Правда любой войны становится доступной после того, как отгремели взрывы и бойцы сняли натершую мозоли военную обувь. Вот тогда можно и послушать «героев войны», генералов от пропаганды.
Истеричных дамочек, вопящих о необходимости «защищать Родину» и ведающих наверняка, что они-то в тяжкие времена перекантуются в драпированных будуарах с приглушенным светом и мягкой музыкой. Здесь, собственно, надкусив «эклерчик» шлифованными от камня зубками, можно томно вздохнуть и молвить, что «ах как жалко этих солдатиков». Расчувствовавшись, можно даже завернуть неупотребленные «пироженки» и отправить на фронт. Все для победы.
Рецептов, как не стать «лузером», много. Любой скажет, что нельзя играть с наперсточниками, потому что нельзя выиграть. Любой скажет, что Родину не обманешь, даже если она любимая. Игры с государством всегда имеют один конец, как с наперсточниками. Менять правила можно на ходу, можно за минуту до необходимого вовсе отменить все правила. Можно даже самому поверить, что ты герой. Забыв про правду войны. Ту, которая честная. С потом, с кровью. Забыть приторное ожидание взрыва прошелестевшего над головой снаряда. Забыть про ужас и бессмысленность смерти с обеих сторон противостояния. Надкусить недоупотребленную пироженку, подмигнуть осоловевшей от драпированных салонов барышне и, подавив приступ рвоты, вставить «уместную» фразочку про «защищать Родину». Но, вернувшись, домой как с еще одной войны, разорвать, сжечь записки, сделанные во время ужаса, не своевременные сейчас, а может быть, даже опасные, но сначала перечитать их. Еще раз. И проститься.
Записки солдата украинских ВС, написанные в зоне АТО
…30 марта меня вызвонили. Как сейчас уже понимаю, это была подстава. У меня был еще перед этим, ну, не помню, какой-то праздник. Отмечали... Утром просыпаюсь от телефонного звонка — в десять утра. Человек представился как военком, но сейчас точно не помню. Я говорю: «А в честь чего всё это?» Человек начинает мне рассказывать про войну: «Надо идти Родину защищать...» Я говорю: «В смысле — Родину защищать?» «Та не, — говорит, — я пошутил. Вечером будешь дома». Я говорю: «Ну, добро. Что с собой надо иметь?». «Ну, — говорит, — пару бутербродов, и всё». Я приезжаю туда, а мне дают повестку на 45 дней, и всё... А, ну, единственное, что спросил — как самочувствие. Я говорю: «Да нормально вроде». И всё.
Вручили повестку сроком на 45 дней. Потом поездка в Белую Церковь. Дали время, чтобы собраться. Просидели там час в общей сложности. Я попал под первую мобилизацию. Еще со мной пошел друг, Толик. Он сейчас в Бердичеве. На полигон они собираются ехать. Пристреливаться. И он говорил: 15 числа будут ехать в зону АТО.
Полгода прошло, как не был в отпуске, и вряд ли его дадут вообще. Все стандартно, все, как у всех. Полевая кухня и стандартный набор в аптечке, как и рассказывали. Если точнее, то у нас аптечек нет вовсе. Вообще и не пахнет. Если родственники будут собирать, перечислю, что необходимо: жгуты, обезболивающие, бинты. Даже бинтов нет. Ничего нет. Поставили нас сейчас на локацию. Приезжают психологи, чтоб с нами работать. И все упрашивают тебя, чтоб ты ехал в зону АТО.
Но можно еще отказаться. Но я же не могу вот так... Потому что... бессмысленно... Наши пацаны там... Их обстреливают, а в ответ стрелять — они не стреляют, потому что не было приказа. И приказа-то как такового и не будет... У нас даже перемирия как такового не было. Наши приказ на стрельбу не отдавали.
Россия, ну, я не знаю... Как они там думают, что это у них там... Приказы эти отдают... Ну, блин, наши пацаны не стреляют вообще. А кто стреляет, того еще и судят. Вот и всё.
Мы стоим в поле, чего-то ждем. А чего, не знаем. Родные не знают, где мы. Без определенной цели. Без амуниции, без теплой одежды, мешок картошки на 30 человек. Как-то надо протянуть.
Приезжали волонтеры. Был пищеблок, сейчас его нет. Пищеблок собрали и вывезли, а куда, нам не доложили. Автоматы тоже у нас давно забрали. Когда мы из Белой Церкви выезжали, их нам дали. Мы их, можно так сказать, перевезли, а здесь их забрали. Ну, штаб мы поставили в «военнике», а так, вообще ничего — даже гранат нет. Наверное, хоть какой-то арсенал должен быть у солдата. Значит, нам не повезло. Вообще выделяют на 4 солдат по одной гранате.
Сюда мы приехали, так сказать, по устному распоряжению. Мы возмущаться стали, как, мол, устное. Это все должно быть написано в письменной форме, и вообще — приказ должен быть Генерального штаба. Со штампами, со всеми делами.
Мы приехали в пункт, пробыли там 3 дня, потом перевели в Мелитополь. А из Мелитополя уже дальше. Обещали, что пробудем здесь некоторое время, а потом в Белую Церковь поедем. Бардак, в общем. Кому верить, во что верить…. А даже если и будет на штаб давление извне, родственники всполошатся, они скажут, что, мол, снабжение есть и всё в порядке.
Написал друзьям. Просил подхарчить. Мол, вы по минимуму собрать можете и нам выслать… Когда я прихожу на вещевой склад, говорю: «Дайте мне каримат и спальный мешок». Ответ стандартный: «А, так вам не положено, у вас есть матрасы...» Когда мы приехали из Белой Церкви, нам дали по матрасу... «Вот, у них есть матрасы...» Так что, мне укрываться матрасом? Или что? Я тебе могу принести — попробуй на нём поспать на сырой земле и укрываться им... Он мне: «Ничего не знаю, ничего не дам». Я говорю: «Ну, спасибо вам большое...»
Всем наплевать на нас. Мне это тоже всё... Отношение, как к собакам... Жрем падаль, то, что осталось, — догнивает, это вот... Дожираем, доедаем. И спим всегда в каких-то лохмотьях.
Есть отделение «Новой Почты», добираться, правда, далеко, но мы доберемся. Лишь бы прислали чего-то.
Родственники и друзья за нас пытаются заступаться. Митингуют. Но бесполезно. Отписал домой, что, даже если вы сообщите о нас в Генштабе, не даст это ничего. Ну, куда вы пойдете, в прокуратуру? Мы знаем, что отвечают родственникам. Что все хорошо тут у нас.
Почитать отчеты командования, так мы тут как сыр в масле катаемся. Полевое положение, и все такое. Это в чистом поле стоим. По бумагам, в теплых палатках, на полном довольствии. Видели бы вы те палатки. И не увидите. Нету их. Никаких. По бумагам — это все есть: обмундирование, продовольствие, палатки. А на деле все это давным-давно уже тю-тю... Либо куда-то уехало, либо куда-то делось, либо уже продалось. Все думают, что волонтеры привозят ценные вещи. Да, подтверждаю, привозят. Слышал, что там, на вершине, они были… Это там, ближе к границе. Может, оно кому-то и надо там. И волонтеры привезли чуть ли не фуру колбасы. И вот эту колбасу зарыли. Вырыли там какую-то яму типа погреба. Её туда сложили... Шакалы эти... А здесь, внизу, ни одному солдату не дали. Солдаты ходили голодные. Вареные, вообще, тупо жрать хотели. Они не сказали и не доставали. Они её достали только тогда, когда она испортилась. И только потом её загрузили обратно в машину, короче, вывезли где-то и выкинули. Вот так к солдатам относятся офицеры и волонтеры. А офицеры, эти, конечно, для подчиненных все, что хошь сделают, хочешь, фигу покажет, хочешь, две. В общем, всё для своих подопечных и подчиненных.
Даже если и волонтеры приезжают, всё отдается офицерам. «Отцы солдат» это всё прячут. Солдатам ничего не достается. Вернее, достается то, что изначально принадлежит им, но во вторую очередь. А шакалы между собой распределяют куски.
Давлюсь от мыслей с голодухи и обиды. Это же наша страна. Наша страна. Складывается ощущение, что чистят мужской фонд. Подчищают в городах, тем более — в городах каких? Это Киев, Киевская область. Вот пригнали пацанов с Западной Украины. Ну, их там, в общаге, расселили. Далеко от нас, но тоже, получается, на территории того аэродрома... Но их к нам не подселяют, потому что мы тут больше как бы прожили, уже больше «схавали», короче. И понимаем, что нас обманывают. Либо просто пацанву как бы подпихали. Мы практически с ними не общаемся. «Затягали» их там по полной программе. В шесть утра у них подъем, зарядка... И погнали. А у нас этого не было. И вот сейчас уже — попробуй заставить. Вот так просто можно ездить на людях.
Мобильные телефоны просят отключать. Если оперативка какая-нибудь... Конечно, прячутся, где-то отходят подальше, чтоб не спалили. Отходят поговорить, позвонить на пару минут.
Прошло еще немного времени, нехватка питьевой воды. Без питьевой воды — капец. Еще не помешали б теплые спальники и термобелье. Амуниции не хватает катастрофически. На четверых один бронежилет. Потому что солдаты «посуточники». Меняют друг друга.
В Мариуполь мы вообще выехали без пайков. Главный наш «спаковался» и уехал в непонятном направлении. Мы тут теперь сами по себе. Всё «совдепия» проклятущая. Ни одного прибора ночного видения.
(Перерыв в записях…)
Давно мы уже тут в палатках в поле живем. На территории аэродрома находится наша воинская часть. Примерно 150 км от Мелитополя. Так и живем в палатках. Ночью мерзнем, днем, бывает, жаримся.У нас здесь такой Ташкент... Днем, короче, здесь жарко. Вообще. Выходишь — что в палатке у нас тут сауна, на улице... Черные все ходят, как негры. Кто в трусах, кто в шортах ходит. А ночью холодно. Тупо — аж морозит. Пар изо рта идет такой, прохладный.
Те, кто питается на полевой кухне, сидят по туалетам, не очень хочется питаться так. Когда были в части, был там и медпункт, но я туда не заходил. Мне лекарства присылает моя девушка.
Парни в части ходят кто в чем. Кто в тапочках. Я приехал сюда в своих кроссовках, аж до того времени, пока мне мои берцы не передали. Мои собственные, купленные в мирное время. Да и передачу, если даже направить, если попадем в закрытую зону, никто нам эту передачу не доставит.
В нашей 72-й бригаде большие потери, точного количества не знаю. Есть у нас пацаны, которые и автомат в руках не держали. Нас же тут ничему не обучают. Мы даже не стреляли ни разу. Ну, если честно, стрелял только раз. Ну, не считая точки. Точку я не считаю. В точке я не стрелял. А здесь — только раз.
Полгода мы сидели как пригвожденные в Белой Церкви, ждали, когда нас отправят. Четыре дня тому назад вернулись парни из плена. Пару дней там пробыли, с нашей бригады. Их по телевизору показывали. Хорошо, что их забрали. Точного числа пленных никто не знает. Мы знаем, что их тьма.
А вот есть те, которые находятся, как у нас говорят, в полной жо..е. Потому что там, где полная «жэ», там палаток нету вообще и сейчас. Там есть блиндажи. И всё. В случае обстрела они сразу бегут в блиндажи. Это не на улице.
Просто хочется, чтобы всё было по закону. Если нет военного положения и люди находятся в так называемом мобилизованном крае, положено отправлять в отпуск. Но нас убедили, что никакой отправки не будет. И не ждите. Нас должны вернуть. Обычно 90 дней и домой. А тут не допросишься. А даже если и вернешься живым, отпуск тебе дадут максимум на 2 недели. И даже малолетний ребенок не спасает.
Как нам сказали, что мы вообще сюда приехали «на выставку». Какой, вообще, смысл нашего нахождения здесь? Для количества людей. Чтобы сепаратисты видели, что у нас большая армия, много народа.
Всё это хорошо, но срывает нас тут. Долго не высидим. Планы у нас такие. Если 16-го числа нас никуда не забирают, мы планируем на Белую Церковь. Туда, к себе в штаб. Искать каких-то наших начальников и с ними уже беседовать. В чем проблема и что дальше делать.
Многие уезжают, разбирают палатки. Осталось у нас тут три палатки. В двух больших палатках приблизительно по 25–30 человек. И еще одна вещевая палатка. Она маленькая.
Машины нет. Как доехать, не знаем. Только пешком.
Странно получается, приезжают люди, служат они по 3–4 дня, другие неделю, кто-то больше, и уезжают домой. А мы всё тут сидим. Неужели нельзя их оставить, а нас домой. Так как все меняются.
Люди многие потеряли работу, все в кредитах. Кому дело есть? Хочется еды нормальной людской. И хочется понять, что мы здесь вообще делаем, ведь солдат должен выполнять приказ или хотя бы знать свой приказ. Это нормально. Я всё понимаю, идет война, и даже если убрать, то что мы без амуниции, еды и всяких других необходимостей.
Самое страшное это не то, что ты находишься в зоне АТО, и не то, что тебя в любой момент может накрыть, а то, что ты в неведении. Сидеть и ждать, нам говорят. А хоть бы кто знал, чего ждать? И какой мы приказ выполняем…
Многие уже ушли в самоволку. Без еды, в холоде и при изжоге мало кто протянет долго в смысле горячей любви к Родине.
Жизнь идет. Сосед уехал в Англию на заработки, соседка вышла замуж за африканца. Готовится отбыть к нему на родину. А ты, солдатик, сиди в чистом поле и слушай темной ночью зловещий шум осеннего ветра. Всё тихо. Как и прежде. Только изредка где-то вдали слышны глухие хлопки. И засыпаешь с мыслью, что вот завтра тот день и в отпуск. Мама и любимая, я скоро приеду. Ведь 30-го числа будет ровно полгода как я здесь.
Записала Виктория Гуральник (Киев. 2014г.)
