Реальный мушкетёр считался сомнительным дворянином, в детстве питался салом, состоял в должности смотрителя птичника и привратника, а состояние сколотил дерзким шпионажем с переодеванием.
«12 июля в городе Ош люди чествовали память истинного человека, проведшего полную и бурную жизнь... Он до седин оставался пылким гасконским капитаном, небогатым воином, верною шпагой прекрасной Франции». Это слова из статьи Александра Куприна. 85 лет назад, 12 июля 1931 г. русский классик с трепетом и благоговением присутствовал при открытии памятника Д'Артаньяну.
«Было мне лет десять-одиннадцать. Д'Артаньян мне снился... Мой же дальнейший жизненный путь был уже прочерчен без малейших колебаний. После школы — только истфак Московского университета...» Под этими словами известного советского учёного Анатолия Левандовского может подписаться не только тот, кто связал свою жизнь с изучением истории, но и каждый, кто хоть сколько-нибудь ею интересуется. Как ни крути, а у истоков всё равно будет стоять подбоченившийся гасконец со шпагой.
И в ореоле цитат. «Смеётся над лошадью тот, кто не осмеливается смеяться над её хозяином!», «Разучилась пить молодёжь... А ведь это ещё один из лучших», «Любовь — это игра, в которой выигравшему достаётся смерть», «Я дерусь просто потому, что дерусь», «Я прибыл в Париж с четырьмя экю в кармане и вызвал бы на дуэль всякого, кто осмелился бы сказать мне, что я не в состоянии купить Лувр». Ну и, конечно, прекрасное и вечное: «Один за всех, и все за одного!»
Сила мифа
Желающих развеять этот блестящий образ, созданный Александром Дюма, по-прежнему навалом. С пафосом единственного хранителя истины и ехидной улыбкой вам расскажут, что всё-то Дюма наврал. Что — да, был такой Д'Артаньян, гасконец и мушкетёр. Но действовал не так, не с теми, и не тогда. Что всё было много скучнее. Появление на свет предположительно в 1613 г., затем, после непонятного детства, только служба, приказы, казарменная лямка и смерть от голландской пули в 1673 г.
Когда-то археолог-любитель Генрих Шлиман решил искать легендарную Трою, руководствуясь «Илиадой» Гомера. Над ним смеялись. И совершенно зря. Кое-какие мелочи, донесённые слепым сказителем, оказались чистой правдой. То же самое можно сказать и о романе Дюма. Да, он передвинул действие лет на двадцать назад — во время истории с алмазными подвесками реальному Д'Артаньяну было то ли три годика, то ли все пять. Серьёзное прегрешение. Однако есть нюанс. При детальном рассмотрении почти все строки Александра Дюма оказываются чистой правдой.
Мещанин во дворянстве
Больше того — ею являлись даже вопли наших мальчишек, которые, насмотревшись на приключения Михаила «Тысяча чертей» Боярского в роли гасконца, устраивали поединки на шпагах из прутиков.
И немилосердно коверкали имя любимого героя. Оно звучало то каким-то реверансом в сторону «Звёздных войн» — «Дарт Аньян», то приобретало отчётливо армянский колорит — «Дыр-Танян».
Как ни странно, все эти варианты имеют право на существование. Написание родовых имён во Франции XVII в. — настоящий цирк с конями. Вполне респектабельной версией фамилии главного мушкетёра всех времён было нелепое, но зафиксированное в документах Artanga (Артанья). А также Dartagnan, то есть Дартаньян — именно так, в одно слово. Сам Шарль Ожье де Бац де Кастельмор, а именно таким было имя нашего героя по отцу, предпочитал называть себя d'Artaignan. Стильно и архаично. В честь деда со стороны матери, что автоматически удревняло его родословную чуть ли не до времён Крестовых походов.
«Я не верю их хитрым рожам. Особенно вон тому, с физиономией гасконца. Подойдите-ка сюда, сударь мой!», — так в романе Дюма описана первая встреча нашего героя с королём, Людовиком XIII. Вообще-то речь идёт о том, что король не верит раскаянию Д'Артаньяна, который нарушил запрет на дуэли. Но его величеству нельзя отказать в прозорливости. То же самое он мог бы сказать о происхождении гасконца.
Его прадед со стороны отца, Арно де Бац, был всего лишь разбогатевшим виноторговцем, который скупал земли и замки. Он очень хотел втереться в высшее по рангу сословие — дворянство — но так и не смог. Это удалось сыну торговца, Пьеру, деду мушкетёра. Да и то жульническим способом. В брачный контракт от 1 апреля 1578 г. слово «дворянин» перед именем Пьера было вписано позже и другим почерком.
Сало для мушкетёра
Прибыв в Париж, Д'Артаньян Дюма прежде всего озаботился тремя важными делами. Продал коня, снял комнату и занялся своим гардеробом. О коне разговор ещё будет, а пока вот что говорится о том, как провинциал старался соответствовать столичной моде: «Весь остаток дня занимался работой — обшивал камзол и штаны галуном, который мать спорола с почти совершенно нового камзола г-на Д'Артаньяна-отца и потихоньку отдала сыну».
Реальный Д'Артаньян вполне мог не только получить от матери в подарок старую тесьму, но и считать её довольно ценной вещью. Наследство, которое оставил после себя Бертран де Бац, настоящий отец настоящего мушкетёра, судя по описи 1635 г., было откровенно скудным. Из оружия: «Три аркебузы, семь мушкетов, две шпаги». Из кухонной утвари и припасов: «Два малых котла и один большой, три кастрюли, шесть дюжин бывших в употреблении салфеток, шесть кусков свиного сала и двенадцать засоленных гусей». Из домашнего обихода: «Две потёртые скамьи, старый буфет для посуды, пять кожаных кресел, покрытых мало пригодным к употреблению стаметом». К слову, стамет — это такая шерстяная ткань, которую, как правило, употребляли на подкладку. В доме отца мушкетёра ею накрывают парадные кресла — это о многом говорит.
А вот конь «редкой масти», которого в романе называют то «апельсиновым», то «ярко-рыжим», был вполне в порядке вещей, несмотря на то, что ему исполнилось уже 13 лет. В конце концов, маршал Жан де Гассион, почти ровесник реального Д'Артаньяна, прибыл в Париж на тридцатилетней кляче. И, тем не менее, наш герой этого коня продаёт. А ведь отец умолял его этого не делать. Отчего же такой казус?
Когда настоящий Д'Артаньян всё-таки стал мушкетёром, а произошло это в 1644 г., этот конь уже не соответствовал регламенту. Королевским мушкетёрам были положены только серые кони. Как вариант — серые в яблоках. Эту роту так и называли — «серые мушкетёры», поскольку впоследствии появилась ещё одна, «чёрные мушкетёры». Те разъезжали уже на вороных. Так что герой романа, продав «негодного» коня, просто торопил события.
Теми же резонами — поскорее стать мушкетёром — руководствовался книжный Д’Артаньян, когда нанимал слугу. В других ротах отсутствие личного слуги не было камнем преткновения. Есть — хорошо, нет — обходились одним лакеем на десятерых. А вот мушкетёрам слуга был необходим. Здесь — суровая проза жизни. Средний рост мужчины того времени — 165 см. Длина мушкета могла доходить до 175 см. Вес — до 9 кг. Стрелять из такой дуры можно было только при помощи сошки-стойки. Была и она, только называлась «фуршет», дав впоследствии имя закусочному столу. И весила тоже немало. Так что если положенные два пистолета и шпагу можно было таскать на себе, не утруждаясь, то для оружия, давшего имя роду войск, был необходим слуга.
«Планше, слуга Д’Артаньяна, с достоинством принял выпавшую на его долю удачу. Он получал 30 су в день, целый месяц возвращался домой веселый, как птица, и был ласков и внимателен к своему господину». Здесь к Дюма обычно придираются, указывая на то, что жалованье мушкетёра составляло всего лишь 39 су в день. Не мог же наш герой почти всё отдавать какому-то лакею!
На самом деле мог. Потому что реальный Д’Артаньян выполнял ряд весьма щекотливых поручений, которые если и не оплачивались наличными сразу, всё-таки сулили весомый доход.
«Д’Артаньян шёл между Атосом и Портосом…», рис. Мориса Лелуара (1894). Maurice Leloir Фото:Commons.wikimedia.org
«В те времена понятия о гордости, распространенные в наши дни, не были еще в моде. Дворянин получал деньги из рук короля и нисколько не чувствовал себя униженным. Д’Артаньян поэтому без стеснения опустил полученные им сорок пистолей в карман и даже рассыпался в изъявлениях благодарности его величеству». Так поступил гасконец из романа Дюма.
Реальный Д’Артаньян с точно такой же благодарностью принимал странные для военного должности. Одна называлась «привратник Тюильри», а другая — «смотритель королевского птичника». На первый взгляд — страшное унижение. Но это не значит, что наш герой открывал-закрывал двери или выгребал навоз за курами и павлинами. Обе должности представляли собой чистую синекуру, которой тщетно добивались люди познатнее гасконского выскочки. Жалованье смотрителя птичника составляло 2 тысячи ливров в год, а привратника — все 3 тысячи, да ещё и давало право на бесплатную квартиру при дворце.
«Атос узнал товарища и разразился хохотом... Капор набекрень, съехавшая до пола юбка, засученные рукава и торчащие усы на взволнованном лице». К этому маскараду с переодеванием книжному Д’Артаньяну пришлось прибегнуть, спасаясь от разъярённой миледи. Реальный тоже был не прочь позабавиться подобным образом. Но с более серьёзными целями. Скажем, привратником он стал так. В 1650 г. мушкетёр, переодевшись нищим, проникает в мятежный город Бордо. Потом втирается в доверие к властям и уговаривает их сдать крепость. За должностью птичника ему пришлось съездить в Англию, чтобы разведать планы вождя тамошней революции Оливера Кромвеля. На этот раз Д’Артаньян был переодет священником.
Памятник д’Артаньяну в Маастрихте. Источник: Public Domain
У реального Д’Артаньяна было всё то же самое, что и у книжного. Интриги, коварство и любовь, переодевания, пьянки и дуэли, сомнительное начало карьеры и блестящий её финал. Кстати, здесь Дюма тоже не сильно-то ошибся. Его гасконец умирает в бою, став маршалом Франции — это высшая военная должность. Реальный Д’Артаньян гибнет при взятии Маастрихта в звании, соответствующем генерал-майору. Не сходится? Однако в те времена оно носило и другое именование — «полевой маршал».
Впрочем, дело не в званиях. Узнав о гибели Д’Артаньяна, король Франции Людовик XIV произнёс: «Я потерял человека, которому в высшей степени доверял, и который годился для любой службы». Смерть полевого маршала искренне оплакивали сторонники всех противоборствующих при дворе партий.
Произошло это в 1673 г. Петру I тогда исполнился только год, а сыну Д’Артаньяна — уже 11 лет. Они встретятся в 1717 г., и русский царь будет в восхищении выучкой мушкетёров: «5 июня Петр смотрел экзерциции французской гвардии. Войска были расположены на Елисейских полях. Дюк де Шон с сыном командовали конницей, Д’Артаньян и Капильяк — двумя ротами мушкетёров».
