Русских учёных плохо понимают за пределами страны –– как на Западе, так и на управляющем им Диком Западе, традиционалистские модели не в счёт. Сциентисты отлично понимают друг друга, но это говорит об универсализации коммуникативных принципов, но отнюдь не ценностных установок. Русский научный менталитет сегодня так же загадочен для атак извне, как и «русская душа» во времена Достоевского. Скромнейший список русских нобелевских лауреатов обусловлен не только «железным занавесом», но и капризами местного колорита, делающего социализацию науки слишком герметичной, а её модели –– нетранслируемыми в ритуалах научных игр.
Нынешняя Нобелевская неделя в самом разгаре, и сегодня, 5 октября, Нобелевскую премию по химии может получить русский ученый, первооткрыватель магнитных эффектов в химических реакциях, Анатолий Бучаченко, который номинируется уже много лет. Но который, по кулуарным данным, скорее всего её не получит. «Ситуация в Нобелевских комитетах такова, что Россию все меньше и меньше воспринимают», — посетовал источник российского информагентства.
Социализация русских учёных, основанная на недооценке статусных и инфраструктурных моментов, оборачивается бумерангом. Россия обречена быть страной гениальных прозрений, даже не доведённых до уровня стартапа, но нобелевские почести светят как раз небольшой команде, финализирующей проект, выполненный по апробированным лабораторным лекалам. А русские только разбрасываются идеями, которые подхватываются будущими Нобелевскими лауреатами на лету, а сами генераторы научного креатива замыкаются в скорлупе цехового социопата. «Речь идет о завихрениях параметра порядка — там говорится о статистике процесса, однако это тот самый случай, когда все сделал русский. Все это описал Вадим Березинский, но написал он жутко непонятную статью» –– это из комментария профессора физического факультета МГУ Алексея РУБЦОВА к вчерашнему присуждению Нобеля по физике (http://ekogradmoscow.ru/novosti/prisuzhdena-nobelevskaya-premiya-po-fizike) и дело, наверное, не в том, что Березинский умер 36 лет назад, а в чём-то неуловимо другом.
Другой пасынок Нобелевского комитета –– недавний гость «ЭкоГрада», знаменитый биолог Алексей Оловников – представляет собой классический тип русского теоретика, креатора, равнодушного к чинам, званиям (при всех своих заслугах и солидном научном стаже он всего лишь кандидат наук!) и премиям –– Нобеля получили в 2009 году трое американских учёных за развитие его открытия 1971 г., а сам он в начале 1970-х «бегал по Москве», уговаривая специалистов проверить его гипотезу, получая в ответ недоумение с пальцем у виска. Его верность принципам сциентизма привела к опровержению своей же теории, что не просто отвечало принципу фальсифицируемости научного знания (по Карлу Попперу), но потребовало большого личного мужества, поскольку новая гипотеза опять наткнулась на цеховую солидарную косность «смежников» и отсутствие достаточно компетентной верификации. Впрочем, человек науки мог поступить только так, вступив в одинокий бой за идею с вертикалью сайенсмейкеров за право на необходимый комплект экспериментов. Тем более что на кону если не бессмертие человечества, то как минимум управление механизмом старения (до сих пор отданного на откуп фантастам) и декодировка «лунного алгоритма» генетики.
Некоторые коллеги во время той самой нобелевской битвы саркастически именовали Алексея Матвеевича «гением одной статьи». Но этот сарказм вышел громадным плюсом в карму учёного. Озарение в жизни бывает лишь одно, но оно слишком ярко и радикально меняет всю картину мира, освещая доселе неведомые его уголки. Так «ЭкоГрад» видит в научном подвиге знаменитого биолога реализацию одного из своих девизов «Ночные Гранаты Ввысь» и, пользуясь случаем и немного отступая от канонов, поздравляет Алексея Матвеевича с наступающим через несколько дней 80-летием и в контексте свершившейся личной победы над старением желает долгих и плодотворных лет той энергичной жизни, кусочек которой был продемонстрирован на блестящей лекции в нашей редакции!
КТО ОН ТАКОЙ
ИЗ ВИКИПЕДИИ
Алексей Матвеевич Оловников (род. 10 октября 1936, Владивосток) — ведущий научный сотрудник Института биохимической физики РАН, кандидат биологических наук, биолог-теоретик. Лауреат Демидовской премии РАН за 2009 год.
Родился 10 октября 1936 года во Владивостоке, Россия. Закончил Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова.
Ранние работы посвящены изучению динамики иммунного ответа на полимерные антигены и механизма реакции агглютинации.
В 1971 году для объяснения экспериментальных данных Леонарда Хейфлика выдвинул теорию маргинотомии — отсчёта клеточных делений и старения вследствие недорепликации последовательностей ДНК на концах хромосом (теломерных участков). Теория предполагала, что «нестарение» бактерий обусловлено кольцевой формой ДНК, а теломерные последовательности в стволовых и раковых клетках защищены благодаря постоянному — при каждом делении клетки — удлинению особым ферментом — тандем-ДНК-полимеразой (современное название — теломераза).
В последующих двух статьях (1972, 1973) в русской и англоязычной печати подробно рассмотрел разные биологические следствия своей гипотезы, в том числе применительно к объяснению старения, канцерогенеза и иммунных реакций.
В 1998 году вывод о теломерном механизме ограничения числа делений клетки подтвердили американские исследователи-экспериментаторы, преодолевшие лимит Хейфлика путём активации теломеразы.
Интенсивно занимался теоретической разработкой вопросов старения и индивидуального развития.
В 1992—1994 г. — в связи с обнаружившимися затруднениями теломерной теории в объяснении некоторых аспектов старения — сформулировал гипотезу укорочения генома постмитотических клеток путём концевой недорепарации ДНК.
В 2003 г. полностью отказался от теломерной теории старения и взамен неё предложил т. н. редусомную теорию, предполагающую укорочение структур (принтомер и хрономер) в т. н. «латеральной ДНК».
НОБЕЛЕВСКИЙ КАЗУС
В 1985 году Кэрол Грейдер и Элизабет Блэкберн (Нобелевская премия 2009 года) выявили в клетках теломеразу, а в 1998 году при помощи теломеразы исследователям удалось «омолодить» культуру клеток.
Профессор Леонард Хейфлик утверждал в этой связи, что «проницательное предположение Оловникова получило экспериментальное подтверждение».
Бывший научный руководитель Оловникова академик Владимир Скулачёв, который вместе с другими специалистами выдвигал в 2009 году кандидатуру Оловникова на Нобелевскую премию, утверждал в этой связи в интервью РИА «Новости»:
«Это очень несправедливо, я считаю, поскольку он предсказал это явление. Общепринято в мире, что он высказал эту идею, они (лауреаты) лишь подтвердили её. Но это дело уже Нобелевского комитета, конечно».
Профессор Института молекулярной биологии РАН Егор Егоров, однако, считает, что премию заслужили американские специалисты: «Они десятилетиями занимаются этим вопросом, а Оловников ограничился одной статьей. Она была провидческая, гениальная, но одна».
Заместитель директора Института биохимической физики им. Н. М. Эммануэля РАН, где в настоящее время работает Алексей Оловников, кандидат химических наук Геннадий Макаров считает: «Ситуация сложилась печальная, но предсказуемая. Такое было уже и раньше — подняли шум, однако ничем серьёзным это так и не кончилось».
СУТЬ
Гипотезы иммунолога Алексея Оловникова, переходящие в теории, дорогого стоят
Заглавие можно понимать буквально, потому что Элизабет Блэкберн, Карол Грейдер и Джек Шостак за открытие защитных механизмов хромосом от концевой недорепликации с помощью теломер и теломеразы получили Нобелевскую премию 2009 года по медицине и физиологии – 10 миллионов шведских крон (975 тысяч евро).
Как известно, в 1953 Уотсон и Крик доказали, что наследственная информация хранится в клетке в виде двойной спирали (двухцепочечной молекулы ДНК). У человека в ядре каждой клетки – около двух метров такой двойной спирали. Она разделена на 23 отрезка, свёрнутых и упакованных в хромосомы. При делении клетки каждая хромосома удваивается, двухцепочечная молекула ДНК расплетается и для каждой цепочки ДНК-полимераза строит её копию. Получаются две цепочки ДНК, которые расходятся в дочерние клетки.
В 60-х годах Леонард Хейфлик обнаружил, что в культуре у неопухолевых соматических клеток существует лимит числа удвоений (их примерно 50 плюс-минус 10). В 1966 Алексей Матвеевич Оловников первым предложил теорию, объясняющую экспериментальные данные Хейфлика – ДНК-полимераза при каждом делении клетки начинает копировать цепочку ДНК не с самого начала и заканчивает не на самом конце хромосомы, оставляя недокопированные кончики – теломеры (от греч. «конечные части»), которые, как потом оказалось, состоят из коротких консервативных тандемных повторов ДНК. Теория предполагала, что "нестарение" бактерий обусловлено кольцевой формой ДНК, а теломерные последовательности в половых, стволовых и раковых клетках защищены от недокопирования благодаря постоянному удлинению особым ферментом — теломеразой ("тандем-ДНК-полимеразой"). При исчерпании их защитной функции при каждом следующем копировании страдает «информационный ряд» ДНК и клетки стареют. Так возникла известная в биологии «теломерная» теория старения А.Оловникова, опубликованная по-русски и по-английски (1972, 1973) с подробным рассмотрением разных следствий, в том числе применительно к объяснению старения, канцерогенеза и иммунных реакций.
80-х годах Джозеф Галл, Элизабет Блэкберн и Джек Шостак уже экспериментально доказали, что на конце каждой хромосомы, в самом деле, есть участки, которые не несут генетической информации и что при каждом делении теломеры укорачиваются, поскольку экранирован самый крайний некопируемый их кончик, за который держится ДНК-полимераза. Хейфлик констатировал, «проницательное предположение Оловникова получило экспериментальное подтверждение».
Далее Элизабет Блэкберн, Карол Грейдер установили, что уже после деления теломераза при помощи собственной РНК-матрицы достраивает теломерные повторы и удлиняет теломеры. В 1998 экспериментально удалось преодолеть лимит Хейфлика путём активации теломеразы. Как и предполагал А.Оловников почти полвека назад, феномен концевой недорепликации сегодня в биологии считается одним из важнейших факторов старения, а его отсутствие – фактором онкогенеза. Тем не менее, старение неделящихся клеток, например, нервных, не может быть объяснено этим феноменом.
В 1992-1994 А.М.Оловников, в связи с обнаружившимися затруднениями теломерной теории в объяснении некоторых аспектов старения сформулировал гипотезу укорочения генома постмитотических клеток путем концевой недорепарации ДНК. В дальнейшем полностью отказался от теломерной теории старения, взамен которой в 2003 выдвинул новую – «редумерную» или «редусомную» – «Генов старения не существует, но есть программа контроля над течением эндогенного времени организма и его старения. Она основана на закономерной потере редумерами (принтомер и хрономер) их концевых генов. Редумеры – это небольшие молекулы «латеральной или перихромосомной» ДНК, расположенные на теле хромосомы как копии определенных молчащих хромосомных сегментов. Хромосомные гены остаются в клетках организма сохранными, а вот гены редумер закономерно и последовательно утрачиваются. Регуляция этого процесса позволит медицине будущего взять под контроль темп и само существование процесса старения». В последних публикациях А.М.Оловникова (2004, 2007) главным регулятором укорочения рудомер выступают гравитационные лунные ритмы. Кроме того, А.М.Оловниковым была предложена "фонтанная гипотеза" регуляции активности генов и эффекта доминантности (2001).
Защитив в 1967 кандидатскую диссертацию (кбн), А.М.Оловников не стал продвигаться далее по ступенькам степеней и званий. Директор Институт физико-химической биологии им. А.Н.Белозерского (в котором работает А.Оловников) акад. В.П. Скулачев заметил, что А.М. в целом очень скромный человек и рекламировать свое открытие ему несвойственно. «Он до сих пор кандидат наук, и считает, что время надо тратить на науку, а не на докторскую. Это его принцип». Я полагаю, что дело тут, разумеется, в принципе, но в другом – в скромном презрении А. Оловникова к российскому диссертационному конвейеру и внешним стигмам научной значимости.
http://forums.rusmedserv.com/showthread.php?t=110005;
Алексей ОЛОВНИКОВ. Лекция в редакции «ЭкоГрада»
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Вот мы сегодня с вами разговариваем о старении. Сейчас наступило такое время, когда очень многие лаборатории в мире, и у нас заинтересовались старением –– проблемой, которая раньше была маргинальной, потому что, грубо говоря, руки были коротки, не могли дотянуться до понимания процессов старения и до возможностей контроля над ним.
Конечно в отношении истинного контроля над старением у нас и сейчас руки коротки, это я хочу со всей определенностью сказать, хотя мы бежим в этом направлении. Но я не предлагаю таблетку от старости, я предлагаю новую теорию старения, это вторая уже будет у меня, а к первой я вернусь.
Количество работоспособного и нетрудоспособного населения в высокоразвитых странах, в Америке, а скоро и у нас, поскольку мы движемся в этом же направлении, постепенно все больше сравнивается. Статистики говорят, что через 30 лет сравняется полностью. Это означает, что люди, которые трудятся, должны будут все свои усилия затрачивать только на то, чтобы существовали нетрудоспособные.
Если же мы не будем помогать нетрудоспособным, тогда разрушится вся наша цивилизация. Это некоторые народы оставляли стариков, чтобы их там дикие звери съели. Мы не можем идти по этому пути, мы перестанем себя уважать, мы перестанем быть людьми. Поэтому нужно, так говорят статистики, занимающиеся демографией и старением, хотим мы этого или не хотим, решить проблему старения.
Некоторые говорят: «Ну, человек устанет, там то, се, от слишком своего большого возраста». Возраст, когда будет решена проблема старения, не будет чувствоваться, вы и в очень продвинутом по сегодняшним понятиям возрасте будете себя чувствовать, как вы себя чувствовали в 30 лет.
Понять и не простить
Что для этого нужно сделать? Для этого нужно понять, что заставляет клетки, из которых мы состоим, организм наш, что заставляет их стареть. На эту тему высказано довольно много разных теорий. И если вы посмотрите в литературе, существует около трехсот теорий. Это трудно их все посчитать, многие из них забыты. Но так посчитал биолог и историк науки Жорес Медведев, ныне обретающийся в городе Лондоне.
Но реальных, сегодняшнего дня теорий в действительности очень немного. Если вы остановите на улице геронтолога, он вам назовет сразу пару теорий. Первая из них ––– свободно-радикальная теория старения, которую в 1956 году выдвинул американский химик, радиохимик, который убедился в том, что, если возникает в материале большое количество свободных радикалов, они могут его разрушать и, следовательно, от них он понимал вред. Но если вред для неживой материи, то для живой то же самое и поэтому он выдвинул идею, что на самом деле свободные радикалы есть первопричина старения.
Звали этого радиохимика Дэнхем Харман. Он работал и прожил долгую жизнь в Америке. Недавно относительно его не стало (25 ноября 2014 года. – Ред.).
Во многом эта теория подтверждалась тем, что свободные радикалы, во-первых, действительно существуют в клетках, их обнаруживают. Это в том числе их обнаруживали в нашем институте, вот в институте, в котором я работаю, Институт биохимической физики Российской Академии Наук.
Но являются ли они, свободные радикалы, действительно первопричиной старения, –– это вопрос. Очень сильно они вырабатываются в энергетической фабрике клетки –– митохондриях. Это очень важная такая органелла в клетке. Митохондрии вырабатывают АТФ (аденозинтрифосфорная кислота), это энергетическая валюта клетки, без этой энергии мы просто сразу же все у нас останавливается.
Но для того, чтобы создать эту валюту, как оказалось, митохондрии как раз вынуждены вырабатывать большое количество свободных радикалов. И эти свободные радикалы могут выходить за пределы митохондрии и повреждать клеточные структуры.
Ну, казалось бы, тогда этот радиохимик прав. О чем мы вообще тогда? Но ведь сначала появляется теория, потом начинают ее проверять.
Стали проверять ее в разных местах и выяснили следующую вещь, что уровень свободных радикалов меняется с возрастом. Вот при старении действительно очень много их вырабатывается. Но сводится ли все к этому? А их много начинается вырабатываться, вы должны задать себе вопрос –– почему?
Может быть, они все время повреждают, но оказывается, что при такой выработке почти нет никаких повреждений. Очень немного. И пик после 20-и лет, 30-и и дальше начинается все больше и больше. И это на том фоне, что двадцатилетний очень энергичен, у него много вырабатывается АТФ, он вам на стометровке побежит как Усэйн Болт. Все хорошо.
То есть у него нет никаких повреждений. И вдруг после некоего определенного возраста, не строго, эти повреждения начинаются все больше и больше. Это наводит на мысль, что что-то есть другое, какой-то еще дополнительный механизм.
Большой друг советских биологов и первая теория старения
Моя первая гипотеза называлась теломерная теория старения. Теломеры – это такие структура на концах хромосом. И почему, с какой кстати об этих теломерах я подумал. Вот был эффект Хейфлика, американского замечательного исследователя, слава Богу, ныне живого, который продолжает работать (Леонард Хейфлик (р. 20 мая 1928) — профессор анатомии Калифорнийского университета в Сан-Франциско, вице-председатель Американского геронтологического общества – Ред.). Он в 1960-х установил в своих экспериментах, что клетки могут делиться лишь определенное число раз. Например, клетки человека могут делиться 50 плюс-минус 10 удвоений. И вот этот эффект на меня, когда я с ним познакомился, он на меня произвел очень большое впечатление, которое в конечном итоге привело к некоему мозговому штурму и я начал думать в чем причина.
Хейфлик вообще был большой друг Советского Союза. Я не знаю, как в политическом отношении, но он нам огромную помощь оказал, и вот какую: мы все могли бы заболеть полиомиелитом без вакцины, а наши исследователи Анатолий Смородинцев, Михаил Чумаков, которые вакцину разработали от полиомиелита (в 1956-1958 гг. – Ред.), столкнулись с ужасной трудностью.
Они начинают культивировать, и клетки дохнут. А почему? Оказывается, они погибали вовсе не исчерпывая Хейфликский лимит, а потому что в них заводился паразит своего рода, особые внутриклеточные бактерии, которые вызывали гибель клеток. А так получилось, что Хейфлик был специалист по культивированию клеток и интересовался этой бактерией, потому что она вредила и его опытам. И он нашел способ как культивировать клетки, чтобы не происходило заражение ее. И через ВОЗ (Всемирную Организацию Здравоохранения) наши исследователи связались с ним, и он с радостью приехал сюда и их научил. И тогда все пошло как по маслу у них.
И вот он обнаружил, что клетки делятся ограниченное число раз. Причем должен сказать, что это конечно ответвление такое, но все-таки еще очень давно задолго, за много лет до Хейфлика тоже один исследователь, его звали Каррер (Пауль Каррер (1889-1971), швейцарский химик и биохимик, лауреат Нобелевской премии 1937 г. (совместно с англичанином Уолтером Хоуорсом) – Ред.), он еще культивировал клетки, и у него клетки делились бесконечно. А когда Хейфлик –– страшно дотошный, пунктуальный человек, ––взялся за это дело, оказалось, что они у него гибнут и все, пройдя определённое число делений. И выяснилось, что Каррер делал неосознанно методическую ошибку, точнее его экспериментатор. Ошибка была по сегодняшним временам элементарная, но задним числом все мы умны…
Было вот какое дело. Они культивировали клетки сердца цыплят и смотрели, как они размножаются. Но питательных средств, на которых бы хорошо культивировались эти клетки, тогда не существовало. Сейчас есть искусственные среды, они дорогие, но есть. А тогда не было хороших. И как поступали в те времена его сотрудники: они брали много цыплят, делали фарш из них, отжимали сок, центрифугировали, и вот этот вот супернатант, осадочную жидкость, они добавляли клеткам и клетки размножались, все было хорошо.
И что же выяснил Хейфлик? Оказывается, что при тех скоростях, при тех центрифугах, с которыми они все работали, небольшое количество клеток оставалось во взвеси этих цыплячьих клеток, –– помощники Карреро просто этого не замечали, и когда они думали, что просто питательную среду свежую вносят к культивируемым клеткам, они заносили клетки цыпленка свеженькие, еще молодые, и потому они радостно те размножались в этих самых флаконах культуральных, и потому создавалось впечатление, что клетки бесконечно делятся. А на самом деле когда Хейфлик поставил все контроли, оказалось вот 50 плюс-минус 10 делений. Что и требовалось доказать.
А когда я узнал вот об эффекте Хейфлика, я понял, что он нуждается в объяснении. И так получилось, что я понял это после того, как я услышал детально разжеванный эксперимент Хейфлика по культивированию фибробластов в университете, и размышляя об этом в течение целого часа, пока я шел до метро, пришел туда и услышал поезд…
Научное озарение в метро сродни менделеевскому
И что там получилось. Я подумал, что, если мы проведем аналогию между метропоездом и хромосомной ДНК, –– вот по ней бежит ДНК-полимераз, это уже было известно, и таким образом ее реплицирует, копию ее делает, –– перед тем, как клетке разделится, делается копия. ДНК полимераза же не математическая точка, а некая структура, занимающая какое-то пространство. И вот так же как поезд –– если ее каталитический центр находится в середине, допустим, первого вагона, это означает, что ДНК полимераза расстояние между каталитически активным центром и концом ДНК воспроизвести. То есть существует своего рода мертвая такая зона, которая не может быть копирована.
И тогда, если это так, с каждым делением дочерние клетки должны получать все более укороченную и более укороченную ДНК. А если так, Боже, так это же тогда она будет все время укорачиваться! Так вот он и ответ, решил я для себя, вот он ответ на Хейфлика, на лимит. Почему так делится? Да вот оно вот укоротилось и все. И тут же я подумал: ну а где? Если бы смысловые гены лежали бы на самом конце хромосомы, тогда при первом же делении все было бы погублено.
Но я вспомнил, что до меня еще в 30-х годах ХХ века замечательные генетики-исследователи, нобелевские лауреаты Томас Морган и Барбара МакКлинток (Морган, кстати, был единомышленником Николая Вавилова, сюда приезжал в свое время, «вейсманизм-морганизм» про него придумали, а МакКлинток изучала кукурузу и все связанные с ней дела генетические) поняли, что хромосомы на концах имеют своего рода какие-то такие последовательности, которые очень для них важны, но что они делают, учёные не знали. Там явно не было генов, но они для чего-то были важны. Вот они их назвали теломеры –– концевые последовательности на концах хромосомы.
Мозговой штурм
Дальше я вот стал думать: ну если все укорачивается, значит, укорачиваются вот эти теломеры, и когда они укоротятся до какой-то критической длины, клетке становится плохо, и она стареет. И серию предсказаний сделал в статьях с этой теломерной теорией и опубликовал в «Докладах АН СССР» на русском языке и в американском журнале Journaloftheoreticalbiology более развернуто. Первое: эффект Хейфлика объясняется тем, что идет укорочение теломера из-за концевой недорепликации, я это называл маргинотомией, я сам придумал такое слово («marginalis» – краевой, «tome» – сечение, вот как бы с краю усекается), но его нет, оно не прижилось. Получилось суммарно: концевая недорепликация.
Значит, если это все так, я подумал, то жизнь должна была бы очень быстро на земле кончиться. Следовательно, должен существовать какой-то особый фермент, сейчас он называется теломераза, который компенсирует вот это вот укорочение. Но я не придумал это название, придумали в Америке. А тогда я называл это компенсирующая ДНК-полимераза. Но это еще не все.
А где нужен этот фермент, теломераза? Этот фермент нужен в половых клетках. Потому что если там будет укорачиваться, то прервется и человеческий, и мышиный род и так далее. Лимит Хейфлика – это лабораторный феномен, если ты будешь заставлять клетки, то они тебе вот сделают 50 плюс-минус 10, а в нас они, в организме у нас, или там в мышах, они делают меньше делений просто потому, что уже построен организм и все. Спрашивается, а зачем тогда такой запас? Ну вы, например, порежетесь, и рана должна зарасти, фибробласта ––– еще немножко размножиться, и они заделают эту рану. То есть как бы такой запас.
Бессмертие рядом
А в половых клетках обязательно должна работать теломераза, потому что иначе в ряду поколений обязательно все было бы исчерпано, теломеры укоротились, хромосомы, все повредилось бы и все. И поэтому я предсказал, что этот фермент, теломераза, должна быть найдена в половых клетках. В начальном мозговом штурме я, конечно, додумался только до самого укорочения –– стартовой идеи. И дальше, значит, подумал про половые клетки. Но ведь в случае патологии, ген-то у нас уже есть, он нужен, природа его создала для половых клеток. А если он экспрессируется, то есть начнет работать не там, где нужно? Тогда этот ген может потенциально наделить клетки клеточным бессмертием. И, значит, тогда этот ген должен быть найден в раковых клетках. Опять я там написал. И это тоже подтвердилось.
–– Получается, в раковых клетках есть теломераза?
–– Да, она активируется. Сейчас уже известно, что примерно 85-90% всех раков действительно содержат теломеразу. Но в 10-15% у них там еще один есть механизм, но я думаю, сейчас не имеет смысла про него говорить. Я понимаю, как и он работает. Все думаю, что нужно как-нибудь написать об этом статью, которая объясняет и его. Но просто вот как-то руки не дошли до этого. Ну, не известно на самом деле, так, официально неизвестно, вот 10% за счет чего работает. Но Бог с ним.
Так вот, значит я суммирую предсказания. Значит, укорочение теломера и объяснение лимита, корреляция с лимитом Хейфлика, существование особой ДНК полимеразы, вот теломераза наших дней, это второе. Третье – присутствие теломеразы в половых клетках. И четвертое – ее активация в раковых клетках. Вот это все составило в общем основу моей теломерной теории.
Должен вам сказать, без ложной скромности, теломерная теория двинула вперед клеточную биологию, имеющую отношение к проблемам старения, также как в свое время двинула свободно-радикальная теория.
Должен сказать, что не сразу это все произошло. Предсказания все целиком утвердились, вы будете смеяться, спустя четверть века после того, как я сказал. И много воды утекло в разных реках за это время. Вы можете спросить: почему? По двум причинам. Первая причина – не совсем были развитые молекулярные клеточные методы, которые могли бы это все позволить. Конечно, они развивались. Но кое-что уже тогда можно было начинать что-то сделать.
Я занимался теорией тогда, теоретиком был, и сейчас теоретик. Я когда-то был и экспериментатором, но совершенно там в другой области. И я должен сказать, бегал по Москве и убеждал тех людей, которые могли бы сделать экспериментальную проверку. Лучшее, что я слышал в свой адрес было такое: «Ты вроде и не глупый человек. Какого фига ты ахинею несешь?».
Что укорачивают стрессы
Новые исследование сделаны уже были в рамках теломерной теории, и это все целое направление получило специальное название «теломерная биология». И сейчас этот путь используется как минимум для двух целей. Первая – диагностика. Оказалось, что у старых людей теломеры короче, чем у молодых, ну немного. Но если человек очень хорошо о себе заботится и все такое прочее, то оказывается, что они могут быть почти такими же.
На самом деле на эту тему сделано было большое исследование, как говорят, лонгитудинальное, которое показало, что лимит Хейфлика измеряли не по длине теломеров, а оценивали по самому лимиту. Это адская, тотально экспериментальная работа, очень много нужно было брать срезов –– у десятилетнего, у двадцатилетнего, у девяностолетнего. И делать там 50 от каждого. Большая команда работала на Западе, и они показали, что лимит Хейфлика почти не меняется.
Если инфекция –– лимфоциты, лейкоциты клетки крови размножаются усиленно, исчерпывают свой лимит. И плюс во время инфекции на них действуют те же свободные радикалы, они это все повреждают, и если вы тяжело болели, у вас могут быть укорочены теломеры в лимфоцитах, и человеку плохо.
Но когда стали изучать теломеры у человека, который себя очень плохо чувствует и у человека, который топ-менеджер, у него все тип-топ, вы будете смеяться, но оказалось, что у тип-топ теломеры длинные, но у тех рабочих, которыми он руководит, они короткие. У их жен тоже такие же короткие. Почему? Рабочие боятся, что их уволят. Стресс, большой стресс и у них укороченные теломеры. А жены боятся не меньше. У них тоже укороченные теломеры.
Но тут вы мне можете задать вопрос: но какая же здесь связь с делением клеток и так далее? Да, никакой, я хочу сказать, здесь никакой. Дело в том, ну, наука то углубляется, все идет. Это никак не отрицается, все, что я вам сейчас рассказал, и вообще всю теломерную биологию. Но интересное ответвление: Один немецкий исследователь, его зовут фон Сглиницки обнаружил, что если очень сильный стресс, то теломеры тоже укорачиваются, но не так сильно, как при концевой недорепликации. Но если стресс все время действует, то может укоротиться грандиозно даже без деления клеток.
И что вы думаете? На этом фон Сглиницкого уволили. Ему сделали стресс. Почему? Потому что ему как раз на пике известности исполнилось 65 лет, после чего в Германии увольняют, на пенсию. Что сделал умный фон Сглиницки? Купил билет на самолет и переехал не в Лондон, а в Ньюкасл, немножко севернее. И там ему дали лабораторию, и он там спокойно продолжил. Это так, к вопросу о их нравах.
Наша теория и американский пылесос
Я вынужден так часто говорить об Америке то ли потому что все исследования, которые здесь вот имеют к этому отношение, делались большей счастью там, то ли потому что много вообще исследователей там ведется. Она ж как пылесос – со всего мира всасывает и дает деньги на исследование большие, гораздо большие, чем в некоторых странах, не будем называть каких.
И вот там, услышав про мою теломерную теорию, один тогда ещё молодой исследователь, желавший стать бизнесменом, Майкл Вест написал: «Я решил основать новую фирму в области геронтологии, науки о старении». Кстати автор термина «геронтология» –– русский исследователь Илья Ильич Мечников, лауреат нобелевской премии, между прочим, за фагоцитоз.
Так вот этот самый уже не очень молодой, но тогда еще очень энергичный американец нашел одного думающего, понимающего бизнесмена, и тот ему дал деньги, стал спонсором: «Ладно, потом мне отдашь чего-нибудь. Ладно, я от науки далек, но я в тебя верю. Давай, делай чего хочешь». И этот самый энергичный американец оказался, перед выбором. Он написал об этом: «Я хотел заниматься старением, но что делать-то в старении? И тут я натолкнулся на теломерную теорию Алексей Оловникова». Прямо вот так, черным по белому.
И он основал фирму в Сан-Франциско (в городе, где преподавал Хейфлик – Ред.). Называется она Geron от греческого «старец». И он стал искать всякие пути, которые могли бы вот эту теорию восстановить. Со всех сторон решил все. Но потом так сложилась ситуация, что он ушел. Эта фирма сделала многое, он там ушел в другое место. Но в этой фирме нашли активатор того гена, который кодирует теломеразу.
И, значит, этот ген активируется, как оказалось при помощи вещества, которое содержится в растении, давно изучавшемся древними китайцами. Растение называлось астрагал. Там есть в нем много веществ, астрагенол там вот в частности. И вот эти самые вещества или экстракт оттуда действовали так, что они активировали ген, и теломеры удлинялись. Потому что можно было при помощи фермента удлинить это все с помощью теломеразы.
И дальше следующим образом. Один американский врач купил у Geron патент на вот этот активатор. И потом он наладил его производство и стал его давать разным врачам для лекарств. Вот дальше вот с этого места –– история неофициальная. Я слышал, что он стал давать его разным врачам, а врачи –– своим пациентам: «Вот если хочешь, испытай. Вот вроде бы хорошо будет, никакого вреда не будет». Если у человека нет рака… То есть если есть рак и ты даешь это, то конечно, только помогаешь раку. А если нет, наоборот клеткам как бы здоровья добавляешь.
Так что если у топ-менеджеров длинные теломеры, то если бы давать этот активатор рабочим и домохозяйкам, их женам, то они бы себя чувствовали от этого немножко лучше.
Ну в общем стали этот активатор давать. И по неофициальным наблюдениям, по данным этих врачей, у принимавших его пациентов резко снизилась частота возникновения рака.
–– Но изначально брались те люди, у которых нет онкологии?
–– Да, конечно.
–– И она не появлялась? Или появлялась в меньшей степени, нежели у тех, у которых тоже не было онкологии?..
–– …И которым не давали это вещество. Но, это еще раз, я не имею подтверждающих данных. Может, они и есть где-то там, литература огромна. Но тем не менее такое сообщалось.
Мыши завалили красивую схему
Теломерная теория очень сильно продвинула биологию. И даже привела к активаторам и к диагностике. Сейчас появляются данные, что если у человека очень сильно укорочены теломеры из-за многочисленного деления и под действием свободных радикалов, если по многим клеткам просчитаны не только лейкоциты, то это, как говорят, может быть предиктором, предсказателем того, что этот человек не слишком долго еще проживет.
То есть с одной стороны, казалось бы, все хорошо даёт теломерная теория. Но я все больше понимал, что на самом деле, несмотря на то, что все мои предсказания теории подтвердились, она не ухватила что-то очень важное еще в понимании проблемы старения. Что же в частности? Вот что меня заставило коренным образом отказаться. Я официально в какой-то своей статье, по-русски и по-английски, написал, что теломерная теория, несмотря на то, что она предсказала там все, обладает одним недостатком. Эта даже красивая, у неё есть только один недостаток – она не верная.
И я вам скажу, почему я так написал. Исследователи мышей столкнулись с тем, что у лабораторных мышей длина теломеров в 10 раз длиннее, чем длина теломеров у мышей дикого типа, тех, которые пищат в подполе. А живут они одинаковый срок. Меня это поразило. Исследователи, которые обнаружили это, опубликовали данные о разной длине, дальше пишут: «Ну да, вот мы такое обнаружили. Вообще причина старения, конечно, в теломерах». Уже настолько внедрилась теломерная теория в мозги, в понимание, что даже когда ты сам получаешь данные, противоречащие ей, объясняешь всё же на её основе. Но мыши, еще раз повторю, живут одинаковый срок, у лабораторные мышей, беленьких –– и сереньких –– длина теломеров в 10 раз различается. А должны были бы тогда жить мыши лабораторные, если бы все от теломеров зависело, в 10 раз дольше. Однако живут тот же срок.
Более того, у человека, homosapiens, длина теломера, я доложу, в среднем такой же длины как у тех диких мышей, которые в подполе там пищат.
–– В среднем короткие?
–– Относительно короткие, в сравнении с длинными теломерами лабораторных мышей. Когда это все выяснилось, у меня просто волосы на голове шевелились: «Ну чего? Ты что, свои данные, что ли, не читаешь? Чё ты опять талдычишь «теломеры, теломеры, вот они все определяют»?
Не определяют они. Значит, надо, я понял, идти дальше. А как надо идти дальше? И вот тут я осознал, что раз все предсказания верны, а организмы живут всё-таки совершенно разные сроки, –– человек 100 лет, мышь 2 года –– значит, есть что-то другое. Но клетки-то как это понимают?
Значит, в клетках есть особые структуры, –– я их назвал принтомеры, –– которые лежат на длинной молекуле ДНК и следят за ее специфичностью. Они контролируют так называемую клеточную дифференцировку, клеточную специализацию. Они из ДНК тоже, но вне ее. Они как бы вот копируют определенную последовательность, и эта последовательность оказывается как бы экстракопированием. Но она не где-то болтается как плазмида, она здесь же на ней, на хромосоме. И она вот как бы держится на хромосоме, как рыба-прилипала едет на акуле.
И дальше –– ведь у них тоже есть свободные концы, так ведь они бы тогда тоже укоротились при делениях. Тогда эта принтомера должна повредиться. Значит, она должна, я предположил, быть защищена небольшим количеством теломероподобных таких же последовательностей. Но это теломероподобные последовательности укорачиваются, и лимит Хейфлика, что раньше я объяснял укорочением теломер, на самом деле это укорочение этих последовательностей.
––Но не самой хромосомы?
– Хромосома тоже укорачивается. Но следят как раз за укорочением по теломерам, потому что это легко видно.
И тогда я понял объяснение ещё одной вещи. Дело в том, что когда теломеразу исследователи выделили, это уже после того, как я опубликовал все эти теломерные дела, спустя четверть века (1998 г. – Ред.), все стали её изучать, оказывается, что если ее добавить к фибробластам в культуре клетки, то эти клетки становятся иммортальными, как говорят, бессмертными, они делятся уже неограниченное количество раз.
Когда это все увидели, бум поднялся страшный. И что видели? Как теломеразу добавили, они удлиняются. Но за этими штуками никто не смотрел.
И вот зачем я сейчас ищу финансы. Сейчас сложилась такая ситуация, я знаю как их выделить, как их найти. Теломераза ведь на самом деле дура, она не размышляет, она видит некую последовательность, которую она может узнать. Вот она тут удлиняет. Ну а если здесь такая же последовательность, она же и ее будет удлинять, она же не понимает. Она удлинит и это. И вот иммортализация клеток, бессмертие, потому и происходит, что вот эти принтомеры поддерживаются в клетке, в которой присутствует теломераза.
Луна и гормоны
А теперь я должен перебить свой плавный рассказ про теломеры и принтомеры и сказать несколько слов, вы будете смеяться, про пчел. Давно уже оказалось, что в новолуние и полнолуние вес пчел в большом количестве разный. Там что-то в новолуние много больше, а в полнолуние меньше.
Дальше. Есть такое животное, называется песчаный лев, крошечное, охотится на муравьев. Строит ямки и сидит там на дне. И если незадачливое насекомое туда скатится, он тут же его своими челюстями прокусывает, употребляет и все такое. Так вот, когда этого песчаного льва вообще в подвал поместили, в полностью изолированный, а чтобы свет Луны и свет Солнца не влияли –– оказалось, что он строит так же, как если бы был на свободе. То есть каким-то образом понимает.
Таких наблюдений довольно много. Они даже суммированы в литературе. И однажды я попросил суперпрофессионалов гистологии –– и оптической и электронной, –– которые занимаются эпифизом, или шишковидной железой, «третьим глазом», –– проверить, в новолуние и полнолуние, диаметрально противоположные фазы, мое предсказание, что будут конкретные различия в эпифизе –– шишковидной железе (где вырабатывается комплекс гормонов, воздействующих на укорочение принтомер –– Ред.). И они все это кропотливо подсчитывали, все смотрели.
И получилось точно. Получилось, что в эпифизе клетки меняются. Они никуда не убывают, не делятся. Но их морфология, внешний вид и все свойства в новолуние и полнолуние оказываются совершенно разными. Вот когда это все получилось, я понял, что нужно сделать следующий шаг: посмотреть, как будет с гормонами, и если бы мы энцефалограмму снимали в новолуние и полнолуние, то были бы совершенно разные картины. И дельта-сон был бы другой, все было бы другое.
Что на моем месте вы стали бы делать? Ясное дело, что нужно не самому получать новую специальность, а нужно идти к суперпрофессионалам, так же как я пошел к гистологам. Я их убеждал очень долго, разговаривал. После предсказания с теломерами уже как-то не решаются говорить, что вот такой идиот чушь несет. Но говорят уже по-другому: «Этого не может быть. Не будет никакой разницы с энцефалографией». Я говорю: «Ну вот мы с гистологами обнаружили…». «Ну с гистологией у вас может что-то получилось. Мы-то профессионалы. С энцефалографией ничего не получится. Все эти методы мы знаем. Ничего не будет. И более того, вся та аппаратура, которая у нас есть, а у нас самая лучшая аппаратура, будет настолько у нас чувствительна к различным влияниям и перепадам электрического тока и прочего, что мы никогда эти слабые эффекты, которые могут быть, не уловим».
В общем, короче говоря, прошло полгода, после того, как я их уговаривал, вот только что прям на коленях не стоял перед ними… Кончилось дело тем, что приходит статья из какого-то там NeuroScience или чего-то такого, сделанная швейцарцами без всякой связи с моими теориями. Всё очень просто: говорят люди, что луна влияет, что суициды с этим некоторые пытаются связать, китайцы, чехи, есть работы на эту тему полуобзорные, как-то частота меняется, вызовы в больницу как-то зависит от полнолуния и новолуния… Мы, пишут авторы, решили просто посмотреть дельта-сон, энцефалограмму и гормоны –– мелатонин, гормон сна. И опубликовали со швейцарской точностью, как часы. Оказалось, –– и все эти кривые у них там опубликованы, –– что можно не смотреть на луну, не знать, что за окном, новолуние или полнолуние, а только по кривым мелатонина, дельта-сна и так далее, сказать: сегодня новолуние. А кривая сейчас поднялась вот так, пик, –– а вот сейчас полнолуние. И выходишь за окно, туда, на улицу, и видишь, что оно так и есть. То есть организм чувствует.
Подготовили Игорь ПАНАРИН, Александр ПЕРЕПЕЧКО, Владимир ХЛУДОВ. Видео Михаила ПОДОБЕДА.
