Сурен ГАЗАРЯН: «Если эколог мешает брать природные ресурсы, то становится врагом»
Ставший знаменитым российский эколог, а еще ученый-зоолог, изучающий летучих мышей, Сурен Газарян полгода назад уехал из Краснодара в Таллин, после того как частный охранник обвинил его в угрозе убийством. Это означало тюремный срок для защитника природы, уже получившего три года условно за сломанный забор, возведенный на Черноморском побережье. Недавно Газарян получил политическое убежище в Эстонии, после чего рассказал корреспонденту «ЭкоГрада» Игорю ЕРМАЧЕНКОВУ о своих планах на будущее и судьбе защитника природы.
И ЭТО ВСЕ О НЕМ
ИЗ ВИКИПЕДИИ:
Родился 8 июля 1974 года в Краснодаре. В 1996 году окончил Кубанский государственный университет, в 2001-м — аспирантуру Института проблем экологии и эволюции им. А. Н. Северцова РАН, где защитил диссертацию и получил научную степень кандидата биологических наук. По специальности зоолог.
С 2004 года до отъезда в Эстонию в конце 2012 года работал в Институте экологии горных территорий КБНЦ РАН в должности старшего научного сотрудника лаборатории разнообразия позвоночных животных. Опубликовал более 60 научных работ.
В 2004 году вошел в состав общественной организации «Экологическая вахта по Северному Кавказу». С 2005 года является членом Совета этой организации.
В 2011 году был награжден специальным призом «За охрану природы России», учрежденным Советом Государственной думы РФ по устойчивому развитию совместно с Российским экологическим союзом и ассоциацией «Росэкопресс».
В 2012 году председатель Совета по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте РФ вручил Cурену Газаряну, члену рабочей группы по экологии, благодарственное письмо за активный вклад в работу Совета.
6 июня 2013 года (уже после эмиграции из России) стал лауреатом российской Ежегодной Национальной экологической премии, ему была присуждена премия «Экология и гражданское общество».
С середины 2000-х годов упоминался в СМИ как активный защитник природы и культурных памятников Кубани и Кавказа. В 2005–2006 годах руководил природоохранным проектом «План действий по сохранению уязвимых рукокрылых Всемирного Наследия Западный Кавказ». В 2005 году он, выступая в прессе, сообщал о критическом состоянии двух расположенных в Хостинском районе города Сочи пещер с памятниками эпохи палеолита.
Активно распространял в СМИ информацию об опасности для природы Краснодарского края строительства объектов к Олимпиаде в Сочи. В 2009 году вместе с Андреем Рудомахой был задержан после того, как активисты в течение нескольких часов препятствовали незаконной вырубке деревьев, занесенных в Красную книгу РФ при строительстве дороги «Адлер — Красная Поляна». Помимо того, выступал против незаконной добычи строительного известняка на территории Сочинского национального парка, а также распространял информацию об опасности для олимпийского Сочи мусорного полигона.
В январе 2009 года был одним из лидеров блокады незаконного строительства дороги к проектируемой резиденции Управления делами Президента РФ в заказнике «Большой Утриш». Строительство дороги было остановлено и до настоящего времени не ведется. В 2010 году подал судебный иск, в результате которого был отменен приказ об утверждении положительного заключения государственной экологической экспертизы проекта строительства этой дороги, что сделало невозможным легальное продолжение ее строительства.
В 2010–2011 годах вместе с другими участниками «Экологической вахты по Северному Кавказу» поддерживал требования жителей Туапсе, выступивших против введения в эксплуатацию Туапсинского балкерного терминала, где должна была осуществляться «перевалка сухих гранулированных минеральных удобрений». По мнению экологов и местных жителей, это могло ухудшить экологическую обстановку в Туапсе.
Широкую известность получили факты арестов и судебного преследования в связи с участием Сурена Газаряна в общественной кампании против захвата лесного фонда и береговой полосы под дачу губернатора Кубани Александра Ткачева в Голубой бухте (вблизи поселка Джубга). Вместе с активистом «Экологической вахты по Северному Кавказу» Евгением Витишко стал одним из главных фигурантов уголовного дела о заборе «дачи Ткачева». В мае 2012 года над Газаряном и Витишко начался судебный процесс, в результате которого их приговорили к трем годам условного заключения с двухлетним испытательным сроком.
В августе 2012 года против него было возбужденно дело по статье 119 ч. 1 «Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью» — якобы Газарян «угрожал убийством» трем вооруженным охранникам, а именно бросал в них камнями и угрожал физической расправой. Появилось оно после инспекции, во время которой Газарян обнаружил незаконную стройку — в акватории Черного моря возле «Дворца» начали возводить причал для яхт.
16 ноября 2012 года был объявлен СК РФ в федеральный розыск.
21 декабря 2012 года международная организация Human Rights Watch сообщила, что Сурен Газарян покинул территорию РФ. После эмиграции Газарян запросил политическое убежище в Эстонии.
— Как тебе живется в Эстонии?
— Нормально. Но хуже, чем дома, это точно. Страна мне нравится — если есть деньги, то здесь вполне можно жить. Для проживания Эстония достаточно комфортное место, это недорогая страна, достаточно распространен русский язык.
— На какие деньги ты живешь?
— На свои. Когда я приехал, то получил маленький грант в 1200 евро от организации Frontline Defenders, но он уже давно закончился — я на него снимал четыре месяца квартиру. Теперь живу на свои деньги.
— Но теперь у тебя есть статус беженца и ты можешь рассчитывать на пособие?
— Правительство Эстонии мне не помогает — это не такая богатая страна, пособия по безработице или беженцам тут довольно низкие, прожить на них нельзя. Мне просто даны права: живи, работай. Надо работать. Можно что-нибудь красить, ремонтировать...
— Тебе интересно этим заниматься?
— А какой у меня выход? На лето у меня есть планы, хочу уехать из Эстонии, чтобы заработать какие-то деньги на жизнь. Это связано с моими прошлыми научными проектами.
— Твои эстонские документы дают тебе право ездить по Европе?
— Не только, я могу уехать в любую страну, кроме России.
— Твоя семья сейчас с тобой живет?
— Нет, они дома, в Краснодарском крае. У них налаженный быт, живут себе спокойно. Особых планов на воссоединение пока нет, так как непонятно, чем я буду заниматься. Но мы можем, конечно, встречаться в любой стране.
— Тебе дали вид на жительство на три года. Что потом?
— Его можно продлевать до бесконечности. Планов на будущее не строю, летом буду заниматься своим научным проектом, а дальше посмотрим.
НАУКА И КАРЬЕРА
— В какой области твой научный проект?
— Я же ученый-зоолог, изучаю летучих мышей и буду этим заниматься теперь в Европе. Буду продолжать свой научный проект, которым занимался раньше. Я уже больше десяти лет кандидат биологических наук, защитил диссертацию «Эколого-фаунистический анализ населения рукокрылых Западного Кавказа».
— Есть ли возможность заниматься наукой в Эстонии?
— Это не так просто. Во-первых, в Эстонии есть свои ученые, во-вторых, надо знать достаточно хорошо язык, преподавать в университете. Здесь нет возможности заниматься только исследовательской работой, которая была у меня до отъезда в Институте экологии горных территорий Кабардино-Балкарского научного центра Российской академии наук. Но по мере улучшения знания языка, думаю, что работа какая-то найдется.
— Ты уже учишь эстонский язык?
— Постепенно учу. Ходил два месяца на курсы, сдал экзамен на сертификат низшего уровня. Здесь есть возможность учить либо бесплатно язык, либо деньги потом возвращают. Эстонский язык интересный.
— Есть ли у тебя возможность сделать научную карьеру в какой-нибудь стране Евросоюза?
— Научную карьеру я уже не сделаю, это нужно было начинать сразу. Ученые здесь работают по другим правилам, не как в России, здесь жесткая конкуренция. Если на Кавказе в своей области я был единственный специалист и был востребован, как в стране, так и за ее пределами, то здесь, в Эстонии, все иначе. Во-первых, здесь нет такого количества видов летучих мышей, во-вторых, есть свои ученые, которые занимаются рукокрылыми. В-третьих, надо выпускать статьи в определенных журналах, делать карьеру ученого. В России с наукой все слишком плохо, чтобы взять и начать сходу заниматься наукой в другой стране.
«ДЕЛО НЕ РАССОСЕТСЯ»
— Что с твоим делом в России, где тебя обвиняют в угрозе убийством сотруднику частного охранного предприятия?
— В России я вроде бы нахожусь в федеральном розыске, как сказал следователь. Должно быть постановление об объявлении в розыск, но его не выдали моему адвокату, сказали на словах. Нахожусь ли я в международном розыске — сложно сказать, это неизвестно, так как я еще не пересекал эстонскую границу.
Уголовное дело пока приостановлено в связи с розыском. Заочно нельзя предъявить обвинение, поэтому сначала они должны меня найти и поймать. Так что пока дело пылится на полке. Срок давности по таким делам не действует, если человек уехал и скрылся.
— Когда ты сможешь вернуться в Россию, как думаешь, какие у тебя ощущения?
— Это нескорая перспектива, не думаю, что это будет быстро. Годы пройдут, прежде чем наступит такой катаклизм, чтобы можно было вернуться. Уголовное дело само не рассосется за несколько лет, оно могло бы рассосаться, если бы возникло на пустом месте, а поскольку за ним присматривают, чтобы оно не рассосалось, то оно точно не рассосется. Само по себе дело высосано из пальца, было много возможностей его закрыть, но раз его не закрыли и фактически довели до суда, значит, никто его не закроет.
— Перед тем как уехать в Эстонию, ты ведь, наверное, просчитывал все варианты. Если представить себе, что ты бы остался в России, то как бы развивались события?
— Я пришел бы в мировой суд, где меня быстренько, за два-три заседания, осудили бы. Три года условно уже у меня было, плюс еще бы дали... например, могли бы дать три года и три месяца. Скорее всего жил бы я сейчас в колонии-поселении или, может быть, даже колонии общего режима. Я же уже рецидивист…
«ОСТАЮСЬ НА ЭКОВАХТЕ»
— Твоя общественная экологическая деятельность будет иметь продолжение?
— Конечно. Я ее не прекращал, по-прежнему состою в «Экологической вахте Северного Кавказа». Я все так же получаю информацию, обдумываю ее и пишу разные вещи для наших ребят из «Эковахты», они рассылают письма по инстанциям. Ничего особо не поменялось, так как в последнее время в России я был под подпиской о невыезде, у меня был условный срок. Хотя тут меньше стимулов писать, так как большое расстояние сказывается, да и в целом ситуация в стране такая, что наши телодвижения приносят мало результатов, старые методы не работают.
— А какие работают?
— Под Воронежем, на Хопре, тысячи местных жителей пошли сломали забор, сожгли буровые вышки, и сразу же все зашевелились, даже Следственный комитет. Очень интересно, что он не собирается карать за массовые беспорядки и насилие, а будет теперь разбираться, кто виноват, проверит органы власти. Очень интересный поворот.
— Получается ли защищать природу Черноморского побережья, находясь на Балтийских берегах?
— Конечно. Механизм ведь не меняется. Единственные способы, которые должны работать, — это обращение в государственные органы, переписка, суды, обращение в СМИ. То, что я нахожусь в Эстонии, даже с какой-то стороны удобнее — на меня никто не давит и надавить не может. Меня даже просят озвучить какую-то информацию, которую получают другие активисты, но боятся ее озвучить. Поскольку на меня надавить теперь сложно, то приходится выступать таким посредником. Местоположение человека при современных способах коммуникации большого значения не имеет.
— Но все же ты уехал из Краснодарского края, и кто теперь там будет вместо тебя защищать ту же сосну пицундскую, занесенную в Красную книгу?
— Этим должно заниматься государство. В «Экологической вахте» есть несколько человек, которые пишут письма в госорганы, информацию публикуют, но все это действует только в том случае, если работает государство, и не важно, где ты находишься. Но если оно не работает, то ты хоть разбейся на месте, как это было в Химкинском лесу, все равно это работать не будет. Не может гражданская активность остановить весь беспредел, который происходит.
— Есть ли в Эстонии экологические проблемы?
— Исторически так сложилось, что движение за независимость в Эстонии начиналось как движение против открытой добычи фосфоритов, которая оставляет за собой обезображенные ландшафты, поэтому на государственном уровне отношение к экологическим проблемам особенное. В Эстонии, наверное, лучшая экологическая ситуация на постсоветском пространстве. Эстонцы берегут свою природу, они ее любят. В России многие ненавидят природу, такое впечатление складывается. Конечно, у всех людей потребительское отношение к природе, но можно так использовать ее дары, чтобы и потомкам осталось, а можно все изгадить и при этом ничего не получить или оставить выжженное место. Могу сказать, что в Краснодарском крае большинство людей живут так, как будто они откуда-то приехали, им все чуждо, поэтому они природу не знают и относятся к ней враждебно.
СУДЬБА ЭКОЛОГА
— Недавно в Коста-Рике браконьеры убили защитника черепах, который мешал им заниматься их грязным делом. Как ты считаешь, почему люди, которые защищают дикую природу, очень часто оказываются на кладбище, в больнице или тюрьме?
— Да, у нас тоже многих егерей убивают в заповедниках. Михаила Бекетова (главный редактор газеты «Химкинская правда», освещавший конфликт в Химкинском лесу. — Ред.) били-били так, что фактически убили, только чуть позже. В России многих экологов бьют, обычно не стреляют, а именно бьют чем-то тяжелым по голове. Чаще всего так происходит, когда есть финансовый интерес, речь идет об очень больших деньгах. Наша страна живет за счет природных ресурсов, и если эколог мешает эти ресурсы брать, то становится врагом.
— Получается, что любой эколог-общественник должен быть готов к тому, что ему однажды могут пробить голову, как Бекетову...
— Конечно. Вообще в России каждый должен быть к этому готов. А у экологов просто выше вероятность такого события. У нас человек находится постоянно в состоянии войны с окружающим миром.
— Ты испытал многое на себе. Какова судьба эколога, она скорее мрачная и тяжелая?
— Я не сказал бы, что у меня печальный опыт — довольно многого удалось достичь. Есть даже счастье в том, что ты что-то можешь изменить или просто пытаешься. Для меня не было другого выхода, была большая востребованность, люди просили помочь, и я знал, что кроме меня и еще пары человек никто не сможет заниматься экологическими проблемами. Моя судьба не хуже, чем у любого другого человека, который что-то хочет поменять в государстве. Пока государство к этому не готово, такой человек либо садится в тюрьму, либо уезжает, либо его убивают. У меня еще не худший вариант. Я знал, что этим может закончиться. Вариант с тюрьмой мне не подходил, поэтому я уехал. Не думал, конечно, что это будет так быстро и жестко, но теоретически это было сразу понятно.
— То есть ты осознанно шел на риск?
— Нас, конечно, никто не предупреждал, что будут заводить уголовное дело. С точки зрения закона этого не должно было случиться. Но от таких уголовных дел у нас в стране никто не защищен, будь ты даже бизнесмен, лояльный к власти. Лояльность не защищает от уголовных дел, к сожалению, или, может быть, к счастью. Можно быть лояльным и попасть за решетку, а можно вести публичную активность, и тебя трогать не будут — все зависит от скрытых обстоятельств, это как в рулетке. Просто нужно быть готовым, что могут начать преследовать.
— Сегодня самая горячая экологическая точка в России — это упомянутое тобой Прихоперье, где идет защита Черноземья от добычи никеля. Какой совет ты мог бы дать местным экологам?
— Они в советах не нуждаются, потому что у них есть главное — поддержка населения. Значит, они делают все правильно. Совет может быть только один — не сдаваться!
