Уход Анджея Вайды, о котором было объявлено в начале сегодняшнего дня, обнажил старый парадокс русского взгляда, унаследовавшего мессианство как необходимость и предполагаемую данность любого месседжа. «Каждому воздастся по вере его» –– не наш принцип, нужен заход с точки зрения утилитарности и ясного указания urbietorbiна телеологичность сегодняшнего дня, а также среднесрочной и долгосрочной перспективы. Кто не хочет, тот не с нами, а кто не с нами… того сделаем близким к народу путём актуальной деконструкции его месседжа. Так, невероятная популярность в позднем СССР Микеланджело Антониони происходила отнюдь не из-за магии длинных кинопланов, а благодаря восприятию его творений как «учебника жизни», который, слава Богу, каждый читал по-своему. Ушедший Мастер с этой точки зрения был прост –– сын расстрелянного в Катыни офицера, патриарх национальной киношколы с автобиографичным творчеством, большой патриот со всеми вытекающими, предельный антисоветчик и антикоммунист (которая из двух ипостасей сильнее, неясно). Правда, все эти ярлыки не имели никакого отношения к художнику, претендующий на глобализм национального взгляда, каким и был Вайда. Такая деконструкция месседжа убивала метафору как его основу, оставляя множество пустых полей и скрытых утренним туманом пространств, которые низводят самое политически ангажированное прочтение к анекдоту. «ЭкоГрад» в лице своего постоянного автора –– философа Александра МАРКОВА –– предлагает оценить хронику внутренней борьбы сумрачного подтекста с политизированным текстом у Вайды и, приводя цитаты покинувшего нас мэтра, определить в этом поединке победителя, которому достался билет в Вечность.
Александр Марков, Facebook
Умер Вайда. Думаю, что его революция в кино была не в приемах, а в этосе камеры: умении не только приближать план, фиксировать скорость событий и волнение героев, но и почтительно удаляться в свой собственный сумрак, в туман еще не принятых решений, в тревогу приближающегося дня. Спасибо, Мастер!
КТО ОН ТАКОЙ
Анджей Вайда родился 6 марта 1926 года в Сувалках (Польша). Его отец, Якуб Вайда, офицер конной артиллерии, в 1939 году попал в советский плен и был расстрелян в Катыни (по другим сведениям –– в Харькове). Мать Анеля была школьной учительницей.
К началу оккупации Польши Германией Анджей успел окончить 7 классов средней школы. В войну работал чертёжником, грузчиком, учеником бондаря, кладовщиком в немецких мастерских: это спасало от угона на принудительные работы в рейх. Принёс присягу командирам подпольной Армии Крайовой, подчинявшейся правительству в изгнании, но в боевых партизанских действиях не участвовал.
После войны изучал живопись в Академии изобразительных искусств в Кракове. В 1950––1954 годы учился в Высшей киношколе в Лодзи.
С 1954 года –– режиссер-постановщик фильмов. Дебютировал картиной «Поколение», которая положила начало «польской школе кино».
Широкое признание к Вайде пришло после фильма «Канал» (1956), удостоенного нескольких премий, в том числе специального приза на кинофестивале в Канне в 1957.
Лучшая лента этого периода — «Пепел и алмаз» (по роману Ежи Анджеевского), рассказавшая о трагедии молодого Аковца, убивающего польского коммуниста.
В дальнейшем темы войны режиссёр касался в лентах «Лётна», «Самсон», «Пейзаж после битвы», «Корчак», «Кольцо с орлом в короне», «Страстная неделя», «Катынь».
Снимал лирические картины и сатирические комедии «Барышни из Вилько», «Березняк», «Невинные чародеи», «Охота на мух».
Немалое место в творчестве режиссёра занимали экранизации литературной классики, как польской, так и мировой — «Свадьба», «Сибирская леди Макбет», «Бесы», «Пилат и другие», «Земля обетованная», «Пан Тадеуш».
Заметный общественный резонанс вызвало творчество Вайды конца 1970-х — начала 1980-х –– «Человек из мрамора», «Без анестезии», «Человек из железа», «Дантон».
В 1990-е годы снова обращается к теме войны, оккупации. Канонада сопровождает весь фильм "Страстная неделя" (1995). Фильм получил Серебряного медведя на МКФ в Берлине в 1996 году.
Художник заявлял о своей жизненной позиции не только сквозь призму трагических событий минувших военных лет, он брал в объектив кинокамеры и живую плоть современной польской действительности.
Картину "Пан Тадеуш" (1999) –– экранизацию одноименной поэмы Адама Мицкевича –– Вайда считал своим главным произведением. В ней воплотилась не только давняя мечта постановщика, к которой он шел всю жизнь, но и чаяния и потребность польского народа. Свидетельством тому –– массовый прокатный успех фильм. За несколько месяцев демонстрации в Польше фильм посмотрели 12,5 миллиона зрителей –– 60% всего населения страны.
К фильму «Катынь» (2007) Вайда шел больше 10 лет. Там, в Катыни, или в Медном, лежит его отец, польский офицер Якуб Вайда. Неготовая к обороне и оказавшаяся между двух огней — фашистской Германией и Советским Союзом, польская армия быстро капитулировала, а весной 1940 года сдавшиеся в плен польские офицеры были расстреляны НКВД. Трагические события начала Второй мировой войны долгие годы были в Польше запретной темой. Дети расстрелянных офицеров, заполняя документы, не решались указывать дату смерти отца. Сам Вайда, подавая документы в академию, поступил так же. «Катынь» — первый художественный фильм о тех событиях. Он, как и все киноленты режиссера, глубоко символичен и вместе с тем документален.
Автором или соавтор сценариев к большинству своих фильмов. Кроме кинематографа с конца 1950-х работал и в театре, в числе поставленных им спектаклей несколько вариантов «Гамлета», «Бесы», «Преступление и наказание».
В 1972––83 годы художественный руководитель кинообъединения "Х". В 1978––82 годы председатель Союза кинематографистов ПНР.
В 1989––91 сенатор польского Сейма.
Член Британской киноакадемии (с 1982 года), Европейской киноакадемии (с 1988 года), Академии изящных искусств Франции (с 1997 года).
Кавалер орденов Почётного легиона двух степеней. Лауреат Государственной премии ПНР (1974), премий Министерства культуры Польши (1971, 1998), театральной премии имени Луиджи Пиранделло (1987), "Феликса" (1990), "Золотого Льва" в Венеции (1998) и почетного "Оскара" за творчество на церемонии 2000 года.
Вашингтонский и Ягеллонский университеты присвоили ему звание почётного доктора.
С 1972 года был женат на Кристине Захватович, театральном художнике и актрисе. Дочь Каролина от брака с Беатой Тышкевич окончила биологический факультет, занимается бизнесом, иногда снимается в кино, ассистировала отцу на фильме "Пан Тадеуш". Жил в Варшаве в небольшом доме с палисадником.
http://www.kino-teatr.ru/kino/director/euro/52748/bio
Фильмы Вайды глубоко польские, они о поляках и для поляков. И в то же время они часть мировой культуры, а самого Анджея Вайду называют классиком мирового кинематографа. Вайда гордится тем, что его фильмы, и не только его, а всей польской школы, помогли изменить страну. «Быть понятым другими и при этом волновать сердца поляков, воздействовать на воображение чужих образами нашей жизни и нашего прошлого, разорвать замкнутый круг отчужденности и кружить со всеми вокруг польских проблем» — так формулировал Анджей Вайда свою задачу режиссера.
***
Анджей Вайда: "Ехать в Америку мне было незачем" (интервью 2003 года)
Избранные цитаты
Человек должен быть свободен в выборе места, где хочет работать. Так ведь раньше и было! Художники ехали в Париж, ходили по музеям, галереям, заглядывали друг к другу в мастерские, писали, рисовали –– и оставались при этом польскими, русскими, норвежскими художниками. Конечно, кино –– дело немного другое. Чтобы делать фильмы, интересные публике той страны, куда ты переселяешься, надо пустить там корни.
Киножизнь коренным образом изменилась по сравнению с той, какая была в годы моей молодости. Я был молод, сделал три своих первых фильма, и уже второй из них был отмечен в Канне, а третий –– "Пепел и алмаз" –– обошел весь мир. Сидя в Польше, я присутствовал во всем мире. Зачем мне было куда––то уезжать? Но в те времена зрителям в разных странах еще показывали разные фильмы. А потом все резко изменилось, американское кино полностью овладело мировым прокатом. Неамериканские фильмы появляются теперь редко и в малых количествах –– в университетских залах в Америке, в специальных артхаузных кинотеатрах во Франции и не играют прежней роли, потому что, во––первых, не имеют массового зрителя, а во-вторых, и не говорят миру так уж много.
Великий русский художник не может и не должен превращаться в крупного художника Италии или Франции. Ведь Достоевский тоже половину жизни прожил за границей, написал там несколько романов, но не перестал быть русским писателем. Конечно. Витольд Гомбрович тоже стал европейским автором, хотя писал только по-польски. Но можно ли сегодня стать режиссером мирового масштаба, снимая фильмы по––польски? Думаю, трудно. Такие фильмы не получат проката.
После введения военного положения (в 1981 году) я вынужден был прожить несколько лет в Европе. Снял там "Дантона", "Любовь в Германии". Все на чужих языках. Добровольно же я никогда не хотел уезжать. Зачем? Все, что я имел сказать, было во мне, в Польше, о Польше, по-польски. Я прекрасно знал, что, если я поеду в Америку, там никого никогда не заинтересует то, что я хочу рассказать. Так зачем было туда ехать? И до сегодняшнего дня в Америке мало интересуются судьбой других народов. Что я имею сказать об Америке? Таким образом я стал тем, кем стал: режиссером маргинальным.
…Польша зарылась в свои дела, увязав их прежде всего с Западом. Ищет там деньги, кооперации, пытается связать оборванные больше пятидесяти лет назад нити. Нам, возможно, не хватило ума и воображения, чтобы уразуметь, как важны здесь, в России, наши позиция и присутствие. Эту ситуацию многие в Польше осознают как противоестественную. В моей среде, среде интеллектуалистов, да и в других слоях общества нет желания отстраниться от России. Но общие настроения –– неинтереса, как говорят французы.
Именно сейчас Польше стоит вспомнить о своей исторической роли, подсказанной самим ее положением. По одну сторону –– Западная Европа, по другую –– Россия. Мы всегда будем на пути, и эту роль "на пути" должны исполнять. Открывая Школу режиссерского мастерства в Варшаве, я осознавал, что среди прочего она может выполнить некое задание. Потому что момент, когда именно в Варшаве встретятся киностуденты с Запада –– немцы, французы, швейцарцы, шведы, норвежцы, датчане (таков сейчас состав наших слушателей) –– со студентами из Москвы, Вильнюса, Санкт––Петербурга, откуда-то из-за Урала, –– этот момент очень важен. Должна сложиться человеческая, дружеская связь. Ведь как было раньше? Независимо от того, какая политическая погода стояла на дворе, я всегда помнил, что знаю в Москве Андрея Тарковского, Андрея Кончаловского, Марлена Хуциева и еще по крайней мере десяток––полтора людей, которые думают как я, и, что бы ни случилось, останутся моими друзьями. И я бы хотел, чтобы у молодых режиссеров в Польше тоже было ощущение, что здесь живут их друзья.
В Польше артист, художник, режиссер должен быть частью большого целого. Такова традиция. У нас единственно живая, действенная традиция –– это традиция романтическая, а романтическая традиция дает художнику наказ жить жизнью своего народа.
Катынь. Раньше о ней, понятное дело, нельзя было говорить даже эзоповым языком. Тема была наглухо табуирована. А это моя тема. В Катыни (правда, я предполагаю, что в Медном под Тверью, но в рамках той же акции НКВД) расстрелян мой отец. В сентябре 1939-го он, кадровый офицер, был взят в плен Красной Армией, вступившей в восточную Польшу согласно тайному протоколу Риббентропа––Молотова. Потом отец попал в лагерь в Старобельске и в конце концов разделил судьбу четырнадцати тысяч офицеров Войска Польского и пограничной службы. Это произошло весной 1940 года, захоронения были вскрыты в начале 1943-го, тогда же польская подпольная и немецкая оккупационная пресса начала печатать списки погибших. Фамилия "Вайда" значилась под номером 0844, звание было указано правильно –– капитан, а вот имя перепутано. В расстрельных списках значился Кароль Вайда, в то время как отца звали Якуб. Однако за пятнадцать лет поисков, общений с историками, архивистами и людьми из вашего "Мемориала" я узнал, что в предвоенном польском офицерском корпусе был только один капитан Вайда –– мой отец. Я обязательно сниму фильм о Катыни. Но должен сказать, что такого адского сопротивления материала, как в этом случае, я еще ни разу не встречал. Мне ясно, что я не должен снимать личную историю –– свою детскую тоску по отцу, свое долгое мысленное общение с ним. Катынь –– национальная трагедия, такая же, как Варшавское восстание или Холокост. При чем тогда моя исповедь? Потом: эта история одновременно тотальная и безликая и в том, что касается жертв, и в том, что касается палачей. И те, и другие были в каком––то смысле слепы, и даже, должен сказать, невинны. Как в античном театре, их судьбами распоряжался Олимп, то есть в данном случае Кремль. Приказ об истреблении этой, по сути основной, части офицерского сословия Польши подписал Сталин, но он озаботился взять себе в подельники главных членов политбюро. Таинственным образом польская литература не создала ни единого произведения о Катыни, а ведь в эмиграции действовали издательства, жили литераторы, которые в разное время уехали из страны. Я думаю, что в этом деле преступна даже невольная –– от неведения –– ложь, а ведь свидетелей––то не осталось ни единого. Ни с той, ни с другой стороны. Игра в допущения, версии меня тоже морально коробит. К тому же я так понимаю ситуацию: в создании этого фильма должна принимать участие Россия, это, по––моему, ее покаянный долг. Рад, что со мной в этом согласен министр культуры Михаил Швыдкой. Все вместе, однако, очень трудно, нечеловечески трудно.
http://izvestia.ru/news/276311
Кадр из фильма Анджея Вайды "Катынь" (2007 г.)
Анджей Вайда на радиостанции «Эхо Москвы» (выступление 2003 г.)
Избранные цитаты
Я думаю, что свобода, за которую мы сражались и которая не сама собой пришла в Польшу, и мы приложили огромные усилия, в том числе и польское кино, которое всегда старалось сражаться для себя и для польской публики, большей свободы, я считаю, что есть некая разница между тем, что пришла свобода в Польше и пришла свобода здесь в России, я считаю, что Польша пережила гораздо менее длительный период режима и была более готова к переменам. Я считаю, что многие годы уже перед переворотом работала оппозиция, которая определяла эти основные направления новой жизни после того, как мы смогли бы получить независимость, взять ее в свои руки. И первое правительство Мазовецкого, и решения, которые были приняты Бальцеровичем в экономической сфере, они сразу же продвинули Польшу намного вперед в сторону свободного рынка и, скажем так, в сторону личных свобод. Я не способен сейчас оценить жизнь в Москве или жизнь в России в настоящий момент, я этой жизни не знаю, большим специалистом в этой области и автором прекрасной книги под названием "Империя" является наш польский писатель Ришард Капущинский, и он большой специалист. И надо сказать, что его книга произвела на меня огромное впечатление, он здесь прожил несколько месяцев, и прежде он прекрасно знал СССР, так что я не стал бы сейчас сравнивать, в любом случае я рад этим победам в России, любому успеху России, будь то прекрасный спектакль или замечательный фильм, любое культурное событие на меня производят впечатление. И это нас на самом деле сближает и объединяет, Польшу и Россию.
В демократических странах произошло так называемое разделение слоев. Просто город живет одной жизнью, деревня другой, можно сказать, что сейчас разные наметились слои общественности, и этого избежать не удастся. И наша настоящая проблема состоит в том, чтобы польская экономика могла настолько продвинуться вперед, чтобы стали существовать средства, финансы, которые могли бы быть государством направлены на помощь тем социальным слоям, которые в особенности нуждаются. Но стране свободного рынка эта свобода только в том случае, когда создается более широкий слой людей, платящих налоги. В свою очередь это возможно только тогда, когда государство протягивает руку тем, кто имеет инициативу, кто хочет работать и зарабатывать, и вкладывать свои деньги, а не государственные. Поэтому здесь идет некое переформирование структуры государства.
Я считаю, что в момент таких перемен культура, может быть, сейчас играет меньшую роль, потому что ее отталкивают на бок, на обочину. Но мы осознаем, что без того, чтобы театр занимал свое постоянное место, кино, фильм, т.е. эти перемены тогда не будут определены в образе, тогда мы не будем понимать, в каком направлении мы движемся, как это проявляется в социальном плане. Естественно, кино уже не играет ту огромную роль, как 30, 20 лет назад. Сейчас большую роль такого воздействия на человека оказывает телевидение. Политика перешла в парламенты, и ежедневные новости, показанные телевидением, отражают то, что происходит в обществе. И может быть, это по той причине, что сейчас не существует политических фильмов, идей. Но я думаю, что это пройдет. Искусство всегда отражало свое время. И я сейчас надеюсь, что молодые режиссеры, а я как раз представляю в ретроспективе еще пять картин нового польского поколения, они это понимают. И они хотят быть как раз первыми ласточками и передавать те идеи и тенденции, отражать жизнь тех слоев, которые сейчас, к сожалению, испытывают самые большие трудности. И здесь роль художника чтобы защитить этих страждущих, униженных.
Я таким образом воспринимал необходимость работать в политике. Если я своими картинами всегда стремился к тому, чтобы наступили изменения в сознании этого общества, в государстве, то в тот момент, когда оппозиция приходит к власти, обязанностью и долгом моим является не снимать картины, а участвовать в конкретных событиях. Нам было нужно такое правительство, которое бы стало единомышленником, которое бы помогло дальнейшему исполнению перемен, поэтому мой долг это было укрепить эти перемены, лично работать, вкладывать свои силы настолько, насколько это было необходимо.
Демократия состоит в том, что общество выбирает своих представителей. Я уже перестал быть представителем этого государства, потому что время ищет новых героев. Но ты не выдвигаешь свою кандидатуру, потому что я знаю, что в данный момент меня бы в правительство не избрали. Общество ищет людей, которые подобны им, это интересно. Но во всей Европе уже нет политиков с известными именами, нет Де Голля, таких личностей, как Аденауэр, потому что политики выходят из более или менее популистских партий. И они должны отражать серую обыденность. И поэтому они ищут таких представителей, можно общество понять, потому что общество всегда боится ярких личностей, оригинальных людей, такие, они считают, что не должны быть у власти, необязательно. Они считают, что эти люди не будут защищать интересы слабого.
Ведь демократия является как раз подведением какой-то общей черты, скажем так, выведением на среднее, это результат математического расчета. Математический расчет может быть по-разному сложен. Если это великий математик, это блистательная формула. Но согласитесь, что среднее статистическое не дает великих личностей. Поэтому демократия защищает, так сказать, самые широкие слои, что само и является этой обыденностью. И с этим надо согласиться.
Я думаю, что хорошая и искренняя, настоящая ситуация такова, когда творец, как Толстой, Достоевский, Чехов, опережает свое время, своих современников, которые пытаются осмыслить великую мысль, идею Толстого или таинство Достоевского, это писатели, которые не старались понравиться своему читателю, которые выходили вперед, и я был таким читателем Достоевского, в особенности я был счастлив, что есть личность, которая открывает мне мир, в который я благодаря ему могу войти в таинство души, духа, сложных внутренних психологических осмыслений выбора. И мне кажется, что искусство такое значимо, а не такое, какое обязательно пытается расположить к себе, купить, завоевать зрителей, читателей. Естественно, легче писателю. И сейчас много издателей. Книга может лежать многие годы, выпускаться, переиздаваться. А кино должно быть снято сейчас, в этот момент, показано теперь же, без промедления. И в этом большая проблема найти средства, чтобы отразить свою идею, а здесь необходимы большие бюджеты. Чтобы снять картину рискованную, которая, еще ты наверняка не знаешь, потрафит ли вкусам всех.
После того, как у нас в 89 г., когда Польша стала свободной страной, я снял три картины, которые были, скажем так, воплощением моих несбывшихся прежде ранних желаний, и которые по цензурным соображениям не могли быть сняты. Я считал так, вот как раз свобода для того, что сейчас я могу начать снимать эти картины, а выяснилось, что зритель эти картины вовсе не ждал. Однако я сделал экранизацию картины "Пан Тадеуш" в 99 г., и картина собрала 6 млн. зрителей, это рекорд кассовых сборов. И следующая экранизация "Месть", огромное количество зрителей, например, принимая во внимание результаты наиболее кассовых американских фильмов, они выходили на уровень всего 2,5 млн. зрителей. Что это означает? Общество ищет прошлого, обращается к своим корням, кто мы, пытается определить себя в нравственном плане, в прошлом, чтобы убедиться и осознать ценность своего духа, узнать о себе. Я считаю, что и язык имеет огромное значение. Ведь мы смотрим такое огромное количество картин, они в основном на английском языке, но являются причиной того, что зритель начинает уже тосковать по родному, красивому, классическому языку.
СССР никогда уже не вернется, нет, потому что это был продукт некой исторической ситуации. И это повторить нельзя. Россия, даже если это будет тяжелый путь, все равно пойдет по пути свободы, демократии и свободного рынка. Не существует таких сил, которые смогут вернуть былое. История не знает таких вещей. Французская революция перечеркнула некую формацию, которая уже никогда не вернется, это историческое развитие. Может быть, перед нами новые проблемы и новые трудности, они будут зависеть конкретно от нас, мы будем решать их. И никто за нас не будет решать эти проблемы, ни товарищ Дзержинский, ни товарищ Сталин.
http://inosmi.ru/world/20080319/240315.html
