Никаса Сафронова представлять излишне. Он самый знаменитый художник в России, его картины разошлись по всему миру. Никас успешен. Отечественные СМИ создали ему имидж человека скандального. Но соответствует ли такому образу сам художник? Об этом и многом другом мы хотели узнать на встрече с Никасом Сафроновым.
Беседа проходила в офисе художника в Брюсовом переулке Москвы. Здесь же у него, выше этажом – мастерская, здесь же, за другими дверями от офиса – место жительства. Но наша цель вовсе не быт художника, наша цель – его душа. Расположившись за журнальным столиком, мы стали беседовать.
– Молодой Никас и нынешний – это один и тот же человек?
– Особенных перемен я не замечаю. Хотя... внешне изменился безусловно, но, с другой стороны, жизнь моя, как и когда-то, все так же активна, и я чувствую те же самые юношеские творческие импульсы...
Девушка с моря или Предчуствие праздника. х.м. 42х42. 2012
Но за это время я обрел жизненный опыт, открыл новое направления в искусстве «Dream Vision», получил несколько профессиональных дипломов, в том числе и диплом психолога, который дался мне легче других, ведь когда пишешь портреты, ты должен хорошо знать психологию людей, а это лучше приходит на практике; наверное, стал за эти годы мудрее, опытней. Изменилось и мое материальное положение, приобрел большую квартиру в центре Москвы, хотя все равно по старой привычке живу в небольшой отдельной комнате. И работаю, как и прежде, в небольшой мастерской. Но теперь их у меня целых три: одна здесь, в Брюсовом переулке, одна на Малой Грузинской и одна на Цветном Бульваре. Но, повторюсь, ничего не изменилось по импульсу жизни. И кстати сказать, совершаю, правда, уже реже, те же ошибки, какие совершал и много лет назад, доверяя людям. А к ним добавляются и новые истории.
– Молодость и свежесть все же с годами уходят...
– Как я сказал, энергии у меня много. Вот только нет такой живости и пластичности тела. Но творческий поиск и полет – по-прежнему во мне свеж, вот это осталось, пожалуй, неизменным.
И конечно, сегодня я больше стал заниматься благотворительностью. Раньше помогал братьям, сестре, а сейчас помогаю и многим другим. А потеряв одного близкого друга, стал относиться к другим друзьям более бережно. Стал по-другому понимать и дорожить своим временем. Если, скажем, раньше, влюбляясь, мог неделю петь ей серенады, стоя возле ее дома, то сегодня за неимением времени я такие подвиги уже не совершаю.
Из серии "Река времени". Оживший барельев. Автопортрет. х.м. 50х50. 2012
К сожалению, меньше стал уделять времени себе, но больше отдаю его другим, стал больше заниматься общественной жизнью.
Чаще думаю о нашей стране, молюсь за нее; за президента, за патриарха¸ молюсь и за друзей... Молюсь, чтобы Россия была сильной страной. Сегодня меня волнуют более глубинные стороны нашего духовного роста. Именно сегодня, как никогда, я бы хотел больше быть полезен моему государству. И это очень важное изменение внутри меня.
– Когда вы проснулись знаменитым? Вы помните этот день?
– А такого дня не было. Могу рассказать, как я стал художником. Вот этот момент я хорошо помню. Я учился в художественном институте, а до него уже окончил Ростовское художественное училище. И успел поработать художником в двух театрах: в Ростовском ТЮЗе и в Паневежеском театре. Но при всем этом не осознавал себя еще до конца художником. И вот однажды во сне увидел, как я гуляю по галерее, где висят мои картины, которых в реальности я еще не написал. А со мной ходит какой-то седой дед. Он постоянно поправляет меня по тем картинам, которые висят на стенах, что-то одобряет, в каких-то просит что-то изменить. Я в чем-то не соглашаюсь, а в чем-то признаю его правоту. В один момент он потерялся из виду. Я оборачиваюсь, а деда нет. Поднимаю голову вверх – и вижу как он улетает, и узнаю в нем Леонардо... Я кричу: «Куда ты, Леонардо?», – А он молча бросает мне некий шар, который я ловлю... И тут я проснулся и понял, что я, наконец, состоялся как художник.
– Ваша жизнь с этого дня стала меняться?
– Да. Я взял академический отпуск и уехал в Загорск изучать иконопись. Понял, что теперь должен осваивать все, что касается живописи, все главные направления. И в первую очередь хотел понять тайны православной иконописи. И там, в Сергиевом Посаде, восемь месяцев набирался знаний в технике иконописи. Параллельно стали покупать и мои живописные работы, и я переехал в Москву... В 84-м году появилась возможность выезжать за границу.
– А что вам дала заграница?
– Там я стал изучать старых мастеров: копировал с оригиналов в музеях Италии, Испании, Нидерландах, Франции, Англии. Много экспериментировал. Что позже дало мне возможность создать такое направление как «Dream Vision».
– У вас был покровитель?
– Никогда не было. Кто-то из журналистов сказал в одной из первых статей про меня: «Это я его открыл».
Пик красоты. х.м. 52х45
Я думаю, все открыли, кто обо мне писал: и «Комсомольская правда», и «МК», и «Аргументы и факты». Писали хорошее и не только. То есть все, кто что-либо когда-то печатал или снимал обо мне и о моем творчестве - внесли свою лепту. Хотя покровителя и не было. Но вольно или невольно помогали музеи, которые покупали мои работы, и коллекционеры, покупающие для своих частных коллекций – считаю, что это тоже было вложение в мое искусство. Ведь благодаря этому я смог заниматься благотворительностью, купить себе квартиру. Я никогда не обхаживал власть, но и оппозиционером никогда не был. Я гражданин своей страны, делаю выставки как в России, так и во всем мире, и это тоже вносит свою лепту в дело популяризации русского современного искусства.
В моей жизни все это шло постепенно, логично, само собой. Я всегда старался быть честным и обязательным при выполнении любого заказа, каким бы он денежным или благотворительным ни был. Я всегда стараюсь быть честным в профессии. Редко отказываюсь от заказов. И никогда не отказывался отвечать на вопросы журналистов, какими бы предвзятыми они ни были, но никогда - с самого начала своей творческой карьеры, никогда не напрашивался на интервью.
Никогда не давал взятку работникам ГИБДД. Но: могу просто остановиться и подарить им ящик шампанского, скажем накануне Нового года, и только потому, что ценю и уважаю их нелегкий труд. Моя жизнь, наверное, складывается, как написал Генри Миллер в "Мудрости сердца": «...У каждого есть своя судьба, мы должны следовать ей и всем её превратностям... И в то же время я, конечно, зависим как и все от того, что происходит в мире, в стране.
– В молодости вы прибегали к эпатажу?
– Я никогда не использовал эпатаж, это враки тех, кто об этом пишет, но интерес ко мне приходил спонтанно и независимо от меня.
Например, в начале 80-х годов принимал участие в эротических выставках: в Италии, в Японии, в Канаде, во Франции. Хотя никогда и не считал себя эротическим художником, но участвовал. У меня всегда были какие-то работы, которые вызывали интерес публики. Но это было мое творческое состояние на тот момент.
И вы знаете, что удивительно: хоть я в своей и человеческой и творческой жизни никогда ничего скандального не делал, но меня почему-то всегда называли скандальным. И постепенно эти вымышленные скандалы стали образовываться вокруг меня. И общественность обсуждает все это... как реальность. А некоторые журналисты пытаются превратить позитив в негатив, и таким образом создают мне подобный имидж.
– Вы художник многих жанров. На ваш взгляд, это правильно?
– Это зависит от художника, от его индивидуальности, от его творческого потенциала. Один художник работает только в одном стиле. А другой, как актер, может играть и комедийные роли, и трагедийные. Мы знаем много великих актеров, которые играли и играют в разных жанрах, скажем, Лино Вентура, Жан Габен... У нас Юрий Никулин, Евгений Леонов или Иннокентий Смоктуновский...
И в живописи может быть тоже самое: можно работать в одном, а можно и в разных жанрах. Я никогда не любил и не люблю ни в чем однообразия. Мне интересны разные люди, у меня разные друзья, причем они могут быть совершенно разных профессий. И у меня есть разные художественные стили: от «Dream Vision» в стиле импрессионистов до классического портрета, символизма, кубизма. И даже в рамках одного жанра, тоже может что-то меняется. Когда пишешь портрет и понимаешь, что человека нельзя отобразить в классической манере, ты ищешь какую-то другую технику, которой передать характер героя, которая будет соответствовать истинному образу. Скажем, портрет Клинта Иствуда нельзя писать мягко лисировками, как портрет Моники Беллуччи, каждый портрет может быть написан только индивидуально: в той манере и технике, которая более всего раскрывает образ героя.
К каждому позируемому подбираешь стиль письма, близкий только его характеру, иначе не создашь психологический образ, отвечающий только ему. Поэтому техника может иногда меняться даже в процессе одной работы.
Я как-то писал одного человека, и в итоге портрет , как мне показалось, не отразил того сходства, к которому я стремился. Взял другой холст и сделал новый портрет. А первый вариант портрета переписал и вместо человеческого лица написал просто собаку. И добавил к своей серии "Люди-животные" еще один образ. Но когда пришли заказчики за портретом, то в мастерской увидели картину с изображением той собаки. И говорят: "Как же похож на Ивана Петровича! Просто вылитый! Берем!!!"
Я им в ответ: «Вообще-то настоящий портрет в другой комнате, а это просто...шутка». Тогда они взяли обе работы и одну подарили на день рождения, а другую на 1 апреля – день шуток и розыгрышей.
Роза. Королева. Англия.х.м. 60х40.2013
Так что бывает, что выразить какую-то сущность человека, его энергетику, возможно только таким способом и никаким другим. Здесь все зависит, конечно, от задачи художника, и от индивидуального характера изображаемого.
– Львицы, орлицы, кошечки с женскими телами – у них есть прототипы?
– Я уже рассказал вам о случае, когда был один прототип человека, превращенного в животного. А история этой серии началась, когда я делал копии со старых мастеров в Европе. В процессе копирования того или иного художника, я уже понимал его тонкости, нюансы и некоторые секреты мастерства. И какие-то работы, назовем их копии, потом послужили для серии «Река времени». Известные люди – уже наши современники, позже или в процессе копирования были вписаны в некоторые работы. Это мог быть Аль Пачино или Роберт де Ниро... А мог быть и какой-нибудь соседский кот тем более, у моей сестры более 15 кошек и котов и пара собак... так что мне было с кого писать... Вот так и появилась эта серия: люди, животные, коты, собаки, ну а позже и птицы, и другие животные.
Аль Пачино. х.м. 50х40. 2005 Бокерия Лео Антонович. х.м. 60х50. 2011
Долго изучая животных, их поведение, я обнаружил, что у каждого из них свой нрав. Даже кошки одной породы, все равно – характеры у них разные. Так пришла идея создать портреты животных, очень похожих на человека. А люди действительно похожи на животных, и наоборот. Это хорошо нам известно еще с детства по басням Крылова, Эзопа и народным сказкам.
Когда животные в человеческой одежде, то мы воспринимаем их уже как людей, больше понимаем, а понимать - это любить. Я как-то одному заядлому охотнику подарил такую картину. И вы знаете, он перестал охотиться на животных, хотя в начале, уже после полученного подарка, поехал в Африку на сафари, выследил животное, но вспомнив мою работу не смог нажать на курок. Как он рассказал позже: "Целясь, я представил себе не животное, а человека".
Не только животные, но и насекомые – пчелы, муравьи и др. – имеют свою душу, и свою индивидуальность. И нам всегда следует относиться к ним внимательно и бережно. И я через свои картины пытаюсь это показать.
– Слава вам мешает в работе или помогает?
– Слава мне не мешает, так как я к ней отношусь философски. Но она дает возможность зарабатывать, и ты получаешь возможность помогать другим. А чем больше я заработаю, тем больше могу помочь. Но как сказал Конфуций: "Если тебе плюют в спину, значит ты еще впереди".
– А вы кому-нибудь завидовали?
– Может быть только в детстве... Например, что у брата старшего новая рубашка или ботинки, а тебе надо донашивать его старое.... Но это было так давно. Наоборот, я часто думаю, вот, слава Богу, кому-то повезло. И мне надо сделать больше наверное, чтобы быть еще лучшим человеком и для этого надо больше работать над собой.
Явление Монро в Храме в ночь перед Новым Годом. х.м. 51х42. 2012
Моя работоспособность шла на достижение целей, на преодоление трудностей на пути к ним. Как-то ко мне подошел мой студент и сказал: «Профессор, когда я буду большим художником, я хочу быть похожим на вас», – я ему ответил: «Когда я был в вашем возрасте, я мечтал быть Леонардо Да Винчи». Я считаю, что цели должны быть высокие.
– Вы сторонник богемы или затворничества?
– Вы знаете, я раньше много ходил на различные мероприятия, посещал разного рода тусовки. Конечно, там были и друзья, и клиенты, там были СМИ. Сегодня я все это отменил, и иду на подобные мероприятия только по крайней необходимости. Например, я много лет дружу с Катей Рождественской и не мог не так давно не пойти к ней на день рождения, но это и не тусовка, это был просто день рождения.
– Для художника как лучше – искать уединения или быть общественно активным?
– Это зависит от личности художника, от его статуса и положения в обществе, где положение иногда обязывает где-то появляться... Но ты должен обязательно каждый день находить время для творчества.
– А художнику нужно перевоплощаться?
– Да. Я хожу в мастерскую обычно в полночь. Начинаю работу с молитвы, затем сажусь писать вначале как ремесленник. Но в процессе происходит некое перевоплощение, и появляется так называемое вдохновение. Это происходит где-то в 3-4 ночи, и тут наступает таинство искусства. И я всегда заканчиваю картину как художник.
– Когда пишете картину, вы думаете о ее продаже?
В процессе работы никогда. Я думаю только о творчестве. Но потом, когда она уже готова, можно думать и о продаже.
– А есть у вас картины, которые вы держите при себе и ни за что не продадите?
– К сожалению, таких нет. Кончено, я хотел бы собрать какое-то количество таких картин, хотя бы, работ сто, лучших, но к сожалению, у меня не получается. Да они и так останутся в истории. Не у меня, так в музеях, в частных коллекциях.
Вид с набережной на море. х.м. 62х76. 2009
Вот недавно две работы купил Пермский государственный музей. Конечно, ты радуешься, когда твои работы попадают в известные частные коллекции или государственные музеи.
– Третьяковка проявляла интерес к вашим работам?
– Сейчас как раз идут переговоры с Русским музеем и с Третьяковкой.
– По характеру многие считают вас циником, а по картинам видно, что вы романтик. А вы сами как считаете?
– Я не знаю, кто может считать меня циником. Только тот, кто меня не знает вовсе. Я совершенно далек от этого. Я очень мягкий по жизни человек. Всю жизнь занимаюсь благотворительностью. Я сентиментальный: мне всех жалко и я поддерживаю своих братьев, и мне удалось сделать их жизнь более-менее приемлемой в этом мире. Я курирую две школы, помогаю дому слепых, постоянно провожу мастер-классы, часто для людей с ограниченными возможностями. У меня априори нет цинизма ни в каких проявлениях, я скорее всего, как и в искусстве, романтик, сказочник.
– Как Вы относитесь к современному городу с его высотками и скоростями?
– Вы сами решаете, где вам жить. Когда-то, в 1983 году я приехал в Москву и жил в Теплом Стане. Замечательный район Москвы, там есть лес, озеро. Там я всегда плавал на ночь и потом шел работать, а утром после работы снова купался и шел отдыхать. Все это, конечно, летом. Но все равно я хотел жить в центре. У меня есть убеждение: если ты живешь в каком-то городе, то должен жить рядом со знаковым местом – с видом на Биг-Бен, если в Лондоне, на Эйфелеву башню, если в Париже, на Кремль, если в Москве. И я хотел жить в центре, в гуще событий. Если бы меня привлекало только то, что есть в Теплом Стане, то я бы, скорее всего, переехал в какую-нибудь деревню, где всего этого в достатке: и лесов и рек. Там сажал бы огурцы, жил, как крестьянин, и писал сельские красоты, что я, кстати, и делаю, живя в городе, но выезжая к друзьям за город.
Я родился в центре Ульяновска с видом на домик Ленина и на памятник ему же. А сегодня я живу в центре Москвы и мне нравится вихрь её жизни с низкими и высокими скоростями.
Путешествие по Франции. Замок недалеко от Орли. х.м. 50х60. 2009
– Давно не ездили на метро?
– Давно. У меня всегда с собой работы, мольберты, краски, то есть я всегда что-то куда-то кому-то везу, и поэтому я за рулем, иногда с водителем. Но могу спуститься в метро, если очень опаздываю, а на дорогах пробки. Для меня нет ничего странного в этом. Конечно, обычно, мое появление в метро вызывает у некоторых пассажиров удивление, да и у прохожих на улице. Как то, года 2 назад, я шел по Тверской, ко мне подошла девушка и говорит: "А я вас в прошлом месяце уже видела здесь же. А что вы здесь ходите?" Видимо, для нее удивительно, что известный человек, появился два раза на улице в одном месте. Ей, наверное, показалось, что таким образом я себя показываю публике. Я говорю ей: «Я здесь живу рядом, иногда гуляю...» Многие нормально относятся к тому, что едет известный человек или идет по улице. Могут подойти, попросить автограф или сделать селфи. Ну что делать? Я не отказываю, хотя и не люблю большого внимания к себе.
– В истории живописи, какое время вы больше всего любите?
– Эпоху Возрождения. Те времена, в которых жили и творили Ван Эйк, Мемлинг, Брейгель, Леонардо да Винчи, Микеланджело, Эль Греко, Дюрер.
Автопортрет на фоне Дюрера. х.м. фрагмент. 2004
То есть, когда были истинные профессионалы, когда все время уделялось только живописи, когда художник сам готовил краски, искал новые составы и цвета, и был все время в творческом поиске. А вообще, кто-то сказал: "Времена не выбирают, в них живут и умирают".
– Вы с детства верующий человек?
– Да. С детства. Ведь у меня в роду по линии отца много поколений священников, и по маме тоже все были глубоко верующие люди. Я помню, как во втором классе у меня классный руководитель обнаружила на шее крестик. И что началось! Меня выставили перед всем классом, конечно, стыдили. Но я все равно на ночь надевал свой крестик и всегда молился, иногда с мамой и папой, иногда один. Хотя у меня семья и верующая была, но к вере меня не принуждали, фанатизма не было. До сих пор молитва помогает мне в жизни и в работе.
– У вас есть картины о России?
– Да и много. Я люблю свою страну и много картин посвятил ей.
Лето. Море. Отпуск или Мечта чиновника. х.м. 56х43. 2012
– Они часто выставляются?
– Нет, редко. Я их почти все подарил. Именно подарил, а не продал. Это для меня как иконы, которые продавать не полагается. Дарю их всегда только достойным людям, которые, уверен, любят Россию.
Сон о Москве (вариант 2) 70х85
– Волнуют ли вас вопросы экологии?
– Как и всех. Я переживаю тоже, когда вижу, что кто-то выбросил бумажку из машины на дорогу или на улице под ноги. На улице поднимаю и бросаю в первую попавшуюся урну. Мусорить где попало – это хамство. Я всегда сильно переживаю, когда горят леса. Особенно обидно, когда в этом виновны люди. Считается, что леса должны гореть раз в 30 лет, тогда земля действительно обновляется. Но теперь, к сожалению, они горят каждый год. Все это разрушает нашу Землю, её экологию. Магнитное поле ушло за 100 лет на 1 процент (больше даже). За сотни тысяч лет оно изменилось на полпроцента, а за последнее столетие – так резко! – на целый процент. Мы, к сожалению, мало задумывается, что мы делаем со своей родной планетой: дырявим стратосферу ракетами, сотрясаем планету войнами, и все больше и больше агрессии появляется у людей.
Президент РФ Владимир Владимирович Путин.х.м.45х35.2012
– Вот сейчас Путин подписал закон о «зеленом щите». Что вы скажете по этому поводу?
– Мне нравится наш президент. Он много внимания уделяет экологии России. Я поддерживаю его инициативу на 100 процентов.
– Клиенты не влияют на вашу работу, когда вы по их заказу пишете картины?
– Иногда просят что-то изменить, но обычно мне, как профессионалу, доверяют. Но я всегда отношусь с вниманием к тем деталям, которые просит добавить заказчик. Работа всегда идет по обоюдному согласованию, кроме тех моментов, когда ты должен убедить клиента, что лучше будет сделать вот именно так. У меня крайне редко бывает, чтобы заказами оставались недовольны. Я все делаю так, чтобы клиенту понравилось и любой музей захотел иметь эту работу в своей коллекции.
Беседовал
Юрий АНДРИЙЧУК
Фото предоставлены
Студией Никаса Сафронова
