Имя Клавдии Шульженко, одной из самых любимых народом певиц, золотыми буквами вписано в историю нашей культуры. Ее песни — «Синий платочек», «Давай закурим», «Три вальса», «Руки» — до сих пор на слуху.
Клавдия Шульженко родилась 24 марта 1906, на Украине, в Харькове, в семье бухгалтера управления железной дороги. Отец серьезно увлекался музыкой: он играл на духовом инструменте в любительском оркестре, а иногда и пел соло в концертах. И первое художественное впечатление юной Клавдии Шульженко было связано именно с отцом. Его красивый грудной баритон, его выступления приводили девочку в неописуемый восторг.
Клавдия Шульженко постоянно принимала участие в художественной самодеятельности, в спектаклях, которые шли на сцене, сделанной прямо посреди двора. Спектакли вызывали жгучий интерес жителей соседних домой. Они приходили со своими стульями, табуретами, скамейками. При «входе» в театр на маленькой тумбочке стояла кружка, в которую зрители бросали «кто сколько может». Табличка, лежавшая рядом, сообщала, что эти сборы предназначались для оправдания расходов по постановке самого спектакля.
Было поставлено множество пьес, чаще всего инсценировались сказки. Безусловно, в каждом спектакле были песни и танцы, и девочка обязательно пела – либо по ходу пьесы, либо в концертном отделении.
Само же юное дарование, между тем в мечтах, никогда не собиралась петь: она должна была стать только драматической актрисой. И «виноваты» в этом не только первые любительские спектакли, но и кинематограф и, конечно же, кумиры кино, которые в те годы властвовали на экране — Вера Холодная, Иван Мозжухин, Владимир Максимов. Глядя на них, Шульженко все больше думала о драматическом театре. Ее любимым предметом в гимназии была словесность. А вот к занятиям по музыке относилась с пренебрежением.
В Харькове был прекрасный театр, под руководством прославленного режиссера Николая Николаевича Синельникова. Пересмотрев практически весь репертуар этого театра, Шульженко дала себе слово, во чтобы то не стало поступить туда работать. И ее желание осуществилось. На показе в Харьковском драмтеатре, куда она пришла в неполные 17 лет, Клавдия Шульженко лихо исполнила любимую песню отца «Распрягайте, хлопцы, коней». А аккомпанировал ей тогда заведующий музыкальной частью Иосиф Дунаевский, судьба потом не раз сводила двух талантливых людей. В театре Клавдия Шульженко, правда, играла всегда небольшие роли: в «Периколе», в «Детях Ванюшина», в роли певицы в спектакле «Казнь» пела романс «Снился мне сад». Выступала в клубах, в летнем театре «Тиволи», и в дивертисментах после окончания спектаклей.
Однако судьба распорядилась по–своему: родители решили отдать дочь в обучение к профессору Харьковской консерватории Никите Леонтьевичу Чемизову. И именно Чемизов раскрыл Шульженко глаза на ее талант, сказав однажды: «Ты счастливая, у тебя голос поставлен от природы, тебе нужно только развивать и совершенствовать его». Вероятнее всего, сама бы она никогда не пошла по музыкальной части.
Песенная слава к Клавдии Шульженко приходила постепенно. Случай свел ее с поэтом Павлом Германом, он и предложил молодой певице несколько своих песен, в том числе скоро ставшую знаменитой «Песню о кирпичном заводе», в народе — «Кирпичики», на музыку Кручинина и «Шахту № 3». Исполнение этих двух песен и принесло настоящий успех певице.
В Краснозаводском драмтеатре в рабочем районе Харькова артист Брейтингам написал уже для Клавдии Шульженко песни, а музыка принадлежала студенту консерватории, в будущем известному композитору Юрию Мейтусу: «Папиросница и матрос», «Силуэт», балладу «Красный мак» и шуточную «На санках». Последнюю Клавдия Шульженко исполняла в течение многих лет. Вот с таким репертуаром и приехала она в Ленинград.
«Первое выступление Шульженко в Ленинграде состоялось 5 мая 1928 года на сцене оперного театра (бывший Мариинский». Это был сборный концерт, в котором наша героиня исполнила две песни: одну на сюжет балета «Красный мак», другую — «На санках». После этого она ушла за кулисы, считая свою программу законченной. Однако она поторопилась. Пришедший следом за ней конферансье Николай Орешков сообщил, что зрители требуют ее на «бис». И Шульженко вновь вышла на сцену. Далее ее рассказ:
«Еще не осознавая, что это была победа, я спела лирическую песню «Никогда» на слова Павла Германа. И снова успех, и снова Орешков широким жестом приглашает меня на сцену. Пою свою «Папиросницу». Ну, думаю, это последняя. Достаточно. Да и что после нее можно петь? Но аплодисменты не кончаются. Выхожу на поклоны раз, другой, третий.
- Надо петь еще, — шепчет мне Николай Сергеевич.
- Но что? — лихорадочно соображаю я.
Надо спеть такую песню, которая была бы не похожа на предыдущие, и я решаю: буду петь «Колонну Октябрей»...
В тот вечер мне пришлось спеть еще одну песню. Итого — шесть вместо двух запланированных. Экзамен, да еще какой, я выдержала...»
И вот уже Клавдия Шульженко, артистка Ленинградской эстрады, приглашена в мюзик-холл для участия в программах «Аттракционы в действии». В роли продавщицы мороженого Маши Фунтиковой она поет две песенки на музыку Дмитрия Шостаковича в спектакле «Условно убитый». Ее лирические, жанровые песни «Дружба», «Портрет», «Записка» продолжают критиковать за избыток «чувствительности». За «мелодекламационную манеру», ее сравнивают с певицей Кремер. Однако, в отличие от Кремер, певшей об экзотических странах и изысканных чувствах, Клавдия Шульженко в своих песнях рассказывает о чувствах простых людей, своих современников. И даже ее испанские и латиноамериканские песни: «Челита», «Простая девчонка», воспринимались как песни о сверстницах — комсомолках 30-х годов.
Клавдия Шульженко участвует в театральных постановках. Специально для нее Шостакович пишет две песни — «Ах, как приятно вечерком» и «Милый, видишь там и тут». В кинокомедии Э. Иогансона «На отдыхе» певица исполняет лирическую песню героини фильма Тони. Пластинка с записью «Песни Тони» стала фонографическим дебютом Шульженко. В этом же году в студии Заикина были записаны песни «До свиданья, тихий Дон», а также написанная специально для Шульженко «Дружба» («Когда простым и нежным взором»).
В 1937 Клавдия Шульженко становится солисткой джаз-оркестра под руководством Я. Б. Скоморовского. Большое внимание уделялось певицей новым лирическим произведениям, пришедшим на смену «цыганским» романсам. В 1938 в репертуаре певицы появились песни «Рукия», «Записка», «Челита».
В 1939 Клавдия Шульженко стала лауреатом Первого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. В январе 1940 был организован джаз-оркестр под управлением Шульженко и ее супруга — В. Коралли. Выступление нового коллектива решено было сделать театрализованным. В первой программе «Скорая помощь» обыгрывались эпизоды, связанные с организациями, призванными оказывать «скорую помощь» в быту. Вторая целиком строилась на «радиоконферансе». Появилось много шуточных песен: «Курносый», «О любви не говори», «Упрямый медведь», «Нюра».
Объявление о начале войны застало певицу на гастролях в Ереване. Добровольно вступив в ряды действующей армии, Шульженко стала солисткой фронтового джаз-оркестра Ленинградского военного округа. Ансамблю, вместе с Клавдией Шульженко и ее мужем — артистом Коралли, суждено было войти в историю героической обороны Ленинграда.
Только для защитников блокадного Ленинграда в самый трудный первый год Клавдия Ивановна дала более пятисот концертов, помогая людям своими задорными и душевными песнями выстоять и поверить в победу. Выступать приходилось иногда прямо в окопах и под бомбами и не раз жизнь Клавдии Ивановны висела на волоске. Именно в это время стали всенародно любимыми "Синий платочек", найденный певицей среди старых сочинений польского композитора Петербургского с новыми словами лейтенанта Максимова, а также "Давай закурим" и "Морячка".
Стремясь расширить тематику и обогатить форму эстрадной песни, Шульженко обращается к сюите Соловьева-Седого "Возвращение солдата" и симфоническому вальсу Хачатуряна к драме Лермонтова "Маскарад".
В своей книге Клавдия Ивановна пишет: «Однажды после выступления нашего ансамбля в горнострелковой бригаде ко мне подошел стройный молодой человек в форме, с двумя кубиками в петлицах.
— Лейтенант Михаил Максимов! — представился он.
Робея, заливаясь краской от смущения, симпатичный лейтенант сказал, что написал песню.
— Я долго думал о ней, но все не получалось. А вот вчера... Мелодию я взял известную — вы, наверное, знаете ее, — «Синий платочек», я ее слышал до войны, а вот слова написал новые. Ребята слушали — им нравится... — Он протянул мне тетрадный листок. — Если вам понравится тоже, может быть, вы споете...
Мелодия «Синего платочка» была знакома мне. Я ее услышала впервые в одном из концертов Белостокского джаз-оркестра — в довоенной Москве лета 1940 года. Ее автора, польского композитора Иржи Петербургского (на наших афишах его именовали то Юрием, то Георгием), одного из руководителей гастролировавшего коллектива, знали как создателя исполнявшегося в 30 х годах чуть ли не на каждом шагу танго «Утомленное солнце». Пела это танго и я — не могла устоять перед очарованием романтической мелодии, только у меня называлось оно «Песней о юге» (текст Асты Галлы).
«Синий платочек» в том, довоенном варианте мне понравился — легкий, мелодичный вальс, очень простой и сразу запоминающийся, походил чем-то на городской романс, на песни городских окраин, как их называли. Но текст его меня не заинтересовал — показался рядовым, банальным...
Лейтенант Максимов написал, по существу, новый текст, сумев сделать главное — выразить в нем то, что волновало слушателей 1942 года и продолжает волновать до сих пор как точная фотография чувств и настроений солдата тех далеких военных лет. Позже эту песню назовут «песней окопного быта», но мне думается, дело здесь не в терминах, тем более что не каждый из них может выразить суть. А суть, на мой взгляд, была в ином.
Новый «Синий платочек» в простой и доступной форме рассказывал о разлуке с любимой, проводах на фронт, о том, что и в бою солдаты помнят тех, кого они оставили дома. Сам платочек стал теперь не девичьим атрибутом, что «мелькнет среди ночи», как в прежнем варианте, а символом верности солдата, сражающегося за тех, с кем его разлучила война, — «за них — таких желанных, любимых, родных», «за синий платочек, что был на плечах дорогих».
И произошел случай в моей исполнительской практике уникальный. В тот же день после одной-единственной репетиции отдала песню на суд слушателей. «Приговор» был единодушным — повторить! И, пожалуй, не было потом ни одного концерта, где бы ни звучало это требование.
Песня попала в точку. Думаю, что мне она далась так легко потому, что настроения и мысли, отразившиеся в ней, витали в воздухе. Я старалась выразить в «Синем платочке» то, что узнала и увидела на встречах с фронтовиками, чем жила, о чем думала. Эта простая песенка мне показалась необычайно эмоционально насыщенной, потому что она несла большие чувства — от нежности к любимым, преданности им до ненависти к врагу.
Песня полюбилась повсюду. В частях, куда мы приезжали впервые, меня встречали вопросом-просьбой: «А «Синий платочек» споете?» После концерта слушатели подходили и просили «дать им слова». С улыбкой вспоминаю, как иногда превращалась в учительницу, ведущую диктант, а солдаты — в прилежных учеников, записывающих под диктовку «Синий платочек».
С песней этой для меня связаны десятки самых дорогих воспоминаний, сотни волнующих страниц военной жизни...»
Стремясь расширить тематику и обогатить форму эстрадной песни, Клавдия Шульженко в 1947 обращается к сюите В. Соловьева-Седого «Возвращение солдата» и симфоническому вальсу А. Хачатуряна к драме Михаила Лермонтова «Маскарад». С 1950 сотрудничает с И. Дунаевским, который пишет для певицы «Окрыляющее слово», «Письмо матери», «Школьный вальс», а также песни для фильма с участием Шульженко «Веселые звезды».
Клавдия Шульженко много гастролировать по стране, записывала новые песни. Она была признанным кумиром тогдашней советской эстрады, исполняла как старые свои песни, так и новые: «Студенческая застольная», «Студенческая прощальная» «К другу», «Срочный поцелуй», «Мой старый парк».
Певица смело осваивала пространство эстрадной площадки, населяла ее людьми. С мастерством драматической актрисы певица создавала характер героини, одновременно показывала свое отношение к ней. Песни, порой непритязательные по содержанию, в исполнении Клавдии Шульженко приобретали глубину, второй план, живое дыхание жизни. Зримо возникали приметы быта: ветка сирени и синий платочек, пачки писем и связки старых нот...
Использовала певица кастаньеты в «Простой девчонке», бубен в «Тарантелле», листок бумаги в «Записке», веер в «Старом вальсе»... Руки актрисы находились в движении, они просили и страдали, утешали и обнимали. Мимика, поворот головы, легкое движение чаще просто иллюстрировали текст. Танцевальные ритмы — танго, фокстрот, особенно вальс, ах, сколько вальсов исполнила актриса!— делали ее песни легко запоминающимися. На протяжении полувека Клавдия Шульженко оставалась лидером советской лирической песни, оказала влияние на новую генерацию артистов — Майю Кристалинскую, Эдуарда Хиля, Валерия Леонтьева, Марию Пахоменко.
В 1960-х годах Клавдия Шульженко отказалась от многих песен, которые, по мнению певицы, не соответствовали ее возрасту, и вновь обратилась к репертуару военных лет. На концерте, посвященном 25-летию битвы под Москвой, исполняла «Давай закурим», «Синий платочек», «Моя тень». В 1965 выступила на первом фестивале советской эстрадной песни. С конца 1970-х годов прекращает выступления с сольными программами, принимает участие в сборных концертах. Одной из самых популярных песен ее репертуара в эти годы стала песня «Вальс о вальсе» Э. Колмановского на стихи Е. Евтушенко. «Синий платочек»
Дебютом в кино Клавдии Шульженко была эпизодическая роль Веры в киноленте «Кто твой друг». Стоит отметить, что Клавдия Шульженко могла бы сняться и в одной из главных ролей в этом фильме. Музыку к картине написал Исаак Дунаевский, который, собственно, и пригласил ее на съемки. Однако из этой затеи ничего не получилось. На киностудии «Белкино» был всего один комплект звуковой аппаратуры, и этот комплект достался другой съемочной группе. А жаль...
Клавдия Шульженко активно сотрудничала с Дунаевским, который пишет для певицы "Окрыляющее слово", "Письмо матери", "Школьный вальс", а также песни для музыкального фильма-ревю с ее участием «Веселые звезды» режиссера Веры Строевой, в котором певица исполнила одну из самых любимых своих песен — «Молчание» на стихи Матусовского. В музыкальной комедии принимали участие популярные артисты советской эстрады и кино: Юрий Тимошенко и Лев Миров, Марк Новицкий, Мария Миронова и Леонид Утесов, Рина Зеленая.
У режиссера Журавлева в декабрь 1983 года Клавдия Шульженко приняла участие в съёмках телевизионного фильма "Вас приглашает Клавдия Шульженко", автор сценария Скороходов. Авторы фильма показали яркую жизнь певицы. Картина с участием самой звезды эстрады имел колоссальный успех.
31 декабря 1945 года Василий Иосифович Сталин пригласил Клавдию Шульженко по телефону к себе на вечеринку. Та отказалась и долго опасалась репрессий со стороны сына вождя. Но на этот раз Василий Сталин оказался незлопамятным.
«31 декабря 1945 года вместе со своей подругой Шульженко собиралась на встречу Нового года к знакомым. Внезапно в доме раздался телефонный звонок. Когда наша героиня сняла трубку, на другом конце провода она услышала мужской голос: «Говорит Василий Сталин. Мы хотим пригласить вас на нашу вечеринку встретить Новый год». — «Но до Нового года осталось всего несколько часов! — ответила Клавдия Шульженко. — Я уже дала слово своим друзьям, что буду сегодня у них. Надо было предупреждать заранее». — «Значит, вы не придете?» — в голосе Василия Сталина она услышала зловещие нотки. Секунду она поколебалась, и затем твердо произнесла: «Не приеду». И повесила трубку. Когда она рассказала подруге, кто ей только что звонил, та в ужасе всплеснула руками: «Что же теперь будет?» Однако ничего страшного не произошло. На этот раз сын вождя оказался не злопамятным».
Отношения с сильными мира сего у певицы дружескими не были никогда. Кроме разве что Леонида Брежнева, который, тоже выходец с Украины, неизменно приветствовал Шульженко словами: «О, здравствуй, хохлушка!»
Одним из недругов легендарной женщины была министр культуры Екатерина Фурцева. Их отношения испортились после того, как Клавдия Ивановна, просидев больше часа в приемной министра, все-таки вошла в кабинет, бросила в лицо хозяйке апартаментов: «Мадам, вы плохо воспитаны», — и хлопнула дверью. Фурцева этих слов не забыла и во время одного из концертов, когда на сцене появилась Шульженко, демонстративно встала и вышла из зала. Несколько лет спустя обида, нанесенная министру, вновь даст о себе знать: на просьбу Клавдии Ивановны улучшить жилищные условия Фурцева ответила: «Скромнее надо быть. Таких, как вы, у нас много».
ЛИЧНАЯ жизнь Шульженко тоже складывалась непросто. Официально замужем она была только один раз, хотя гражданских мужей у Клавдии Ивановны было несколько. С первым — Иваном Григорьевым — она познакомилась еще в Харькове, где семнадцатилетней девчонкой пыталась сделать карьеру драматической актрисы. Судя по всему, Шульженко любила Григорьева, жила у него и даже носила обручальное кольцо. Но однажды в поезде, направляясь на гастроли, познакомилась с симпатичным музыкантом и куплетистом Владимиром Коралли (настоящая фамилия — Кемпер). Когда Григорьев попытался уговорить Клавдию, или «Куню», как ее звали близкие, остаться с ним, Коралли, присутствовавший при их объяснении, выхватил браунинг и чуть не застрелил соперника.
В следующий раз Шульженко встретится со своей первой любовью много лет спустя, на выступлении в одном из военных госпиталей. Уже выходя из палаты, где лежали получившие сильнейшие ожоги танкисты, чьи лица скрывались под бинтами, она услышала знакомый голос: «Кунечка!» Через несколько часов Григорьев умер...
Брак с Коралли поначалу складывался довольно счастливо, у них родился сын Игорь. Росли популярность и материальный достаток. А потом Шульженко стало известно, что муж ей изменяет. В пику ему она тоже увлеклась молодым композитором Ильей Жаком, написавшим песню «Руки». Незадолго до смерти Клавдия Ивановна признается, что Жак был самой большой любовью в ее жизни. Но будущего их роман не имел. Во-первых, Жак был женат и не собирался разводиться. А во-вторых, Владимир Коралли ни за что не позволил бы Шульженко уйти. Он устраивал ей жуткие сцены ревности — срывал во время обеда со стола скатерть вместе с посудой, резал себя в присутствии жены ножом. А Илье Жаку прямо сказал: «Я создал Шульженко как певицу. И не позволю, чтобы ее кто-то взял и увел. Готовенькую!»
После истории с Жаком Коралли старался никуда свою Клаву одну не отпускать. Он и аккомпаниатора ей подыскал особого, с нетрадиционной, как сейчас говорят, сексуальной ориентацией. Единственное, чего при этом не рассчитал предусмотрительный супруг, — наличия у не внушающего никаких подозрений пианиста нормальных, очень даже интересующихся женщинами друзей.
На 25-м году совместной жизни, обвинив Шульженко в связи с одним из таких друзей, зубным врачом по профессии, Коралли подал на развод. И хотя на первый взгляд именно он был пострадавшей стороной, по Москве ходила эпиграмма: «Шульженко боги покарали: у всех мужья, у ней — Коралли».
При разделе имущества бывший супруг обменял одну комнату в их некогда общей четырехкомнатной квартире на улице Алексея Толстого (сегодня улица Спиридоновка), и в нее въехала семья с маленьким ребенком. Клавдия Ивановна — на тот момент ей исполнилось 50 лет — была в шоке. Звонила знакомым и плача говорила, что не знает, как жить: к плите не подходила больше десяти лет, а теперь к тому же оказалась в коммунальной квартире. «Хоть ложись и помирай», — сетовала она.
Желание радоваться жизни появилось у нее только через год, после знакомства с кинооператором Георгием Епифановым. Он, хоть и был моложе Шульженко на 11 лет, любил ее уже давно, но, не смея признаться в своих чувствах, лишь посылал поздравительные открытки, подписываясь инициалами «Г. Е.».
Георгий, или Жорж, как его называли друзья, сразу понравился Клавдии Ивановне и тут же получил приглашение в гости. Часа три они разговаривали, пили чай. А потом Шульженко не выдержала и сказала: «Вы, Жорж, вот что: или уходите, или... оставайтесь». И он остался. «Это была брачная ночь, которая длилась в общей сложности восемь лет», — скажет потом Епифанов.
На предложения Шульженко пойти в ЗАГС он неизменно будет отвечать отказом, хотя ради Клавдии Ивановны разведется с первой женой. Может, Епифанов предчувствовал, что создать новую семью им так и не удастся. Виновницей расставания стала Шульженко. Во время одного из застолий ей показалось, что Георгий слишком пристально разглядывает присутствующих женщин. Она немедленно встала из-за стола и увела спутника домой. Едва закрыв за собой дверь, Шульженко закричала: «Что ж ты за мужик? За другими бабами приглядываешь, а сам и 300 рублей заработать не в состоянии». Услышав это, Епифанов вышел из квартиры и больше не вернулся.
Клавдия Ивановна уходу любимого мужчины даже обрадовалась. Говорила, что теперь ее старость останется лишь с ней. Хотя, как и, наверное, любая женщина, старой себя не считала.
В итоге она осталась совсем одна. Иногда к ней заходил Коралли, живший по соседству. Его приходу предшествовало неизменное предупреждение Клавдии Ивановны: «Володя, только на полчаса. Больше я тебя не выдержу». Когда бывший супруг ровно через тридцать минут уходил, Шульженко задергивала розовые — это был ее любимый цвет (даже кошке она сшила розовый чепчик) — шторы в своей розовой спальне, садилась в розовое кресло и в который раз принималась перечитывать «Сагу о Форсайтах».
Последние годы легендарная певица прожила очень скромно. Государство платило ей 270 рублей пенсии, которых женщине, привыкшей к достатку (продукты и непременно свежую клубнику она, не желая унижаться перед директором «Елисеевского» магазина, покупала только на рынке), конечно же, не хватало. Приходилось распродавать драгоценности и антиквариат, который она собирала всю жизнь. Когда в 1984 г. она в последний раз уезжала в Центральную клиническую больницу на Открытом шоссе, в квартире оставались лишь две особо ценные вещи — диван красного дерева, купленный у Лидии Руслановой, и рояль Дмитрия Шостаковича, который композитор проиграл в карты. Самой же дорогой вещью хозяйка считала несессер с французскими духами. Даже в военные годы, скрываясь в бомбоубежищах, Клавдия Ивановна забирала этот несессер с собой. Не расставалась с парфюмерией и перед смертью.
Выживать Шульженко помогали молодые артисты. Нет, денег от них она, разумеется, не принимала. Но подаркам — Кикабидзе как-то привез из-за границы хорошую косметику, Кобзон — мохеровый плед — была рада. Перехитрить Клавдию Ивановну и оставить-таки ей деньги удавалось лишь Алле Пугачевой. Как правило, перед уходом, воспользовавшись тем, что хозяйка шла провожать гостей, Алла Борисовна оставляла приличную сумму на кухонном столе, под салфеткой. А в следующий приход сочувственно поддакивала Шульженко, которая сетовала на плохую память: вот, мол, уже стала забывать, куда деньги прячу.
Впрочем, с памятью у нее и вправду были нелады. Первый звонок прозвенел на юбилейном концерте Шульженко, состоявшемся в Колонном зале 10 апреля 1976 года. То ли от волнения, то ли еще почему, она вдруг забыла слова одной из самых популярных песен своего репертуара «Три вальса». Телевизионная запись концерта позволяет и сегодня увидеть, как после начальных слов первого куплета «Помню первый студенческий бал» певица сбилась и начала импровизировать. И хотя потом слова вспомнились и песня была допета до конца, больше «Три вальса» Шульженко не исполняла. А вскоре и вообще перестала выступать.
Под конец жизни она неожиданно полюбила слушать свои записи и каждый день ставила пластинку то с «Синим платочком», то с «Давай закурим». Раньше же, когда кто-то, желая сделать ей приятное, заводил патефон с песнями певицы, Клавдия Ивановна вздыхала: «Боже, как мне надоела эта Шульженко».
В начале восьмидесятых в парке на улице Усиевича, что неподалеку от станции метро «Аэропорт», часто прогуливалась пожилая женщина. Иногда компанию ей составляли соседи. И тогда она спрашивала у них: «Я слышу, как у меня на балконе шелестят листья. Почему они шелестят? Ведь там нет деревьев». Ответа на этот вопрос никто не знал. Спутники лишь пожимали плечами. А к незнакомым прохожим женщина обратиться не могла. Вдруг они узнают в седой старушке знаменитую Клавдию Шульженко? Этого Клавдия Ивановна допустить не могла...
Теперь она, если были силы, принимала приглашения молодых исполнителей на их концерты, участвовала в телевизионных «Голубых огоньках», бывала в Доме работников искусств. Последний раз она пришла сюда на встречу Нового, 1984 года, ставшего для нее последним. В тот вечер она много улыбалась, шутила....
В последние годы жизни, когда Клавдия Ивановна сильно болела и уже не могла работать, главным ее утешением стал рояль. За ним Шульженко забывала о своих невзгодах. Врачи рассказывали, что, когда она лежала в больнице и жизнь отсчитывала последние часы, певица, как только сознание к ней возвращалось, шептала: «К роялю! К роялю!».
17 июня 1984 года — день последнего удара ее сердца, полного любви к людям и к музыке.
Алла Пугачева написала тогда в «Комсомольской правде»: «Когда умирает такой талант, то чувство осиротелости охватывает душу. Утрата – как бы потеря близкого, справедливого доброго гения в нашем далеко не легком жанре...» Анатолий Папанов заметил: «Второй Шульженко никогда не будет! Как не будет второй Раневской, второго Качалова...»
Геннадий Орешкин
