Некоторые экономисты хорошо разбираются в политической философии. Прежде всего, на ум приходят Мизес и Ротбард, но хорошие философы встречаются не только среди экономистов австрийской школы.
Амартия Сен и Кеннет Эрроу тоже знают, о чем они говорят, когда дело касается философии, согласны вы с ними или нет. Но некоторые выдающиеся экономисты явно слабы в философии, и, судя по новой книге Николаса Вапшотта, Самуэльсон Фридман (Norton, 2021), самый известный американский экономист двадцатого века, Пол Самуэльсон, отнюдь не был философским гигантом. Книга представляет собой исследование колонок Самуэльсона и Милтона Фридмана в Newsweek, и Самуэльсон, похоже, не очень глубоко понимал философские вопросы. У Фридмана дела обстояли намного лучше, но я буду говорить только о Самуэльсоне.
Одним из штампов противников свободного рынка является утверждение, что права человека важнее прав собственности. Это нонсенс; права собственности — это права человека на собственность. Самуэльсон исповедует крайнюю версию этого клише:
“Права собственности сужаются по мере того, как расширяются права человека”, — писал он. Он утверждал, что в то время как некоторые действительно страдают из-за вмешательства государства в рынок, свободный рынок создает своих победителей и проигравших. Свободный рынок предполагает, что каждый может покупать то, что хочет, но на нем существует такая вещь, как нормирование по цене (rationing by price), которая делает многие предметы недоступными для тех, у кого нет средств. Например, дети тех, кто не мог позволить себе хорошее образование, были обделены слишком высокой ценой на рынке. Таким образом, “свобода” людей, предоставляемая рынком, была лишь условной. (стр. 80)
Самуэльсон перепутал две разные вещи. Предположим, я хотел бы посетить Париж, но не могу позволить себе билет на самолет. Я не могу делать то, что хочу, но никто не применяет против меня силу и не угрожает применить силу, чтобы помешать мне поехать в Париж. Я не могу поехать, потому что не могу оплатить цену, которую владелец самолета установил за использование своих услуг. Ситуация была бы совсем другой, если бы я купил билет, а правительственные агенты насильно сняли бы меня с самолета. Самуэльсон мог бы возразить таким образом: различие между неспособностью что-то сделать, потому что для этого требуется чье-то согласие, которое он отказывается давать, и насильственным препятствием для выполнения чего-либо не имеет значения. Тем не менее, это различие существует, и Самуэльсон по большей части игнорирует его.
Более того, вскоре он еще более ясно дает понять, что не понимает этого различия. “Самуэльсон рассматривал цены просто как средство нормирования редких благ…. с этой точки зрения, действительно, преднамеренное повышение и понижение цен выглядит как средство управления человеческим поведением, а не следованием ему. Отвечая Фридману, Самуэльсон писал: “Либертарианцы не понимают, что система цен является и должна быть методом принуждения” (стр. 80).
Правда, есть некоторые признаки того, что он признавал различие (между принудительным и добровольным, — ред.), но просто не понимал, почему принуждение, как его понимают либертарианцы, плохо. “И даже если “принуждение” было подходящим словом, Самуэльсон считал, что такое принуждение находится в конце списка важных вопросов, которые должны волновать экономистов. “Представление о том, что любая форма принуждения, в чем бы оно не заключалось, является злом, которое перевешивает все другие пороки, превращает свободу в чудовищную пародию”, — писал он” (стр. 86).
Другими словами, Самуэльсон говорит, что если государство принуждает вас к обмену с кем-то или взимает с вас налоги, это не проблема. А почему нет? Самуэльсон дает нам удивительный ответ. Если вы пользуетесь своим правом на свободу, вы принуждаете тех, кто хочет, чтобы вы делали то, что вы отказываетесь делать. “Мое право на личную жизнь — это ваше одиночество”, — написал он. “Мое право на личную жизнь — это отсутствие у вас свободы иметь компанию. Ваша свобода “дискриминировать” — это отрицание моей свободы “участвовать””(стр. 86).
Этот отрывок позволяет нам разрешить кажущееся противоречие в том, что говорит Самуэльсон. Сначала он говорит, что на самом деле нет различия между правительственным принуждением и “принуждением” ценовой системы, но затем, кажется, признает, что различие существует, только для того, чтобы отклонить его как несущественное. “Примирение” заключается в том, что Самуэльсон берет такие проявления свободы которые вступают в конфликт друг с другом, обязательно предполагая принуждение. Когда ему кажется, что он признает различие между свободой и принуждением, это всего лишь оплошность с его стороны. Он не продумывал последовательно свое отрицание этого различия.
Он делает еще одну ошибку. Он отождествляет свободу с анархией, которую понимает как отсутствие правил. “Современный город многолюден. Индивидуализм и анархия приведут к трениям. Теперь мы должны координировать свои действия и сотрудничать”, — написал Самуэльсон (стр. 86). Он несколько раз приводит в пример светофор на перекрестке, ограничивающий свободу личности. Он не понимает, что если владелец дороги устанавливает правила ее использования, это не является принуждением людей, которые предпочитают игнорировать эти правила.
Неудивительно, что он любит налоги. “Для людей невозможно отрезать себя от общества, — утверждает он, и цена принадлежности к обществу — это обязательство платить за общие услуги посредством налогообложения…”. Налогообложение, которое является примером того, как государство принуждает свободных людей, является для Самуэльсона средством для хорошего гражданина выплатить свой долг обществу (стр. 85). Он не пытается объяснить, откуда у нас взялся этот долг перед обществом. Почему нужно еще что-то, большее, чем просто люди, которые свободно общаются друг с другом? Где можно найти “общество”, помимо этих людей? Самуэльсон нам не говорит.
Как и следовало ожидать, “Самуэльсон предпочел демократический процесс рынку, который справедливее, добрее, цивилизованнее” (с. 87–88). Несогласные — враги цивилизации, которых нужно принуждать к выплате долга перед обществом. Такова мудрость Пола Самуэльсона.
Перевод: Наталия Афончина
Редактор: Владимир Золоторев
