Ёмкин Геннадий Максимович – поэт, прозаик, член Союза писателей России. Он родился 8 февраля 1961 года в городе Арзамас-16 Горьковской области (ныне Саров Нижегородской области), там живёт и в настоящее время. Окончил Лукояновское педагогическое училище имени А.М. Горького, биолого-химический факультет Арзамасского педагогического института имени А.П. Гайдара.
Служил в армии в Туркмении, на Дальнем Востоке, участник боевых действий в Афганистане. Работал инструктором по спорту, кочегаром, дворником, лаборантом, техником, таксистом, преподавателем, инженером, трудился в сфере строительства, был частным предпринимателем, коммерческим директором.
Автор поэтических сборников: «Мне навеки дарована Русь» (2000), «Пусть в жизни всё произойдёт» (2007), «Княжий щит» (2010), «Земное ремесло» (2014), а также журнальных публикаций во многих изданиях России: в Сибири, в Воронеже, Калининграде, Самаре, Саратове и других городах. Печатался в журналах и альманахах Казахстана, Болгарии, Белоруссии, Германии. Первая публикация датирована 1987 годом.
Самобытный талант Геннадия Ёмкина отмечен званиями лауреата и премиями журнала «Русское Эхо», литературного альманаха «Арина», Нижегородской писательской организации за лучшую поэтическую книгу 2014 года, Всероссийской литературной премии имени Михаила Лермонтова, XXVIIМеждународного литературного конкурса имени Андрея Платонова «Умное сердце» (2020).
Прошлое не уходит из памяти, и немало стихотворений Геннадия Ёмкина посвящено афганской войне. «Перед нами редкий случай поэта-воина, впоследствии ставшего универсальным лириком, – отмечает Председатель Совета по критике Союза писателей России Вячеслав Лютый. – Обычно наиболее весомые произведения у таких авторов накрепко связаны с боевыми воспоминаниями. Острота переживания, смертельные обстоятельства, гибель друзей и зримое присутствие врага придают лирическому высказыванию ту единственность, в рамках которой время и люди существуют, практически, неразрывно. Лучшие вещи этого рода становятся художественной печатью эпохи, но одновременно не выпускают из своего интонационного плена вчерашнего солдата, прежде нашедшего замечательно точные литературные образы. Семён Гудзенко, Алексей Сурков, Константин Симонов – вот наиболее характерные примеры в истории отечественной поэзии XX века».
Жизненные испытания сделали поэта чрезвычайно чувствительным к знакам, говорящим человеку о Вечности, к событиям, происходящим на грани и за гранью земного бытия: он прислушивается к голосу Небес, беседует с погибшими друзьями и с Богом, как драгоценное воспоминание хранит в душе детски-чистое отношение к Творцу. На духовном опыте святых подвижников учит себя, зрелого мужчину, преодолевать недуги, искушения и телесную слабость, облекая сердце в духовную кольчугу.
Его слог бывает удивительно прост – или возвышен. А ткань стиха может наполняться деталями окружающего мира, точной фиксацией чувств и умозаключений – или удивительными сказочными образами.
Среди поэтических сюжетов автора философская лирика и созерцательные стихи, погружение в русский миф, публицистика, исторические коллизии и жанровые эскизы. Реальность в них временами уступает место влюблённости в жизнь слова и творческой углублённости. Часто поэт сливается с природой, хранящей мудрость бытия, вглядывается в мир животных, который становится молчаливым судьёй деяний человеческой цивилизации.
Но есть в личном самостоянье Геннадия Ёмкина то главное, чем он никогда не поступится: своей любовью к Родине и русскому человеку, стремящемуся прикоснуться душой к родной природе, растворяя в ней боль, тревогу, усталость, обретая радость и сердечный покой.
Римма ЛЮТАЯ
ГЕННАДИЙ ЁМКИН
* * *
Когда устанут звёзды мне сиять,
И небеса поведают о Боге,
Я соберусь – и по глухой дороге
Пойду просить прощенья и прощать.
Меня ты выйди тихо проводить
И окажи, прошу, такую милость –
Скажи, что ты мне в жизни не приснилась!
И мне не больно будет уходить
Туда, где сумрак, тайна и покой
Окутывают стынущие рощи.
И может быть, ещё одной звездой,
Тебя хранящей в мире, станет больше.
ВОРОН
Молча ворон кружит.
Видно, ведомо ворону,
Кто меня сторожит
По ту самую сторону.
Видно, ведомо ворону –
Там такие князья,
Что смотреть на ту сторону
Человеку нельзя.
И молчать, видно, ворону
До тех самых минут,
Как меня на ту сторону
Те князья поведут,
Как разделят там поровну
Всё, что было в судьбе,
Тело – ведомо, ворону...
Остальное – себе.
* * *
Ещё ни жёлтого листа,
Ни паутины серебристой
Прохладный ветер у виска
Не пронесёт.
Но полдень чистый
Настолько, что уже – вот-вот,
Вглядись, и ты увидишь это –
Птенец окрепший унесёт
На крыльях звон и краски лета.
Тишайший полдень.
Хрупкий свет.
Лишь георгины жарко дышат,
И ласточкам вздыхают вслед,
И осени дыханье слышат.
***
Памяти Родиона Лютого
Я с вами, птицы, говорю
На вашем, птичьем.
Я так давно боготворю
Его величье.
По человечьим выживать
Устал законам...
И свистом крыл хочу я стать
И вашим звоном.
ЛЕБЕДЬ БЕЛАЯ
Римме Лютой
То не ветер с Бел-Алатыря
Вести в горсточке носил –
То мне птица-Сирин плакала
Сказку из последних сил.
То не ветер исповедовал,
Гору горькую Горюн –
Это сказку мне поведала
Птица-дева Гамаюн.
Там, где Ворон перья выронил,
Сокол ясный пролетал.
Сокол Ворона повыловил.
Ворон речи затевал:
«Ясный, ясный ты Соколушко!
Смертным боем не когти!
Расскажу я, где Лебёдушка!
К воронятам отпусти!
Воронята плачут, бедные!
Я-то им всего нужней!
А у Лебедь – тело белое!
Много облака нежней!
Расскажу я, где Лебёдушка
Морем синим проплыла,
Со склонённою головушкой,
Белы-белы два крыла!».
Жили в поры те далёкие
Сокол-быстрые крыла,
Чёрный Ворон, мрачно клёкая,
Лебедь Белая была –
В море синем крылья плещутся...
Да далёко среди дюн
Сказки сказывали вещие
Птицы – Сирин, Гамаюн.
Воронят за-ради, вызнавший,
Сокол устремил полёт,
В те края, где, шейку выгнувши,
Лебедь белая плывёт.
Небеса тому свидетели:
Не устала налетать
Птица-Сокол Птице-Лебеди,
Тело белое терзать.
И летели белы пёрышки
Среди зорек и зарниц.
И, тоскуя по Лебёдушке,
Обращались в певчих птиц.
И с тех пор, как Сокол праздновал,
И долины, и леса
Населили птицы разные,
О ста разных голосах.
А из само-само белого,
Из изранена крыла,
Птица-Матерь Лебедь Белая,
Возродившись, поплыла.
То не ветер с Бел-Алатыря,
То не плач с Горы-Горюн,
Это – сказку Сирин плакала,
Да вещала Гамаюн.
Сколь времён назад слетело!
Сколь достанет наперёд...
Сколь не станет!..
Лебедь белая
Всё плывёт, плывёт, плывёт.
* * *
Когда иду под шумным сводом сосен,
Я не могу избавиться от чувства,
Что светлый мир порой настолько грозен,
Насколько сердцу во Вселенной пусто.
Я видел, как деревья умирают,
Я к смерти многих даже был причастен.
Я видел то, как люди выбирают
Красивых самых, режут их на части.
Скажите мне, что этот мир не грозен,
Что он храним любовью во Вселенной.
И я скажу: – Я видел слёзы сосен,
Я слышал плач берёзы убиенной.
* * *
А птицам тоже Родина нужна –
И соловью, и маленькой синице.
Любая ветка песне не годится.
Для песни птице Родина нужна.
И я, влекомый к дальним берегам,
Хотел им петь. Но в сердце мне звучали
Берёзовые тихие печали
И поклоненье веющим снегам.
И понял я: какого мне рожна
Далёких гор угрюмые отроги?
Верните мне туманы у порога!
Для песни птице Родина нужна.
Всегда твой сын, люблю и понимаю
Летящий лист, у образа свечу
И журавлей...
Я с ними зарыдаю,
Но никуда уже не улечу.
ЯБЛОНЕВЫЙ САД
Старый сад сегодня, тих и болен,
Доверяет мысли мне о том,
Что с высоких льётся колоколен
Весть о светлом, тайном, неземном.
Где-то птица крикнула лесная,
И тревожно стало на душе
От того, что осень расписная,
Может быть, последняя уже...
Видел я, что сад ночами плачет
И по небу ветками скребёт.
Только это, милые, не значит,
Что к нему цветенье не придёт.
Потому, любимые, живите
Так, чтоб я за вас всегда был рад,
А весною в гости приходите
В этот старый яблоневый сад.
Приходите в мае. Свет небесный
Хлынет вдруг!.. И грянут соловьи –
Это я вас встречу, бестелесный:
– Здравствуйте, хорошие мои!
ВОПРОС О ПЛАЧЕ
Диане Кан
– А слёзы –
Мужская ли доля? –
Спросил я у Родины вдруг.
– Мужская... –
Ответило поле.
– Но более верная – плуг!
Мужская...
Задумалась воля.
Но если разруха да сечь,
То мужа первейшая доля –
Доспехи и праведный меч!
Лишь матушка мудро молчала,
Дорожную ладя суму.
Мне это молчанье кричало,
Что плакать – найдётся кому...
МИЛОСТЫНЯ
Вложил лишь несколько монет
В её протянутую руку.
Сказал: «Родная, больше нет...» –
И вслед молилась мне старуха.
Подал лишь несколько монет.
Слова сказал совсем простые.
Старуха мне смотрела вслед,
Как смотрят дети и святые.
***
Римме Лютой
У лета силы надломились.
Вздохнула осень ясно, чисто.
Недавно ласточки носились –
Теперь проносит только листья.
Цветы, что уронили цвет,
Уже не манят к луговине.
Теперь заметней бересклет,
Теперь заметней куст рябины.
Как всё меняется, мой друг,
На состояние покоя,
Когда становится вокруг
Всё – тихое и золотое...
***
Там – за садами по оврагам,
Сегодня птиц не слышно, нет.
И на листву тишайшим благом
Полуденный ложится свет.
Ещё не канули желанья.
Но, чу – как будто лития...
И всё же краски увяданья
Согласны краскам бытия.
Согласно всё...
И не пристало
Уничиженно и шутя
Судить о крике птицы малой,
Достойном вздоха Бытия.
***
Светает.
Таинственно, зыбко...
Туман по долине плывёт.
И словно качается зыбка,
И ангел как будто поёт,
О том, что в Селеньях Небесных,
Где явлены нега и свет,
Ни страждущих нет, ни болезных,
Ни лишних у Господа нет!
Таинственно...
Зыбко...
Рассветно...
И пенье как будто вдали
Ужели всё – отблески Света,
Который невидим с земли?
Светает.
Таинственно, зыбко...
Туман по долине плывёт.
И словно качается зыбка,
И ангел как будто поёт.
ПАСХА
Ах, как колокольни пели-плакали,
И качался колокол небес,
Оттого что под святыми знаками
Мне сказали: Боженька воскрес!
Я, одетый к празднику «прилично»,
Как бабуся любит говорить,
Красное красивое яичко,
Отправляюсь Боженьке дарить.
Он возьмёт красивое яичко,
Улыбнётся, малого обняв,
И, как мама делает обычно,
Поцелует в маковку меня.
Я приду домой и милой маме
Расскажу: Яичко я отдал!
А меня тот Боженька во храме
Словно ты, скажу, поцеловал!
Я запомнил, всё тогда лучилось!
Звонко птица пела: «Динь-дилень!»
Чтобы дальше в жизни ни случилось,
Буду помнить синий-синий день.
То, как колокольни пели – плакали,
И качали колокол небес!
Оттого, что под святыми знаками
Боженька воистину воскрес!
ТИШИНА
Я слышал, как отговорили
Цветы и те, и те, и те...
Но, слава Богу, все забыли
О летней праздной суете.
Вода уносит лодку тихо.
Вода её теряет след.
Не то, что возгласа и крика –
Уже тебя как будто нет.
И всё к прозрачности стремится.
На всём молчания печать.
Молиться хочется, молиться...
Но, пуще – хочется молчать.
И слушать, слушать – у околицы
Уже который день подряд
Рябина молится, и молится...
И кисти красные горят.
* * *
В жестокий век, в глухие времена
Я память сохранил о лучших годах.
Тогда сияло солнце в русских водах!
Тогда сияло Слово в письменах!
Я жизнь принёс, Отчизна! Не отринь.
Она для тех, кто говорит не всуе,
Она для тех, кто истины взыскует
И не хулит отеческих святынь.
А вот душа.
Её возьмите те,
Кто на краю, потерян и страдает.
Пускай она свечою тонкой тает –
Но светит всем, кто брошен в темноте.
Вот кровь моя,
Возьмите, Времена!
Я кровно перед Родиной в ответе.
Быть может, ей напишут наши дети
Святые на знамёнах имена.
Вот кровь, душа, и жизнь моя, и память.
Возьмите всё! Мне нечего добавить.
