Нобелевскую премию по литературе присудили британскому писателю японского происхождения Кадзуо Исигуро. Трансляция объявления результатов велась на сайте Нобелевского комитета. «Премия по литературе присуждена Кадзуо Исигуро, который в романах великой эмоциональной силы раскрыл бездну нашей иллюзорной связи с реальностью» — сообщила представитель комитета.
В формулировке Нобелевского комитета не упомянуто конкретное произведение, но, очевидно, определяющую роль сыграла антиутопия "Не отпускай меня", написанная в классических английских традициях "Мы" Замятина и "О дивный новый мир" Хаксли. Заданный фатализм философской матрицы не позволяет поместить в эту обойму "1984" Оруэлла, хотя в когорту предшественников отлично вписывается Франц Кафка. В эпоху давно победившего киберпанка анахронизмом выглядит бледная политкорректная ресмнисценция "В исправительной колонии" пражского еврея Кафки японцем для нарочито британского стиля, но такая интертекстуальность вполне и давно в постмодернистской моде шведских академиков. После ухода Кафки других писателей у нас для них нет (с).
Британская печать комментирует присуждение премии Кадзуо Исигуро – автору популярных, переведенных на многие языки, в том числе на русский, романов, таких как "Остаток дня", "Когда мы были сиротами", "Не отпускай меня", "Художник зыбкого мира". В помещенном Financial Times интервью Кадзуо Исигуро приводит список повлиявших на него авторов: Джейн Остин, сестры Бронте, Толстой, Чехов, Джойс, Фицджеральд, Фолкнер, Хемингуэй, Керуак и Мейлер.
Газета Guardian цитирует литературного критика Стивена Пейджа, считающего главными качествами прозы писателя "эмоциональную мощь и интеллектуальную любознательность". В отклике на присуждение премии Исигуро газета Independent называет 62-летнего писателя "одним из крупнейших британских романистов".
О Кадзуо Исигуро говорит писатель Александр Генис:
Легче всего понять одного писателя, сравнивая его с другими и знаменитыми. Их-то мы уже успели обставить комментариями и толкованиями. В этой любимой игре литературных критиков нет ничего плохого, если не заходить слишком далеко и не быть чересчур упорным. Аналогии бесспорно помогают, ведь читатель, как говорил Шкловский, питается не тем, что съел, а тем, что переварил. Вот и на этот раз постоянный секретарь шведской Академии Сара Даниус предложила нам подсказку.
– Если смешать Джейн Остин с Францем Кафкой, – сказала она, – то мы получим прозу Кадзуо Исигуро, только в смесь надо добавить немного Пруста.
Я бы еще настоял на том, что коктейль не получится без японского классика Танидзаки, особенно его шедевра – романа “Мелкий снег”. Боюсь, однако, что в творчестве такого протеичного автора, как Исигуро, нет постоянных ингредиентов, потому что автор и сам на себя-то не похож. Если страх повтора – фобия Исигуро, то быть всегда другим – его кредо.
В его раннем и моем любимом романе “Художник зыбкого мира” есть признание, которое предсказывает весь дальнейший путь писателя.
– Опыт, полученный в мастерской Такэды, – говорит в книге ее герой, – научил меня никогда не следовать слепо за толпой и всегда тщательно обдумывать, а правильным ли является то направление, куда меня толкают. И если уж я что-то и старался вам всем внушить, так это необходимость обрести способность подниматься над привычным ходом вещей.
Стать другим Исигуро помогла биография. В семь лет родившегося в Нагасаки мальчика родители отвезли в Англию, причем в провинцию, где он был единственным выходцем с Дальнего Востока. Неудивительно, что его первые книги были связаны с родными, но незнакомыми краями. Тот же роман “Художник зыбкого мира” написан по всем канонам лучшей японской прозы ХХ века: ослабленная, почти незаметная сюжетность, изнурительная точность описаний с вкраплениями импрессионистических деталей, углубленный психологизм и расплывающийся образ автора с несфокусированной точкой зрения на мир и собственный рассказ. При этом вся книга пропитана ощущением конкретного времени (довоенная и послевоенная Япония). Трудно поверить, что роман написан на английском языке. Японцы и не верят. Тамошние критики говорили мне, что подозревают Исигуро в лукавстве, когда он отказывается давать интервью на японском.
И все же назвать его английским писателем с необычной для этого острова фамилией тоже нельзя. По происхождению Исигуро – другой. Он всегда об этом помнит, ибо такой статус позволяет ему сохранить – о чем бы он ни писал – взгляд с стороны. Именно такой оптике мы обязаны появлению самой популярной книги Исигуро “Остаток дня”. Когда этот роман получил Букеровскую премию, лишь немногим уступающую по престижу Нобелевской, британские критики с удивлением писали, что самый английский роман целого поколения написал писатель, которого зовут Кадзуо Исигуро.
И действительно, “Остаток дня” – чисто английская книга уже потому, что строится вокруг оплота Альбиона: дворецкого. Того самого, без которого не обходятся наши любимые детективы и костюмные драмы из нарядного – прошлого – времени. Но Исигуро помимо внешних примет той ушедшей жизни описывает внутренний и не слишком завидный мир своего героя.
– Я много читаю, – объясняет он, – чтобы расширить свой словарный запас, полезный в общении с хозяевами.
Стертая, исчерпывающаяся верностью индивидуальность, готовность принести себя в жертву, снобизм слуги, перенимающего пороки и заблуждения хозяев, – все это складывается в одно понятие: долг, обожествление которого равно свойственно британскому дворецкому и японскому самураю.
Попав в точку, Исигуро в ней не остался. Следуя своему девизу “Не повторяться”, он никогда не пишет одну и ту же книгу дважды. Поэтому его поздние романы, “Не отпускай меня” и “Погребенный великан”, написаны на том рубеже, где добротное психологическое письмо смыкается с триллером и элементами научной, если тут уместно это нелепое определение, фантастики.
Разнообразие жанров при постоянстве тщательной отделки и сильной, но скрытой эмоциональности, побудило Нобелевский комитет присудить премию писателю, чья награда, в отличие от нескольких предыдущих, не вызовет скандалов и будет всеми принята как бесспорно заслуженная.
https://www.svoboda.org/a/28775862.html;
