— Ах вот ты где. А я тебя потерял. Зову, зову...
Голова Сергея показалась в проеме чердачной двери.
— Прости, не слышала. Зачиталась... — Катерина оглянулась на мужа.
Задумчивая, она сидела с тетрадкой на коленях в окружении всякой всячины: пары сломанных венских стульев, ручной швейной машинки, стеклянных бутылей разной емкости, дырявого корыта, древнего приемника с проигрывателем для пластинок, большущего деревянного гребня, лампы с прожженным абажуром, самовара без краника, книг, стопки журналов. На всем толстенный слой пыли.
— Что читаешь? Нашла что-нибудь интересное?
— Интересное? Пожалуй, что и так. Это дневник.
— Школьный? Кто-то спрятал здесь дневник с двойками? — пошутил Сергей.
— Нет, не школьный. Представляешь, ему аж тридцать лет, тут первая запись от 83-го года.
— Ну-у, — протянул Сергей, — тогда в этом доме жили совсем другие люди. Я купил его гораздо позже, в начале двухтысячных. В усадьбе порядок навел, а вот до того, что здесь валяется, все руки не доходили. Да и жалко выбрасывать, если честно. Так напоминает мне бабкин дом. Там тоже на чердаке чего только не было. Я маленьким туда частенько лазал. Представлял, что это — рубка пиратского корабля, а я — его капитан. Конечно же, отважный. А еще, что дом — это ледокол, который идет спасать терпящих бедствие моряков. В общем, скучно мне там никогда не было, — засмеялся Сергей.
— Не поверишь, но и я любила забираться на чердак. Я же была пацанкой — росла-то с тремя братьями, — улыбнулась Катя. — Было жутковато немножко, всюду паутина, полумрак, предметы в нем казались такими зловещими, но любопытство... оно ж в детстве сильнее страха. Правда, представить себя в какой-то героической роли на чердаке я не успевала: моей девчачьей смелости находиться там хватало минут на пять, не больше. Потом я давала оттуда деру, но все равно ужасно гордилась, что я такая храбрая. Своим трусливым подружкам говорила, что я вообще-то и дольше могла бы оставаться на чердаке, но на меня напали летучие мыши и запутались в моих волосах... Вот фантазерка была! Хотя летучие мыши там действительно водились, но им до меня не было дела...
— Сколько приятных воспоминаний. Ну прямо не чердак, а машина времени.
— Точно, машина времени...
— А в дневнике-то про что? Любовь-морковь и всё такое?
— Да в двух словах и не скажешь, — посерьезнела Катя. — Вот и мне, как только я поняла, что это дневник, стало интересно: о чем он? Обычно же в нем пишут о чем-то очень личном, даже интимном — и это уж точно не для посторонних глаз. Я и сама, помнится, вела дневник. В детстве, потом еще раз начинала, лет в двадцать, наверное, в пору моих частых влюбленностей. А тут увидела этот, и, каюсь, так захотелось заглянуть в чужие тайны. Я и оправдание нашла своей «варвариной» любопытности: этим записям столько лет, что, наверное, никто не осудит, если я его полистаю. Ведь правда?
Сергей кивнул: мол, чего уж теперь, если оправдание все равно найдено.
— Я начала читать и... Ну и скукотища! Вчера и сегодня этого человека были прямо как братья-близнецы, похожие до минуты, до мелочи, до пустяка, и отличались разве только показаниями термометра. Точь-в-точь день сурка! Представь, просыпался человек, привычно смотрел на градусник, иногда выходил гулять и все время прислушивался к собственному организму. Ну вот как к старому, вконец разбитому автомобилю прислушиваются, у которого и мощность уже не та, и запчастей к нему не продают, а на нем всё ездят и ездят — мотор-то еще рабочий.
Сергей кивнул: да, такое бывает, и нередко.
— Вот смотри, — сказала Катерина и стала читать.
«23 декабря 1983 года, пятница.
С утра пасмурно, тихо, температура +2. Гулять не собираюсь. Только сходил на УВЧ горла. Пришел домой, стал прочитывать газету, а потом вздремнул. В начале третьего встал, пообедал и попил чаю горячего. И вот весь в поту. Очевидно, выходит простуда. Скорей бы она вылетела! Уже надоели эти насморки и т.п. Хочется на улицу.
24 декабря 1983 года, суббота.
День сегодня пасмурный, да притом и дождь, который моросил с утра и периодически был до ночи. Температура +3. Правда, на завтра обещают понижение до -4 и дождь со снегом. Возможно, к Новому году и подсыплет снежку, а то зима не похожа на зиму
27 декабря 1983 года, вторник.
Вторник выглядит пасмурным. Температура -2 градуса, летит редкий снежок. Так что Новый год будет не без снега. Погода тихая, но я пока на улице еще не был, сижу дома и прочитываю газету до дыр, как говорят. А что делать? Книг нет ни хороших, ни плохих. Надо бы записаться в библиотеку, но ехать не хочется, уж больно она не под руками расположена. Да и едва ли я подберу себе интересную книгу, ведь все хорошие находятся на руках или в личных библиотеках. Вот так и приходится убивать время попусту, не принося пользы ни себе, ни обществу».
— Да, ощущение, что только даты разные.
— Вот и мне так поначалу показалось. А потом...
Вот как бывает, порой включишь разрекламированный, но не очень удачный фильм, и смотришь его по инерции, надеясь хотя бы к финальным кадрам понять, в чем там соль и суть, ради чего всё затевалось, так и здесь я решила все же прочесть до конца. А вдруг истина, ответ на «зачем» и «почему» в следующей записи? И так строчка за строчкой, страница за страницей... и не заметила, как дочитала.
Дочитала я и задумалась... А ведь эти незатейливые и совершенно банальные на первый взгляд записи по большому счету о нас. Ну разве мало среди нас, современных, деловых и не очень, энергичных или инфантильных, образованных или просто с дипломом, а главное — еще не таких старых физически, живет точно так же, как вот этот человек, — уже не замечая бега по кругу... День за днем, день за днем... Пока смерть не остановит этого ставшего бессмысленным бега...
Сергей взял тетрадь из рук жены и, подойдя поближе к солнечному свету, падавшему из чердачного окошка, стал читать вслух:
«29 декабря 1983 года, четверг.
Всё ближе новый, 1984 год, осталось всего два денька. Ну а что он дает мне лично? Я к нему не готовлюсь. Вот только жду веселого Голубого огонька, а там пойдет всё своим чередом. Главное, конечно, было бы мало-мальски сносное здоровье, а всё остальное преодолимо. Да погода была бы зимней. Морозов, конечно, сильных не надо, а вот снега требуется.
Погода сегодня теплая, ноль градусов. Но вот пошел снег, возможно, он сделает свое дело и подвалит к новому году, и тогда всё встанет на свои места, и зима, то есть новый, 1984 год, вступит в свои права и не потребуется дополнительных «капиталовложений» в белое покрывало.
31 декабря 1983 года, суббота.
Последний день уходящего старого года теплый, ноль градусов. Сквозь сплошную облачность просвечивает солнце. Ветер гонит облака на юго-запад. Снег, который выпал, сделался сырым — можно катать и лепить кто что умеет.
1 января 1984 года, воскресенье.
Вот и пришел новый год. Уже прошло16 часов, как он вступил на московскую землю и принял эстафету от старого года. Новый год пришел не суровый, а мягкий, с ветерком. Температура ноль градусов. Но это только начало, впереди могут быть все капризы, ведь зимы еще целых два месяца, так что можно ждать всякого.
2 января 1984 года, понедельник.
Проходит второй день нового года. Кажется, нет никаких перемен, всё осталось по-старому. Та же теплая погода, даже теплее. Вот, например, сегодня +1. И это среди зимы! Вчера с вечера летел снег, а потом перешел в дождик, а сегодня было солнце, а потом стало облачно, порывистый ветер, что не особенно приятно для прогулки».
— Н-да, невеселые записи...
— Да уж какое тут веселье.
— Я вот читала и думала, интересно, а кем был тот человек? Где родился, рос? Кем работал? Кого любил? Как вообще он прожил все предыдущие дни и годы до этих двух описанных месяцев? Что-то ведь заставило его мир сузиться до размеров аптечной склянки и цифр на термометре за окном? Вряд ли это только старость... естественная телесная и духовная дряхлость, когда там болит, тут ноет, ничего не интересно, люди раздражают... Почему-то в его дневниковых записях нет ни одной о близких, друзьях, тех, кто его окружал. Он отчего-то закрыт даже от самого себя. Ну не могло же быть так, что он никого не любил в своей жизни. Не терял. И не был дорог кому-то. Так не бывает! Ему почему-то нечего и некого вспомнить — пусть даже и дурным словом. Меня это удивляет, даже поражает. И для чего так педантичен он в своих сводках, словно половину жизни прослужил на метеостанции: температура, ветер, осадки... Ведь вряд ли о погоде он говорил потому, что нечего было сказать обо всем прочем...
— И меня это удивляет. Если человек вел дневник, значит, к этим записям никто, кроме него, доступа не имел, и он мог быть предельно откровенным в них. Может, просто сам по себе он был замкнутым, не слишком открытым? Может, был в его жизни какой-то опыт, что не позволял доверять даже дневнику? Или давно смирился со своим одиночеством и пишет о том, что его еще волнует — о собственном здоровье и погоде.
— Ну, об этом мы можем только гадать.
Вот, послушай еще:
«6 января 1984 года, пятница.
Вот и прошла первая рабочая неделя нового года. Всё идет, кажется, как и шло в прошедшем году. Нового ничего пока нет. Вот уже неделю стоит плюсовая погода, и сегодняшний день — не исключение.
День сегодня прошел незаметно. Ездил в баню, да чуть было не замылся. Хорошо, что выдержал, не дал расслабиться, а то случилась бы неприятность, которая могла оказаться роковой.
7 января 1984 года, суббота.
Сегодня праздник престольный и церковный — Рождество. Его когда-то праздновали довольно пышно, с большим красочным представлением, много и весело проводили время, но это было в прошлом. Сегодня всё забыто и возврата, кажется, нет. Теперь немного о погоде. Сегодня она нехолодная, сухо, минус 3 градуса, и притом порывистый ветер. Так что, для того чтобы прогуляться, надо одеться потеплей.
9 января 1984 года, понедельник.
Сегодня пасмурно, тихо, температура воздуха минус 3 градуса. Решил поехать в парикмахерскую и заехал довольно далеко, до самого центра, около метро. Нашел маленькую парикмахерскую и подстригся. Но мастера в центре не ахти какие! Им надо еще работать, чтобы стать настоящими.
12 января 1984 года, четверг.
Вот пришел, как говорят в народе, чистый четверг. Встал я сегодня рано — надо было идти сдавать анализ. Потом вернулся, прочитал газету и заснул довольно крепко. Проснулся в первом часу — разбудило солнце, которое пробилось сквозь облака и нашло себе местечко между ними, чтобы послать свои яркие лучи на землю. А так сегодня с утра было пасмурно, дул ветер с юга, и идти против него было довольно неприятно. Температура — минус 4-6, возможно, наступают крещенские морозы.
...
14 января 1984 года, суббота.
Пришла суббота, а что делать — не знаю. Через час надо будет идти к терапевту, а потом посмотрю, чем заняться. Можно сходить погулять, но сегодня ветер, хотя и не холодно, можно сказать, тепло — 1-3 градуса. А вот из-за ветра и идти на улицу не хочется».
— Знаешь, а мне жаль этого человека... Судя по всему старый, больной, одинокий — ведь нет ни одного упоминания о жене, видимо, она к тому времени уже умерла. Он сам готовит себе, стирает. Его почему-то не навещают родные. Или ему не хочется говорить об этом. Хотя... вряд ли. Если бы рядом были близкие люди — дети, внуки — разве это стоило утаивать?
— Да, однозначно одинокий, тут без вариантов. А еще очень уставший жить.
— Ты заметил, только в паре мест его душа приоткрылась — ностальгией по деревне, откуда, наверное, он родом, по праздникам из той, прошлой жизни. А еще когда упоминает о ране, полученной, скорее всего, в войну...
— Да, заметил. Чувствуется, что он тосковал по деревне. Ведь не случайно этот дневник сохранился именно здесь, на чердаке дома. Видно, родился он тут, вырос, а потом уже стал жить в городе. Как я понял, в Москве. А там, как во всяком мегаполисе, одиночество переживается еще острее, потому что никому до тебя нет дела. Ведь останься он жить здесь, хотя бы соседи интересовались, заходили бы: мол, как ты тут, дед, живешь-можешь... Не надо ли чего.
— Ну да, не оставили бы без внимания.
Вот интересно, для кого всё это писалось? Думал тот человек, что потом, спустя многие годы, кто-то станет читать эти «мемуары». Или правда, что творчество, даже такого рода, часто — сублимация одиночества. Понимаешь, значит, человек этот был одинок настолько катастрофически, что единственным, с кем он мог поговорить о прошедшем дне, — был его дневник...
— Упаси нас Бог от такого одиночества!
— Как хорошо, что наши одиночества встретились, не разминулись...
«15 января 1984 года, воскресенье.
Вот так порой протекает жизнь в городе, как у меня сегодня. За весь день ни разу не вышел на улицу, хотя погода была неплохая. Правда, была метель, кружился снег. Но я чувствовал себя не совсем здоровым. Но все же надо было все же сходить. И температура была минус 3, но что-то подействовало на мое здоровье, я ощущал недомогание и слабость во всем теле.
...
19 января 1984 года, четверг.
Сегодня большой престольный праздник — Крещение. Бывало, ходили гулять в этот день, когда были молодые, а теперь осталось только воспоминание от прошлого, которое было хотя и несчастливое время, но праздник был как бы концертом, на который сходилась вся сельская молодежь. Да и пожилые приходили посмотреть.
Немного о сегодняшней погоде. Ночью выпал небольшой снег.
Я сегодня видел сон, в котором были покойники. А вообще, почти каждый раз, когда мне снится моя деревня с ее обитателями, которые когда-то в ней проживали, не знаю — к чему всё это идет? Но раздумий больше, чем надо...
Температура: утром — минус 7, днем — минус 3.
...
27 января 1984 года, пятница.
Сегодня, пожалуй, первый день в январе, когда солнце светило от восхода до заката. На небе не было ни единого облачка — за исключением дымящихся труб, которые выбрасывают копоть в зависимости от мощности котлов. День сегодня хотя и солнечный, но морозец есть. Ночью было -14-16, а днем стало потеплей — минус 8-10 градусов.
Сегодня у меня был банный день. Ходил в баню, помылся превосходно, даже чуть попарился. Но после бани произошло непредвиденное — заболело сначала горло, а потом пришел в мой организм грипп, который свалил меня в постель и, по всей вероятности, на долгое время.
28 января 1984 года, суббота.
Ночь не спал ни одной минуты. Температура 39 градусов. Тело горит, но потовыделения нет. Беспрерывно бьет сухой кашель, мокроты не отходят. От кашля возникли боли, и достаточно острые. Температура не снижается. Продолжаю лежать.
29 января, воскресенье.
Изменений к лучшему нет и не чувствуется. Тот же сухой кашель давит и заставляет содрогаться легкие и другие внутренние органы. Мокроты не отходят, а вот насморк замучил — только успевай менять носовые платки. Очень трудно переношу этот високосный грипп. Еще ничем не лечусь, только завтра собираюсь вызвать врача, а пока страдаю.
30 января 1984 года, понедельник.
Утром подал заявку на вызов врача. Во второй половине дня пришел врач, прослушал, выписал рецепт. Но то, что было надо, в аптеке нет, а что принесли — ничего не помогает. Кашель продолжает по-прежнему колотить, боли от него стали усиливаться, ночью совершенно не сплю.
...
1 февраля 1984 года, среда.
Болезнь еще больше обострилась после непрерывного сухого кашля внутри, возможно, лопнул сосуд, а может, открылась рана, и вместе с мокротами выходит кровь, а кашель стал еще более болезненным и совершенно лишил меня ночного покоя, сна нет, забыл о нем, как заболел. Невозможно даже лежать на койке. Скорого выздоровления пока не вижу, а как надоело болеть... Да и выкарабкаюсь ли вообще?»
Это была последняя запись. И тайна одиночества человека, который в дневнике скрупулезно описывал погоду, собственные недомогания, скупо вспоминал о своей, видимо, долгой и многотрудной жизни, для неожиданных читателей Кати и Сергея так и осталась нераскрытой. Пожелтевшие странички тетради, исписанные крупным ровным почерком, промелькнули кадрами хроники чужой жизни. Скорее всего она была наполнена разными событиями, где были, наверное, и радости, и победы, и страдания, и горе... Как у всякого пришедшего в этот мир. По ним, вырванным из контекста, нельзя сказать, был ли автор записей героем или подлецом, щедрым душой или скопидомом. Да разве это важно? Он был просто человеком, которому наверняка хотелось прожить долгую и счастливую жизнь и старость встретить в окружении семьи, любящих детей, внуков. Нормальное человеческое желание. Но отчего-то сложилось так, что единственным собеседником для старого нездорового человека оказался дневник. Вина ли это его? А может, беда?..
«На улице снова пасмурно...»
