Избранные отрывки из сценария фильма
...Мы инстинктивно стремимся к простоте поступков. По этой логике книги надо читать, фильмы — смотреть (в кинотеатрах, а не на компьютерах), живопись — лицезреть лично, как, впрочем, и слушать музыку. Мозг отчаянно сопротивляется постмодерну, предпочитая наиболее естественный порядок вещей и действий. Но время неумолимо, и грани стираются, четкость выстраивания культурного акта сходит на нет, уступая место полиморфизму и всеядности.
Поэтому в духе времени предлагаю для ознакомления и раздумий сценарий своего фильма о Василии Голицыне, который я считаю одним из наиболее удавшихся. Специально для тех, кто фильма не видел (а таких, подозреваю, большинство).
О ком этот фильм, понятно. А вот о чем, хочу пояснить. Смена эпох редко обходится без большой крови. Это и завоевание Рима варварами в V веке, и великие революции — Английская, Французская, и конечно же, Октябрьский переворот в России. Были и менее великие «смены вех», но уж только не по числу трупов. Задавшись вопросом, почему величина кровавой жертвы никак не пропорциональна радикальности перелома эпохи, я обратился к совсем давнему — допетровскому — времени русской истории. Был соблазн вспомнить события более близкие, но они еще слишком болезненны. И поэтому мой фильм — о крахе византийской модели мироустройства в России, о том, почему она не могла уйти мирно, а потребовала большой крови, сопоставимой с революционным террором. Мой герой — это и порождение и жертва византийской Руси, который попытался реформировать такой социум, не понимая, что это невозможно эволюционным, мирным путем. Система отторгла реформатора и убила его в итоге. Византийство может быть только сметено начисто, как и Древний Рим, и только на расчищенном месте начнется новая стройка. И личное здесь не в счет, хотя князь Голицын вызывает симпатию. Но законы истории неумолимы...
Игорь ПАНАРИН.
История — это женщина. Она предпочитает силу и мощь, подчас мягко, но всегда решительно устраняя сомневающихся и рефлексирующих со своего пути. Ее партнеры — люди действия. Не всегда разумные, редко ученые, но твердые в достижении поставленной цели
— и неважно, кем эта цель поставлена. И когда, следуя гениальному образу классика, мчится Русь-тройка, поражая соседей и наводя ужас на зрителей, впору посмотреть под вымазанные кровью колеса: не слишком ли много там раздавленных ею?..
***
Семнадцатое столетие — не самое знаменитое в российской истории в отличие от следующего — осьмнадцатого. Но самое «бунташное» и переломное — это про него. Смута, потрясавшая государство и по-настоящему прекращенная только Петром Великим, имела очень глубокие корни — и социальные и политические. «Быть или не быть?» русскому государству уже решил Иван Грозный, но возник другой вопрос: «каким быть?». Где та правильная геополитическая ориентация, которую должна принять Русь. Иными словами, как нам плыть...
***
На роль лоцмана Русского государства претендовал знаменитый московский боярин Василий Васильевич Голицын. Вторая половина XVII столетия — это его звездный час. И почему, промелькнув как метеор на русском политическом небосклоне, этот человек потерял все, что имел, ушел в тень и умер в полном забвении — одна из загадок российской истории.
***
Боярин Голицын прошел все ступени государственной лестницы и остановился в шаге от царского трона. Наверное, ему не нужна была шапка Мономаха. Но по понятиям «бунташного времени» остановившийся около от царского венца или возьмет его, или погибнет. Иного не дано. Путь царедворца не предполагает других альтернатив. И жизненный путь Василия Голицына — прямое этому подтверждение...
***
Родившийся в 1643 году, Василий Васильевич Голицын принадлежал к знатному роду, восходившему к великому князю литовскому Гедимину. В роду было немало знаменитостей. Достаточно назвать видного деятеля Смутного времени боярина князя Василия Васильевича Голицына, который даже рассматривался в качестве претендента на российский престол. Княжичу Василию было девять лет, когда его отца не стало. Он получил редкое по тому времени образование благодаря стараниям матери, происходившей из рода князей Ромодановских, знал латинский, польский, немецкий языки.
Вполне предопределена была для младшего Голицына служба при дворе. Он появился там позднее в качестве стольника и до 35 лет нес исключительно придворные обязанности, успел побывать при царе Алексее Михайловиче чашником и возницей. К тому времени относится предание, рассказанное митрополитом Смоленским и Дорогобужским Симеоном: «При его царском величестве Алексее Михайловиче почитался один шут, не то чтобы очень хорошо шутивший, но иногда бывший очень удачливым. Тот, как только увидит князя Голицына, то бежит как полоумный к Его Величеству, заверяя его, что тот станет [...] властителем этой страны; при этом Его Царское Величество не раз расспрашивал его с тогдашним патриархом Никоном, но не узнал ничего, кроме того, что все в Божьей воле и что самый могущественный государь не может и три часа противодействовать воле Всевышнего». Но истинная дорога к власти открылась Василию только при царе Федоре Алексеевиче.
***
При новом царе, славившемся своей образованностью и «книжностью», перед Голицыным открылись двери Боярской думы и возможности напрямую влиять на государственные дела. Тогда вокруг 16-летнего царя сплотились представители нового поколения знати — Лихачевы, Языковы. Не занимавшие высокого места в Думе и не отличавшиеся родовитостью, они опирались на положение при дворе и поддержку видных приказных деятелей. Ими был подготовлен ряд реформ, образцом для которых избрали Речь Посполитую. За деятельностью реформаторов с тревогой наблюдало священноначалие Русской православной церкви во главе с патриархом Иоакимом. А политические враги реформаторов вменяли им в вину, что они могут превратить Россию в «шляхетскую» конфедерацию наместничеств, возглавляемых боярами. Развернулась междоусобная борьба.
На возвышение Голицына, конечно, повлияло и то, что он заявил себя сторонником родственников матери царя, первой жены Алексея Михайловича, — Милославских. По указу царя от 14 ноября 1681 года Голицын возглавил комиссию, которой было поручено «ведать ратныя дела для лучшаго своих государевых ратей устроения и управления». Князь Василий, несомненно, сыграл большую роль в отмене местничества. И он же стал первым получившим боярство в новое царствование.
***
Голицын был горячий поклонник Запада, для которого он отрешился от многих заветных преданий русской старины. Он бегло говорил полатыни и по-польски. В его обширном московском доме, который иноземцы считали одним из великолепнейших в Европе, все было устроено на европейский лад: в больших залах простенки между окнами были заставлены огромными зеркалами, по стенам висели картины, портреты русских и иноземных государей и немецкие географические карты в золоченых рамах; на потолках нарисована была планетная система; множество часов и термометр художественной работы довершали убранство комнат. У Голицына была значительная и разнообразная библиотека из рукописных и печатных книг на русском, польском и немецком языках: здесь между грамматиками польского и латинского языков стояли киевский летописец, немецкая геометрия, Алкоран в переводе с польского, четыре рукописи о строении комедий, рукопись Юрия Сербенина (Крижанича). Дом Голицына был местом встречи для образованных иностранцев, попадавших в Москву, и в гостеприимстве к ним хозяин шел дальше других московских любителей иноземного, принимал даже иезуитов, с которыми те не могли мириться. Разумеется, такой человек мог стоять только на стороне преобразовательного движения — и именно в латинском, западноевропейском направлении.
***
«Мир как библиотека или библиотека — это весь мой мир». Такая концепция, наиболее выразительно озвученная в прошлом веке Хорхе Луисом Борхесом, применима и к мечтательному реформатору XVII века Василию Голицыну. Вся деловая активность переходит в ментальную плоскость. Для деятельного семнадцатого столетия — это нонсенс... и финал карьеры.
***
Постепенно Голицын становился влиятельнейшим лицом при дворе. Он сблизился с царевной Софьей Алексеевной. Сама царевна, получившая невиданное в то время для женщины широкое светское образование, знала латинский и, разумеется, польский языки, увлекалась театром, но больше — политическими интригами. Она еще в годы правления ее брата обратила внимание на Василия как на человека, способного возглавить ее дворцовую партию. Личные же отношения царевны с ним сложились не позже 1678 года, что не было секретом для современников.
***
Эта тучная и некрасивая полудевица с большой неуклюжей головой, с грубым лицом и, широкой талией, в 25 лет казавшаяся 40-летней, властолюбию пожертвовала совестью, а темпераменту стыдом; но, достигнув власти путем постыдных интриг и кровавых преступлений, она, как принцесса «великого ума и великий политик», по словам того же Куракина, нуждаясь в оправдании своего захвата, способна была внимать советам своего первого министра и «галанта», тоже человека «ума великого и любимого от всех».
***
История любви Василия Голицына и правительницы России царевны Софьи стала одним из ключевых сюжетов русской истории семнадцатого столетия. И дело здесь не столько в «мыльной опере», сколько в альтернативе петровским реформам. История, как известно, не терпит сослагательного наклонения, но что, если бы... Если бы политический триумф Голицына соединился с военным, а затем и с династическим — женитьба на Софье? Русский трон был буквально в двух шагах, и никто не смог бы помешать боярину. Может, и не знала бы Россия всех ужасов крепостного права? И прогресс Русского государства пошел бы вполне мирным путем? Но это лишь версии...
***
В среде иностранных гостей отношения Софьи и Голицына представлялись поистине фантастическими: Де Невилль утверждал, что «они хотели венчаться друг с другом, затем соединить греческую церковь с римской, заставить Петра уйти в монастырь, и, если это не получится, убить его, объявить детей Ивана внебрачными и предъявить свои права на трон. И, для того чтобы эти проекты не казались дикими, он добавляет, что князь Голицын имел еще более блестящие перспективы: он намеревался, после объединения церквей, если бы это ему удалось, как он надеялся, пережить царевну Софью, получить разрешение римского папы на то, чтобы передать престол своим собственным детям, минуя прижитых от брака с Софьей».
***
Царь Федор Алексеевич процарствовал недолго. Его болезнь сблизила Голицына с царевной Софьей. Рядом с ним у постели умирающего появился Сильвестр Медведев, весьма образованный для своего времени священник из Малороссии, монах-библиограф и придворный поэт, а также боярин князь Иван Хованский-Тараруй, руководивший Стрелецким приказом. Из этих-то людей и составилась группа единомышленников, которые уже достаточно знали друг друга. Медведев стал душой кружка. По утверждению историков Смутного времени, «ближе всех к Софье стоял Голицын — она любила его. Царевне было двадцать пять лет, но ей можно было дать сорок. Она обладала пылким и страстным темпераментом, но не жила еще. Теперь ее ум и сердце проснулись. С безумной смелостью бросилась она в водоворот жизни и отдалась подхватившей ее кипучей волне. Она любила и искала власти. Она втянула в борьбу человека, без любви которого успех не дал бы ей удовлетворения. Она толкнула его на путь, ведущий к власти, которую хотела разделить с ним. Голицын казался робким, недоверчивым, нерешительным, легко впадал в замешательство и отчаяние. Возможно, что он отступил бы, если бы не было Медведева и Хованского. Медведев воспламенял группу, заражал ее членов своей страстностью и жаждой борьбы; Хованский предоставил ей необходимую для ее замыслов вооруженную силу — волнующийся стрелецкий полк».
***
Сильвестр Медведев — самая загадочная фигура в окружении князя Голицына. Монахэнциклопедист, ученик Симеона Полоцкого, барочного поэта и воспитателя детей царя Алексея Михайловича, владелец, как и Голицын, уникальной библиотеки, главный богословский оппонент и враг патриарха Иоакима, латинист и агент католического влияния, он отнюдь не был мистиком и астрологом, как ему приписывают историки. И легендарный гороскоп царя Петра он не составлял. Просто, как и князь Голицын, Медведев поставил на Софью как близкую по духу фигуру, выгодно отличавшуюся от «худородных» Нарышкиных, явно чуждых западной учености.
***
В истории Василия Голицына Медведев знаменит эпизодом с «волхвом Дмитрием Силиным», которого целых три года скрывал в своей келье. В позднейшем «розыскном деле» это описывается так: «И Сильвестр Медведев велел ему (Силину) посмотреть в солнце: «каково-де будет князь Голицын и будет ли он на Москве царем? также и Федор Шакловитой каким чином будет, и будет ли он первым князем? а он, Сильвестр, патриархом?» — И он, Силин, по тем Сильвестровым словам, ходил на Ивановскую колокольню Великаго дважды и в солнце сматривал. И в солнце он видел: на великих государях венцы, по обыкновению, на главах, а у князь Василья Голицына венец мотался около грудей и назади и со стороны, и он, князь, стоял темен и ходил колесом; а царевна София Алексеевна была печальна и смутна; а Сильвестр темен; а Федор Шакловитой стоял повеса голову, и значило ему, что будет скорая смерть, и преж Голицына... Затем Сильвестр Медведев велел Силину посмотреть в солнце и гадать: «будет ли князь Василью Голицыну счастье в походе против крымских татар или нет?» — И Силин в солнце смотрел с молитвою: Боже мой и премилостивый, Мати Божия Богородица, и Троица Живоначальная, и Михаила Архангел и вся сила небесная, явите мне, что я задумал: над князь Васильем Голицыным что буде — будет ли ему какое добро или нет? — И в солнце значилось, что князь Василью в том счастья никакова не будет, только он государскую казну истратить и людей изомнеть».
Сильвестр Медведев посылал будто бы Силина и к князю Василию Голицыну. Вот что рассказал об этом визите Силин на допросе по тому же «делу»: «Я-де к князь Василию пришел, и князь спрашивал: будет ли он на Москве великим человеком? И я ему сказал: что ни затеял и тому не сбытца, — болщи ничего не будет». По некоторым данным, уже попавший в опалу Василий Голицын сжег волхва.
***
Но после смерти царя Федора к власти пришли противники Голицына — Нарышкины, родственники второй жены Алексея Михайловича Натальи Кирилловны. Царем был провозглашен Петр в обход старшего, болезненного и неспособного к управлению Ивана. Правление государством по установленному обычаю переходило к матери Петра, царице Наталье.
Но Нарышкины недолго торжествовали. 15 мая 1682 года в Москве начался бунт стрельцов, сыгравший важную роль в судьбе Голицына. Милославские воспользовались недовольством стрельцов и направили их ненависть против своих политических противников. Многие Нарышкины и их виднейшие сторонники были убиты стрельцами, а Милославские сделались хозяевами положения. Царем был провозглашен 16-летний царевич Иван, а правительницей за малолетних государей — царевна Софья, ставшая ценнейшим союзником Голицына и его сторонников.
И тут настал звездный час Василия Голицына. Регентство царевны Софьи, в котором Голицын занимал ведущее положение (1682–1689), стало ярким явлением в истории России. 17 мая Голицын стал главой Посольского приказа. Голицын получил в управление Посольский приказ и объединенные с ним Новгородскую, Владимирскую, Галицкую, Устюжскую четверти, Малороссийский и Смоленский приказы. Политический союз Софьи и Голицына вскоре оправдал себя. Осенью 1682 года Голицына назначили дворовым воеводой — руководителем дворянского ополчения, собиравшегося у стен Троице-Сергиева монастыря. Вступление во главе ополчения в Москву сделало его авторитетнейшим деятелем регентства Софьи Алексеевны. 19 октября Голицына пожаловали титулом «царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегателя, ближайшего боярина и наместника Новгородского». Этот титул до него носил только знаменитый дипломат Ордин-Нащокин и был равнозначен титулу канцлера. Именно канцлером называли потом Голицына иностранцы.
***
Свояк и шурин царя Петра, следовательно, противник Софьи, князь Борис Куракин оставил в своих записках замечательный отзыв об этом правлении: «Правление царевны Софьи Алексеевны началось со всякою прилежностью и правосудием всем и ко удовольству народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было; и все государство пришло во время ее правления через семь лет в цвет великого богатства, также умножилась коммерция и всякие ремесла, и науки почали быть восставлять латинского и греческого языку... И торжествовала тогда довольность народная». Свидетельство Куракина о цвете великого богатства, по-видимому, подтверждается и известием Де Невилля, что в деревянной Москве, считавшей тогда в себе до полумиллиона жителей, в министерство Голицына построено было более трех тысяч каменных домов.
***
Невилль видался с князем, говорил с ним по-латыни о современных политических событиях, особенно об английской революции, мог от него кое-что слышать о положении дел в Москве и тщательно собирал о нем московские слухи и сведения. Голицына сильно занимал вопрос о московском войске, недостатки которого он хорошо изведал, не раз командуя полками. Он, по словам Невилля, хотел, чтобы дворянство ездило за границу и обучалось там военному искусству, ибо он думал заменить хорошими солдатами взятых в даточные и непригодных к делу крестьян, земли которых оставались без обработки на время войны, а взамен их бесполезной службы обложить крестьянство умеренной поголовной податью. Преобразование государства Голицын думал начать освобождением крестьян, предоставив им обрабатываемые ими земли с выгодой для царя, т. е. казны, посредством ежегодной подати, что, по его расчету, увеличивало доход казны более чем наполовину. Много другого слышал Невилль о планах этого вельможи, но, не передавая всего слышанного, иноземец ограничивается общим несколько идилличным отзывом: «Если бы я захотел написать все, что узнал об этом князе, я никогда бы не кончил; достаточно сказать, что он хотел населить пустыни, обогатить нищих, дикарей превратить в людей, трусов в храбрецов, пастушечьи шалаши в каменные палаты». Эти замыслы, переданные иностранцем отрывочно без внутренней связи, показывают, однако, что в основании их лежал широкий и, по-видимому, довольно обдуманный план реформ, касавшийся не только административного и экономического порядка, но и сословного устройства государства и даже народного просвещения. Конечно, это были мечты, домашние разговоры с близкими людьми, а не законодательные проекты.
***
Князь Василий был сторонником более свободных отношений в общении с иностранцами, чем это было принято раньше. Помимо официальных переговоров и приемов он вел беседы с дипломатами в неофициальной, домашней обстановке. Дом свой, расположенный в Белом городе между улицами Тверской и Дмитровкой, Голицын устроил на европейский лад и держал всегда открытым. Сам князь, человек начитанный в богословии, истории, философии, астрономии, медицине, был любезным и гостеприимным хозяином, умевшим поддерживать беседу и внимательно выслушивать собеседника. Голицын внимательно изучал учебники и уставы по военному делу, разбирался в технологии оружейного производства. «Этот князь Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня остальных держав. Он хорошо говорит по-латыни и весьма любит беседу с иностранцами, не заставляя их пить, да и сам не пьет водки, а находит удовольствие только в беседе», — так характеризовал русского министра французский посланник. Под руководством Голицына Посольский приказ поддерживал отношения со всеми государствами Европы, азиатскими империями и ханствами, тщательно собирал информацию об американских и африканских делах. Переговоры с иностранными дипломатами велись в богато украшенных залах, за большим столом. В конце его садился канцлер, напротив друг друга в креслах располагались гости и хозяева (бояре и думные дьяки). Канцлер обставлял приемы с должной роскошью. Встречи послов, церемонии вручения верительных грамот поражали приезжих блеском, продуманно демонстрировали богатство и мощь России. Сам Голицын отнюдь не желал уступать первым министрам могущественнейших европейских государств ни во внешнем виде, ни в обращении. Гардероб Голицына включал более ста костюмов из драгоценных тканей, украшенных алмазами, рубинами, изумрудами, вышитых жемчугом, затканных золотым и серебряным шитьем. Расточительность окупалась впечатлением, производимым на партнеров по переговорам. Симпатию Василия Васильевича к иностранцам и в особенности к той стране, откуда прибыл собеседник, отмечали посланники многих государств, информируя об этом свои дворы. Так, французский иезуит писал: «Этот первый министр, происходивший из знаменитого рода... без сомнения, был самый достойный вельможа при дворе московском. Он любил иностранцев и особенно французов, потому что благородные наклонности, которые он в них заметил, совпадали с его собственными; вот почему его упрекали, что у него и сердце такое же французское, как и имя».
***
Василию Голицыну-дипломату сопутствует множество внешнеполитических успехов. Главные из них — продление Кардисского мира со Швецией и заключение «Вечного мира» с Польшей. Современные историки неоднозначно оценивают их, но для того времени это было настоящим триумфом русской политики без применения оружия. Несомненно, что «Вечный мир» не мог состояться без полонофильства Голицына и его кружка, а также без тесных связей князя и ордена иезуитов, а также других католических агентов. Они разговаривали на одном языке — как в прямом, так и в переносном смысле.
***
21 апреля 1686 года договором о «Вечном мире» был положен конец столетним раздорам двух славянских государств. Польша навсегда уступала Киев России, кроме того, за Россией оставались Левобережная Украина и города на правом берегу — Триполье, Васильков, Стайки, а также Северская земля и Смоленск с окрестностями. Православные в польских областях не должны были подвергаться никаким притеснениям со стороны католиков и униатов. Россия выплачивала 146 тысяч рублей за Киев и обязывалась разорвать мир с турецким султаном и крымским ханом и послать свои войска в Крым для защиты Польши от татарских нападений. «Вечный мир» с Польшей — вершина дипломатического искусства Голицына.
***
Но выигрышные очки, приобретенные на дипломатическом поприще, Василий Голицын скоро растерял на военном. Недаром именно недруги, по мнению историков, предлагали ему взять на себя функции главнокомандующего. Заключив «Вечный мир», Россия тем самым вступала в Священную лигу и начинала войну против Османской империи и Крымского ханства. На Украине казаки переизбрали гетмана
— им стал сторонник политики Голицына Иван Мазепа, печально известный потом предательством России. Крымские походы 1687 и 1689 годов обычно рассматриваются как крупные неудачи Голицына. Различными средствами князь сумел стабилизировать свое положение при московском дворе. Второй поход на Крым в 1689 году тоже закончился неудачей. Полки Голицына и Мазепы с трудом дошли до Перекопа и повернули вспять. Тем не менее свою роль в войне Россия выполнила: 150-тысячное войско крымских татар было задержано в Крыму, и это дало возможность Священной лиге значительно потеснить турок на европейском театре. Но это небольшое утешение, ибо Россия лишь таскала для кого-то каштаны из огня...
***
Мысль Голицына, менее сдерживаемая опытом, была смелее, глубже проникала в существующий порядок, касаясь самых его оснований. Его мышление было освоено с общими вопросами о государстве, о его задачах, о строении и складе общества, недаром в его библиотеке находилась какая-то рукопись «о гражданском житии или о поправлении всех дел, яже належат обще народу». Он не довольствовался административными и экономическими реформами, а думал о распространении просвещения и веротерпимости, о свободе совести, о свободном въезде иноземцев в Россию, об улучшении социального строя и нравственного быта. Представители двух смежных поколений, Голицын и Ордин-Нащокин, — они были родоначальниками двух типов государственных людей, выступающих у нас в XVIII веке Нащокин — родоначальник практических дельцов Петрова времени; в Голицыне заметны черты либерального и несколько мечтательного екатерининского вельможи.
***
После возвращения Голицына из Крымских походов положение его при дворе пошатнулось. Враги Голицына воспользовались его военными неудачами, чтобы обвинить князя в небрежении и получении взятки от крымского хана. Подросший царь Петр начал предъявлять свои права на единоличное управление государством, что вело к неизбежному столкновению Софьи со своим младшим братом. Не поддержав мысль о коронации царевны Софьи, Василий Васильевич еще более осложнил свое положение. Даже в международных делах он ощущал как давление противников Софьи, так и вмешательство ее фаворита Федора Шакловитого, получившего чин думного дворянина и действовавшего в обход Посольского приказа. Во время переворота в августе 1689 года, свергнувшего царевну Софью, Василий Васильевич играл незначительную роль. Он уехал из Москвы в свое имение, «сказавшись больным», затем вместе с приближенными прибыл к Петру I в Троицу. 9 сентября 1689 года у ворот Троице-Сергиева монастыря Голицыну и его сыну Алексею прочитали приговор. Они лишались боярских чинов, их имения были конфискованы, им предстояла ссылка с лишением чести и имущества.
***
15 сентября был принят новый указ о ссылке семьи в Пустозерский острог. По распоряжению из Москвы Голицыным должно быть оставлено имущества всего на 2 тыс. рублей.
По дороге в Еренск, в Вологде, состоялась встреча Василия Васильевича Голицына с комнатным стольником царевны Софьи князем Михаилом Кропоткиным, посланным ею специально посмотреть, как везут Голицыных, и передать им «милостыню», золотые и письма. На прощанье Голицын передал Софье письмо, которое Кропоткин по дороге сжег.
6 января 1690 года обоз с ссыльными прибыл в Еренск. В челобитных из этого города Голицыны писали о своем нелегком положении: «...а какая самая малая рухледишка у нас была оставлена и тое розметали за бесценок», «пришли в крайнее изнещание не токмо в одежде, но и пищи», «пребываем в смертном в заточении и во оскудении всех потреб».
7 марта 1691 года состоялся очередной приговор по делу Голицыных: «Послать их из Еренска в Пустозерский острог на вечное житье за то, что они в своих винах не повинились... и учинить своего великих государей жалования поденного корма по 13 алтын по 2 деньги на день».
1 июля 1691 года корабли с Голицыными и сопровождающими их лицами отошли от Архангельска, но до Пустозерского острога они так и не доплыли. Голицыны зимовали на Мезени в Кузнецкой слободе. Весною 1692 года снова началась подготовка к отправке их в Пустозерск. Однако полученный на Мезени указ от 1 апреля 1692 года отменил все приготовления к отъезду. В указе было сказано: «Не велели их в Пустозерский острог посылать, а велели им до своего великих государей указу быть в Кевроле», и выдавать им по-прежнему кормовые деньги по четыре гривны. В своей челобитной от 7 апреля Голицыны просили совсем их не посылать в Пустозерск, а вернуть их в Москву или послать в ближние города, где бы они могли «питаться христовым имянем».
В челобитных они писали, что кормовых денег не хватает им на жизнь. 23 февраля 1693 года они так писали о своем бедственном положении: «На Мезени в ссылке пребываем в великом мучении и помираем мучительною смертью, и изнищали всеми потребы как пишею, так и одеждою...» Как свидетельствует помета на отписке воеводы, сопровождавшей эту челобитную царю, «Великим государям о сем известно».
На Мезени Василий Васильевич Голицын встретился с семьей протопопа Аввакума, которая была туда еще сослана в 1664 году. Старший сын протопопа Иван служил дьячком в церкви Окладниковой слободы, которая была расположена рядом с Кузнецкой слободой, где жили сами Голицыны. Василий Васильевич помог освободиться жене и детям Аввакума.
Проведя в ссылке на Севере почти 25 лет, Василий Васильевич Голицын скончался 21 апреля 1714 года в Волокопинежской волости. 23 апреля жена его Евдокия Ивановна и его сын Алексей просили выдать им деньги на погребение князя, так как «за самою нашею нащетою погребсти тело его нечим». На похороны им было выдано 20 рублей в счет причитающихся семье кормовых денег.
***
Считается, что дома повторяют судьбу своих хозяев. Беломраморные палаты Василия Голицына в Охотном ряду, названные иностранцами восьмым чудом света, обезлюдели — стали сдаваться внаем как торговые здания, а в XIX веке стали купеческой собственностью. Как писал Владимир Гиляровский, дворец превратился в трущобу, там резали кур и был склад всякой завали. Московское предание гласит, что призрак царевны Софьи до сих пор высматривает любимого около гостиницы «Москва», где располагались его палаты. Просто смотрит и ждет, как верная слуга своего господина. Хотя господин ее предал еще при жизни...
Хоромы же двоюродного брата Василия, князя Бориса Голицына, московского жуира и кутилы, далекого от государственных дел, «понеже был человек забавной», но сумевшего понравиться новому царю, сохранились во всей красе. Так же как и польский дворец Марциана Огиньского, литовского канцлера, подписывавшего вместе с Василием Голицыным «Вечный мир» в 1686 году...
***
Вести о судьбе опального князя вышли за пределы России. Так, в книге Даниеля Дефо «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», изданной через пять лет после смерти Голицына, где знаменитый литературный герой совершает путешествие через Россию, выведен ссыльный князь Голицын, которому Робинзон предлагает побег. Имя князя не названо, а местом ссылки назван Тобольск. Действие происходит зимой 1703–04 года. Голицын отказывается бежать, но соглашается на побег сына, также не названного по имени. Робинзон вывозит его через Архангельск под видом своего управляющего.
***
Василий Голицын пережил свою царственную любовницу, ставшую монахиней Сусанной. Он пережил своего друга Сильвестра Медведева, казненного после жестоких пыток через два года после ссылки боярина. Он не дожил — наверное, к счастью, — до того времени, когда его внук Михаил стал тем самым шутом при дворе Анны Иоанновны, чью свадьбу императрица решила отметить в Ледяном доме. Имущество опального боярина ушло новым фаворитам, книги попали в Славяно-греко-латинскую академию. От сочинений и проектов реформ Василия Голицына не осталось и следа. И даже могильная плита на совершенно произвольном месте подтверждает, что он вычеркнут напрочь. Но идеи не умирают, они витают в воздухе и однажды материализуются.
***
«Всю зиму были пытки и казни. В ответ вспыхивали мятежи в Архангельске, в Астрахани, на Дону и в Азове. Наполнялись застенки, и новые тысячи трупов раскачивала вьюга на московских стенах. Ужасом была охвачена вся страна. Старое забилось по темным углам. Кончалась византийская Русь. В мартовском ветре чудились за балтийскими побережьями призраки торговых кораблей...» (Алексей Толстой, «Петр Первый»)
***
Время державных и полудержавных властелинов. Оно неизбежно приходит на смену эпохе прекраснодушных мечтателей. Ибо практик — это победитель, а их, по старому обычаю, не судят. Как одинокие волки, они выгрызают противников и добиваются своего, даже не осознавая подчас, что свое — это хорошо замаскированное чужое, взятое напрокат у врагов. Ибо действие невозможно без креатива, равно как и креатив умрет без воплощения. И снова, как писал Блок, «Чушка Россия сожрет своего поросенка», и опять чья-то могила останется забытой. Но — окно в Европу прорублено, университет основан, начало Великой России положено. Оправдывает ли цель средства, решать потомкам.
