцов и был Педин Василий - мой отец. Вероятнее всего, эти «необстрелянные бойцы», были призыва осени 1941г. До весны 1942г. они проходили подготовку в маршевых ротах. Что такое - «маршевые роты»,- описал честный, русский писатель Виктор Астафьв в романе «Прокляты и убиты». Он сам в этих ротах,- «хватил горького до слез».
Об этих боях отец рассказывал следующее: «Шли, шли маршем по степям ровным, степь перерезана неглубокими оврагами (балками), потом повернули назад. Оказалось, что мы в окружении.
Приказали,- пробиваться малыми группами. Нашу группу окружили автоматчики немецкие. Сдавайтесь! Что тут сделаешь? Степь,- не убежишь. Сначала оказались в расположении румынских частей. Там легко было, лошадей у них водили поить...».
Потом побег. Когда пробирались к линии фронта, их захватили,- уже немцы. Всего, в той неудачной операции под Харьковом, в плену оказалось сотни тысяч солдат.
Немцы не могли быстро переправить такую массу пленных в Германию.
Были устроены временные лагери под открытым небом. Перегораживали колючей проволокой овраг. По краям оврага устанавливали вышки с часовыми. В каждом из таких лагерей находилось по 40-60 тысяч пленных советских солдат.
Отец же рассказывал следующее: «Все лето мы прожили в таком лагере. Осенью начались дожди, холода. Спали в три слоя: один слой людей ложился на землю, второй на них, а третий сверху. Периодически менялись местами. Верхний, промокший и продрогший слой, ложился в середину и т. д. Смертность была страшная. В основном умирали от заразных болезней, от которых, в условиях громадной скученности и полной антисанитарии, нельзя было спастись».
О чем думал отец, лежа в проклятой этой яме? Черные вороны садились на крыши сторожевых вышек, кружились над головами несчастных русских солдат. Вот тогда, в минуты невыносимой тоски, солдаты мычали знаменитую русскую песню: «Ты не вейся, черный ворон, над моею головой. Ты добычи не дождешься, черный ворон, я не твой...».
В конце осени 1942 года, выжившие оказались в немецких концентрационных лагерях, в Германии. Среди них был мой отец. Он рассказывал, что его ненавидел один немец-охранник,- бил его палкой каждый день, как по расписанию.
Отец скрипел зубами, вспоминая того немца, и говорил, что попадись он мне,- кожу бы с живого содрал.
(Июнь 1977г., Москва, ВДНХ... Стою у павильона советской космонавтики. Вдруг,- неожиданно,- резкий, лающий призыв-приказ: «Ахтунг, ахтунг...» -это старший немецкой туристической группы собирал своих. Меня как током ударило. До этого никогда вживую немецкой речи не слышал, только в кино. Но так все показалось знакомо, как будто я уже много раз слышал эту лающую, отрывистую речь. Что это? Генная память?)
Приезжали к ним в лагерь эмиссары генерала Власова, агитировали вступить в РОА. Многие, чтобы спастись от смерти,- соглашались. Отец уже тогда сказал себе,- к немцам служить не пойду. Шел уже 1944 год.
Однажды, их построили и стали спрашивать, кто из них может водить автомобиль. Отец не был шофером, но технику, т.е. моторы, знал. Он, понимая, что все равно не вынесет побоев, голода и непосильного труда, сказал, что может водить машину. Его перевели в другой лагерь, во Францию.
Военнопленные работали на строительстве метро под рекой Сеной в Париже. Там отец познакомился и близко сошелся с тремя ленинградцами. Эти ленинградцы были грамотные мужики, имели высшее образование.
Видимо там не было жестокого контроля. Была связь с французским движением Сопротивления. Они и совершили побег,- их вывез на машине мой отец. Двое суток беглецов прятали на конспиративной парижской квартире.
Отец вспоминал: «Прятали во вделанных в стену шкафах. Стояли во весь рост. Во дворе этого дома размещался немецкий гарнизон. Слышались разговоры, команды».
Потом их переправили в партизанский отряд (маки). Командовал отрядом русский эмигрант, граф.
Вот здесь, в партизанах, они уже по-настоящему воевали, мстили немцам.
6-го июня 1944 года был открыт второй фронт. 25 августа того же года немецкий гарнизон Парижа капитулировал.
Отец оставался во Франции до середины лета 1945 года. Он уже довольно сносно говорил по-французски.
Его полюбила французская девушка и просила остаться во Франции. Она говорила: «Базиль, останься...». Но он хотел вернуться на родину. Если бы оформил брак с француженкой, то не попадал в списки репатриантов.
Их отправили в Лондон. Там находился огромный лагерь для интернированных. Перед отправкой в Лондон, они,- все четверо,- дали друг другу расписки, т.е. свидетельствовали о своих товарищах. Такую же расписку дал им командир партизанского отряда. В английском лагере хорошо кормили и лечили. У отца уже появлялись признаки болезни, которая свела его в могилу- туберкулез
. В лагерь приезжали эмиссары из США, Канады, даже Австралии. Они уговаривали ехать к ним. Но у отца была только одна мысль,- домой. Потом,- пароход: Атлантика, Гибралтар, Средиземное море, Дарданеллы, Босфор...
Два офицера из группы интернированных, уже во время плавания,- застрелились. Почему? Никто не знал. Потом,- Одесса.
Здесь мама описывала потрясающую сцену: когда несколько сот человек сошли на берег,- все, как один, упали на мол,- плакали и целовали русскую землю. Родина стала осязаемой...
После, как обычно,- проверка через особый отдел.
Наверное, у многих, если не у всех, радость потускнела. За отцом не было никакой вины ни перед кем. Рядом находились товарищи, которые могли свидетельствовать. Тем не менее, после плена , никто домой сразу не попал. Или лагерь, или ссылка, будь ты хоть «семи пядей во лбу»,- такова система.
Почему отец сравнительно легко отделался,- ссылкой? Конечно, не расписки друзей тут помогли. Особистам было наплевать на какие-то расписки. Приказ Сталина №270 от 16 августа 1941года никто не отменял.
Мне кажется, тот факт, что партизанский отряд, в котором воевал отец, входил в структуру французского движения Сопротивления и существовал как официальная единица,- и сыграл главную роль. Тогда еще не хотели осложнений с союзниками.
Уже в 90-х годах у нас с мамой зашел об этом разговор. Я спросил: «Мам, ты то понимаешь, почему отца домой в 1945 году не пустили?»- она совершенно уверенно ответила: «А как же, он
ведь два года был в плену и в советской армии не служил,- вот он свой срок и должен был отработать».
Я даже немного остолбенел. Лично для меня уже в 1968 году было ясно,- пребывание отца на Урале до 1947года,- это лагерь.
Только тогда я по- настоящему понял,- какой отпечаток на человека накладывает время и его стереотипы.
Отец, конечно, многое знал про систему. Если, будучи во Франции, чему-то не верил, то уже дома окончательно понял: то, что говорили про советский режим- правда. Но не мог он сказать этой правды своей жене, молоденькой советской комсомолке. Да она бы и не поняла...
А дома, ни дед, ни бабушка никаких известий об отце не имели. Похоронка на него не пришла, то, что он пропал без вести,- тоже никакой бумаги не было. По прибытию в Одессу он послал домой письмо. Вот была радость в семье! А когда везли на Урал, сумел заехать в Озерки. Об этой коротенькой встрече помнили все мои тетки.
Ссылку отбывал в Златоусте, где работал на щебёночном заводе. Сохранилась фотография того времени, с карандашной надписью на обороте: «На добрую, долгую память дорогим родителям от сына Васи.8.09.-47года», и, - подпись,- Педин. (фото№3)
На фото,- молодой мужчина,- прямой, открытый взгляд, волевой подбородок, в уголках тонких губ,- улыбка. Отцу- 25 лет, выглядит старше; в себе очень уверен, чувствуется физическая сила. Фото сделано в Уфе, когда он лежал в госпитале,- болезнь не отступала. Но война его не сломала, а испытания и страдания закалили дух.
Бабушка мне тайком рассказывала об этом периоде: «У него там девушка была, жил с ней и ребенок от него был,- мальчик, Вася говорил, мол, на него сильно похож. Вот, может и брат у тебя есть». Я молчал и ничего не отвечал. Мать про это никогда со мной не обмолвилась, а спросить,- не решался.
Валерий Педин
