Виктор Аксючиц. "Бремя свободы"

Виктор Аксючиц. "Бремя свободы" - фото 1

 

Однажды жарким сентябрьским днём я возвращался с полугодичной шабашки из Кургана со старым рюкзаком, наполненном заработной платой на наши бригады, – около тридцати тысяч рублей, по тем временам очень большие деньги. На Казанском вокзале меня останавливает милиционер для проверки паспорта. Пока он очень внимательно разглядывал документ, я осознал, что, если меня заберут в отделение, оттуда я, скорее всего, живым не выйду, – слишком заманчив куш в моём рюкзаке, и слишком не защищены ни деньги, ни я.

Когда он неохотно вернул паспорт, я весело спросил: почему решили проверить. Он ответил: подозрение в бродяжничестве. И только тут я увидел себя со стороны: длинноволосый, бородатый, чёрный от загара, в выгоревшей рубашке и рваных джинсах, в тапочках на босу ногу (одежда пообносилась на многих стройках), – я не мог не вызывать подозрения. Меня Господь охранил в этой долгой дороге.
Конечно, шабашка была тяжёлой платой за свободу. Я чувствовал себя как пианист, который каждый день обязан бренчать на фортепьяно, но каждый день вынужден колоть дрова. На шабашке я существовал в непрерывной депрессии, особенно от вынужденного общения с номенклатурными работниками. Но спасали книги (читать можно было только ночью или в дороге) и дневник самосознания, с которым не расставался и куда вписывал философские грёзы, приходящие в самых неподходящих ситуациях. Тяжким для меня трудом я приобретал шесть-семь месяцев свободы, творчества и жизни с семьей. Приобретал, конечно, и здоровье, налитую бронзовую мускулатуру – от тасканий вёдер с бетоном.
Впечатления, полученные в бесконечных поездках, становились предметом размышлений. Прогнивший режим держался по инерции и как-то отдельно от людей, которые всё больше жили своей жизнью, по необходимости лишь произнося идеологические пароли. Уже в конце семидесятых годов я был уверен в недолговечности коммунистического строя.

 
Из опубликованного в Facebook

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить