Вчера тут у меня развязалась мини-дискуссия с некиим товарищем, решившим меня поучить, что Леопольд Треппер был прототипом образа штандартенфюрера Штирлица, погибшего по воле писателя под псевдонимом Семенов! Пока товарищ ищет обоснование своих утверждений, пользуясь тем, что у Семенова почти все персонажи имели хотя бы некие прототипы, обратимся к абсолютно замечательному персонажу - пастору Шлагу! Воплощенный в кино Ростиславом Яновичем Пляттом, он немало сделал для того, чтобы немцы выглядели не общефашистским стадом..
Начну с того, что своим появлением симпатичный пастор обязан критику Льву Анненскому , подсказавшему писателю персонаж, похожий на Карла Барта - швейцарского кальвинистского теолога, один из основателей так называемой диалектической теологии. Его «Церковная догматика» в 13 томах стала значительным событием в христианском мире XX века.По молодости Барт был членом социал-демократической партии, после 1938 года призывал к священной борьбе с национал-социализмом.Теология Барта оценивается как неоортодоксия и оппозиция либеральному христианству, поскольку он возрождает интерес к догматике и учению о триедином Боге. Во многом такой подход обусловлен опорой на Откровение, которое превосходит как разум, так и чувство. Барт замечает, что Библия не знает человека вообще, но она знает людей, призванных через веру. Вера же является решимостью (экзистенциальным выбором в духе Кьеркегора), а не иррациональным постулатом или смутным переживанием. В противовес естественному откровению либеральных теологов, Барт настаивал на уникальности Откровения Бога через Иисуса Христа.После Второй мировой войны резко критиковал политику холодной войны с позиции «третьего пути», демонстративно поддерживая отношения с теологическими кругами как ФРГ, так и ГДР. Как раз на момент подготовки к съемкам "17 мгновений весны" Барт скончался - и это вызвало некий интерес к его фигуре, а заодно путаницы в фильме, в 4 серии которого камера заботливо фиксирует обложку следственного дела, на которой черным по белому написано:
"Дело на Шлага Фрица католического священника дата ареста 23/VI — 1944 обвиняется в антигосударственной деятельности и покушении на фюрера"
И ведь никто из зрителей на это внимания не обращает на этот этот казус! Но ведь тогда получается, что столь любимый нами Шлаг в исполнении Ростислава Плятта является «католическим пастором», то есть «католическим протестантским (!) священником». Эти Слова несочетаемы, так же как «православный ксендз», «иудейский муфтий» или «протестантский раввин». То есть для нас несочетаемы, а для авторов фильма — пожалуйста. Можно предположить, что в атеистические 70-е советские люди (в том числе и создатели фильма) совершенно не понимали различия между христианскими церквами, хотя подобные допуски кажутся несколько Затянутыми. Тем более что в самом романе Юлиана Семенова ни одного упоминания о принадлежности пастора к католической церкви нет, хотя в дальнейшем Семенов (который обозначен в фильме как автор сценария) явно запутался, что и привело в конце концов к возникновению мифического существа по имени «католический пастор». Но, может быть, слово «пастор» было употреблено только в качестве синонима слова «священник»? К сожалению, на это надо дать отрицательный ответ, что подтверждается хотя бы видеорядом:
— во 2-й серии, в сцене, когда Клауса собираются забросить к пастору, сотрудник СД сообщает Штирлицу, что пастора нет дома и он в кирхе, играет на органе. Но кирха — это именно протестантская церковь, католический храм везде называется костелом. Тем более что затем показывают храм, который совершенно однозначно является именно кирхой, а не костелом или православной церковью;
— в 4-й серии, сразу после показа обложки дела, Холтофф листает дело пастора Шлага. Голос Копеляна за кадром сообщает, что там «доносы от двух прихожан кирхи». Далее же показана фотография Шлага с «бывшим министром» Краузе, и на ней Шлаг в долгополом сюртуке с белым воротничком и брюках. Именно так и ходят протестантские пасторы, католические же священники даже вне церкви носят сутаны (а православные — рясы). Причем носят в обязательном порядке, и никаких исключений не предусмотрено;
— в 9-й серии во время встречи с кюре (именно с кюре — он так и назван в титрах) — представителем Ватикана в Швейцарии — пастор опять-таки одет в сюртук с белым воротничком, а вот кюре (а позже и его сотрудник) носят, как ими положено, сутану (к этой сцене мы еще вернемся несколько позже);
— в 12-й серии Шлаг идет по Берну опять-таки в сюртуке с белым воротничком и брюках, в этой сцене его одежда особенно хорошо видна.
Таким образом, авторы фильма совершенно сознательно снимали (а Плятт играл) именно протестантского священника, а затем попытались удалить некоторые нестыковки в сценарии (и романе) и в результате допустили даже не ошибку, а откровенную глупость. Но они, скорее всего, просто сами не понимали разницы между католическими и протестантскими священниками. Тот же агент Клаус в разговоре с пастором (это конец 2-й серии) говорит ему: «Знаете, пастор, вам бы в Рим, к трибунам». Зачем протестантскому пастору ехать в католический центр мира совершенно не понятно, тем более что там его никто бы допустил «к трибунам» (как, впрочем, и любого рядового католического кюре). Клаус, хотя и был ценным агентом, в вероисповедании Шлага, видимо, разбирался плохо, для чего и посоветовал протестанту поехать в Рим. Впрочем, это не вина Клауса: его начальники также не очень хорошо представляли себе, какую церковь возглавляет Папа Римский — католическую или протестантскую. В 3-й серии Мюллер дает инструкции Айсману: «Особо отметить работу Штирлица с попом. Кальтенбруннер думает, что через попов кто-то пытается установить связь с Западом. Ватикан и все такое». Возможно, конечно, что Мюллер хочет выставить перед своими подчиненными Кальтенбруннера клиническим идиотом, который считает, что кто-то решил установить контакты с католиками через протестантского пастора.
В конфессиональном отношении Германия не была единой. Если Южная Германия — прежде всего Бавария и тяготеющие к ней земли, а также Австрия — были преимущественно католическими, то основная часть страны, где проживало подавляющее большинство населения, уже с середины XVI века была протестантской (во времена Третьего рейха соотношение протестантов и католиков было 3: 2). А главной «протестантской землей» была Пруссия, столицей которой, как известно, является Берлин, где и служил пастор Шлаг. Конечно, в Берлине были и католические костелы, но их было немного. Из фильма же видно, что пастор Шлаг является настоятелем церкви, и после того, как ему было запрещено отправлять обряды (и произносить проповеди), храм фактически перестал функционировать. Если в протестантских церквях Германии не было единого центра, и священники пользовались определенной долей самостоятельности, то в католических епархиях, имевших жесткое централизованное руководство, подобного случиться не могло — в обязательном порядке епископ назначил бы нового священника.
В то же время немецкие католические священники в целом раньше и острее, чем протестанты, выступили против нацизма — что, впрочем, не противоречит тому факту, что пастор Шлаг, активно боровшийся против нацизма, был протестантом. Однако Святой Престол, стремившийся к тому, чтобы оградить свою паству (и священнослужителей) от преследований со стороны режима, занял соглашательскую позицию, сосредоточив свои усилия прежде всего на обвинении гитлеровского правительства в нарушении условий конкордата — договора, заключенного 20 июля 1933 года между правительством Германии и Святым Престолом. (Заметим, что католическая церковь имела для этого все основания, так как нацисты почти сразу же после заключения конкордата начали притеснять католиков во все сферах, выходивших за рамки чисто религиозной деятельности — развернув наступление на католические молодежные движения, профсоюзы, прессу и т. д.)
С протестантским движением ситуация была несколько сложнее, что связано прежде всего с отсутствием в Германии единой протестантской церкви. К моменту прихода нацистов к власти в Германии насчитывалось 45 миллионов протестантов, причем только 150 тысяч из них принадлежали ктаким различным церквям, как баптистская, методистская и тому подобное. Основная же масса верующих была разделена между 28 протестантскими церквями — лютеранской, реформатской, объединенной (крупнейшая церковь Северо-германского союза — почти 40 % верующих) и другими. После прихода к власти нацисты поставили своей целью объединение всех протестантских церквей под руководством лояльного к ним движения «Немецких христиан», во главе которого стояли пронацистски настроенные священники. Надо сказать, что в среде протестантских священнослужителей было значительно больше сторонников нацизма, чем среди католических священнослужителей. Тем не менее именно в среде протестантов возникло имевшее явно антинацистский характер церковное движение — так называемая Исповедальная церковь (Bekenntniskirche), созданная уже в 1934 году. Более 4 тысяч протестантских пасторов выступили против политики нацистов по установлению контроля над церковью. Чем сильнее было давление, тем более резкое противодействие оно вызывало; а наступление на протестантскую церковь, не имевшую за своей спиной международного влияния Ватикана, было на порядок сильнее, чем на католическую. И именно среди протестантских священников было значительное количество пасторов, подвергшихся репрессиям со стороны властей, вспомним хотя бы пастора Мартина Нимёллера. Скорее всего, именно этот яркий представитель протестантской церкви и стал прототипом образа пастора Шлага. Семенов наверняка имел в виду его историю, когда писал «Семнадцать мгновений весны». Напомним коротко биографию Нимёллера.
Мартин Нимёллер родился 14 января 1892 года — то есть к 1945 году ему было 53 года — в Вестафалии. Во время Первой мировой войны он командовал подводной лодкой, а после окончания войны решил посвятить себя церкви и в 1924 году был посвящен в сан. С 1931-го по 1937 год он был пастором церкви в престижном районе Берлина — Даллеме (там располагались виллы состоятельных берлинцев). При этом Нимёллер был немецким националистом и антисемитом и даже приветствовал приход нацистов к власти. Однако очень скоро он разочаровался в нацизме (прежде всего из-за попыток поставить церковь под контроль государства) и стал одним из наиболее заметных фигур в созданной им Исповедальной церкви, которую поддержала почти треть протестантских пасторов Германии. Выступая перед прихожанами 27 июня 1937 года, он провозгласил: «Мы должны повиноваться Господу, а не человеку!» Безусловно отважный человек, Нимёллер уже 1 июля был арестован и помещен в Моабитскую тюрьму в Берлине. Гитлер потребовал суда над пастором, но судьи приговорили его к семи месяцам тюрьмы. Однако нацисты не собирались выпускать Нимёллера, и сразу же после освобождения он был арестован гестапо (так называемый превентивный арест — то есть без постановления суда) и до 1945 года находился в различных концлагерях. С 1935 года более 700 пасторов были арестованы гестапо. В 1945 году американские войска, вошедшие в Дахау, освободили Нимёллера. Конечно же, пастор Шлаг был абсолютно не похож на Нимёллера, но что было между ними общее — так это категоричное неприятие нацистского режима, верность своим принципам и готовность отдать ради них жизнь. Правда, Семенов сделал Шлага пацифистом (в фильме упоминается, что в 1933 году «пастор дважды выезжал в Великобританию для участия в Конгрессах пацифистов», а Штирлиц в начале 2-й серии говорит Клаусу, что его интересуют «связи пастора сдвижением пацифистов, он ездил в Швейцарию, где живет изменник Краузе, бывший когда-то министром»), что вообще-то было очень большой редкостью среди немецких протестантских пасторов. Но это политика — не мог же советский автор показать Шлага, противника нацизма, немецким националистом...
Исходя из всего вышеизложенного, довольно странной представляется и показанная в 9-й серии встреча пастора Шлага с кюре, который говорит: «Я здесь представляю Святую церковь и Его Святейшество». В фильме фамилия кюре не указана, но в романе Семенов ее приводит — Норелли. При этом стоит обратить внимание, что «католический священник пастор Шлаг», видимо, демонстративно не облачается в сутану при встрече с вышестоящим кюре (что, естественно, абсолютно невозможно). Видимо, чтобы разговор представителей двух противостоящих друг другу церквей не выглядел чем-то странным, авторы и внесли в сценарий фразу о том, что Шлаг был католиком — тогда беседа была бы логичной. Но авторы, лишь декларировав принадлежность Шлага к Римско-католической церкви, не потрудились провести эту мысль через весь фильм, в результате чего и получилась подобная белиберда.
Подобное противоречие заложил уже Юлиан Семенов в своем романе, а затем не потрудился (или не захотел) исправить это в сценарии. Все дело в довольно объемном письме Норелли к монсеньору Кадичелли, которому авторы фильма посвятили столь много времени. В качестве отступления приведем ниже это письмо полностью (хотя это и не столь важно для нашего повествования), курсивом же выделены явные несоответствия:
«Дорогой друг!
Мне понятно и глубоко дорого то внимание, с каким папский двор, проявивший глубокое мужество в дни сопротивления нацистам, изучает сейчас все возможности оказать содействие человечеству в получении столь нужного всем на этой земле мира...
Мне понятны мотивы, по которым Вы столь скептически отнеслись к тем осторожным предложениям, которые внес на Ваше рассмотрение генерал Карл Вольф. Вы пережили нацистскую оккупацию. Вы своими глазами видели вопиющие беззакония, творимые людьми СС, подчиненными непосредственно тому, кто ищет теперь мира, — генералу Вольфу.
Поэтому я оценил Вашу позицию не столько как выжидательную, но, скорее, как явно отрицательную: нельзя верить человеку, одна рука которого творит зло, а вторая ищет добра. Половинчатость и раздвоенность, понятная в человеке, сыне божьем, никак не может быть оправдана в том, кто определяет политику, в облеченном властью деятеле армии или государства.
Однако, получив отказ в Ватикане, генерал Вольф преуспел в своей деятельности, встретившись здесь, в Берне, с мистером Даллесом. Те сведения, которые поступают к нам, позволяют сделать вывод: переговоры Вольфа и Даллеса продвигаются весьма успешно.
Следует понять мою позицию: если я повторно стану предостерегать господина Даллеса от дальнейших контактов с генералом Вольфом, у наших американских друзей может создаться неверное представление о тех мотивах, которые нами движут: люди государственной политики далеко не всегда понимают политику слуг божьих.
Рассказывать господину Даллесу о коварстве генерала Вольфа и о тех злодеяниях, которые творили нацисты по его приказам на земле нашей прекрасной Италии, видимо, не имеет смысла. Во-первых, имеющий глаза да увидит, а во-вторых, не пристало нам, служителям божьим, выставлять наши страдания напоказ. Мы знали, на что шли, выбирая свой путь.
Положение казалось мне тяжким и безвыходным до тех пор, пока сюда, в Берн, вчера не прибыл пастор Шлаг. Вы должны помнить этого благородного человека, который всегда ратовал за мир, посещая неоднократно Швейцарию, Ватикан и Великобританию до 1933 года, когда выезд из Германии не был сопряжен с теми полицейскими трудностями, которые начались после прихода к власти Гитлера.
Пастор Шлаг прибыл сюда, по его словам, для того, чтобы изучить все реальные возможности заключения мира, скорого и справедливого. Его, как он говорит, переправили сюда люди, обеспокоенные наметившимся сближением точек зрения на будущий мир двух столь противоположных фигур, как Вольф и Даллес.
Пастор Шлаг видит свою миссию в том, чтобы предотвратить возможность дальнейших переговоров между Вольфом и Даллесом, поскольку он глубоко убежден в том, что Вольф отнюдь не занят поисками мира, но лишь зондирует почву для сохранения режима нацистов, получая взамен определенные уступки от тех, кто сейчас обладает единственной реальной властью в Германии, — СС.
Он видит свою миссию также и в том, чтобы наладить контакты между теми людьми, которые, рискую жизнью, вывезли его из Германии, и представителями союзников. Люди, которых он, по его словам, представляет, считают своим непреложным долгом обусловить ликвидацию всего того, что было связано — и может быть в будущем связано — с СС и НСДАП.
Я бы просил Вашего согласия на более откровенные беседы с пастором Шлагом. Вероятно, стоило бы более широко проинформировать его о происходящем сейчас в Берне.
До тех пор пока я не смогу предложить пастору Шлагу реальных доказательств нашей искренности, трудно ожидать от него откровенной беседы, в которой он сообщил бы полные данные о тех своих единомышленниках, которые ждут его сигнала в Германии.
Я допускаю мысль, что его единомышленники в Германии совсем не так могущественны, как нам бы того хотелось. Шлаг никогда не был политиком, он всегда был честным пастырем. Однако, обращая свой взор в будущее, я вижу громадную выгоду от того, что пастор, именно пастор, служитель Бога, оказался тем чистым и высоким человеком, который искал мира, рискуя своей жизнью, но при этом не шел на компромисс с нацизмом.
Видимо, этот высокий пример гражданского мужества сына Божьего и его слуги поможет нам в спасении немцев от большевизма, когда измученный народ Германии должен будет выбирать свое будущее.
Отринутый Гитлером от Ватикана, народ Германии так или иначе вернется в лоно святой христовой веры, и пастор Шлаг — либо светлый образ его — поможет нашим пастырям в будущем нести свой свет туда, где было царство нацистской тьмы.
Я ожидаю Вашего ответа в самое ближайшее время.
Конечно же, главной целью этого письма было показать коварство Ватикана и католической церкви, показать ханжескую сущность церкви, главной целью которой является не мир на земле, а достижение своих собственных выгод. Все это вполне укладывается в русло атеистической пропаганды, которая в СССР постоянно шла, то утихая, то усиливаясь. Это вполне можно объяснить — авторы фильма жили в советском обществе и были обязаны следовать правилам игры, установленными властью предержащими. Вопрос тем не менее в другом: как это католической церкви в будущем поможет «светлый образ» протестантского пастора? Скорее, наоборот — этот «светлый образ» как раз привлечет верующих к протестантской церкви в ущерб католической. Рассуждение, конечно, довольно циничное, но если уж принять точку зрения авторов фильма...
Ряд сцен с участием пастора Шлага происходит в тюрьме: напомним, уже в 1-й серии пастор, одетый в полосатую робу, сидит в одной камере с уголовниками, которые над ним всячески издеваются. Несколькими минутами позже начальник тюрьмы, одетый в черную униформу СС, сообщает Штирлицу, что это следователь предписал посадить Шлага к уголовникам. Здесь в очередной раз авторы попали в плен своей теории похожести нацистского и советского режимов, перенеся реалии СССР на нацистскую Германию. Именно в СССР «доброй традицией» давления на политических заключенных было помещение их вместе с уголовниками. Авторы же (и, естественно, так называемые консультанты) оказались в полном неведении о пенитенциарной системе Третьего рейха, о чем говорят и не только сцены со Шлагом. Для них что концлагеря, что тюрьмы — все едино. На самом же деле различий было хоть отбавляй.
Все исправительные учреждения нацистской Германии делились на учреждения обычного режима и особого режима. К последним относились концентрационные лагеря, находившиеся в ведении СС. Именно они приобрели печальную известность как места массовой гибели людей во время правления нацистов. Количество заключенных в них, а также и погибших было настолько велико, что и поныне большинство продолжают считать их чуть ли не единственными местами заключения в Германии, просто не обращая внимания на обычные тюрьмы. Они переносят на всю пенитенциарную систему Третьего рейха те принципы и те порядки, что действовали в концентрационных лагерях, включая охрану, правила поведения, одежду заключенных. В эту же ловушку собственных представлений попали и авторы фильма: поместив Шлага в «тюрьму № 130», они создали некий «коктейль» из своих в большинстве своем фантастических представлений о немецких тюрьмах. Но ведь, по логике вещей, «тюрьма № 130», где оказался пастор Шлаг, это учреждение обычного режима.
Подобные тюрьмы в Германии находились в ведении Имперского министерства юстиции, в составе которого имелся 5-й отдел, ведавший местами заключения. Естественно, что начальниками и сотрудниками этих тюрем были гражданские лица, имевшие особую униформу. В фильме же мы видим, что начальник тюрьмы носит форму СС, так же как и внутренняя охрана. (Кроме того, внутренняя охрана «тюрьмы № 9130» вооружена пистолетами-пулеметами МР.38 или МР.40, что, конечно, же абсолютно невозможно: это оружие предназначалось для боевых частей, а отнюдь не для гражданских чиновников полиции.) Сотрудники же тюремной охраны носили бледно-зеленую форму земельной полиции с полицейскими же погонами, обшитыми крученым желто-зеленым кантом. У них были особые зеленые петлицы — с желтой пуговицей и шевроном. Конечно, для авторов фильма значительно проще было использовать все ту же черную форму СС, а не «заморачиваться» с какой-то еще полицейской униформой! Довольно разветвленная германская пенитенциарная система включала в себя следующие виды тюрем:
— работные дома (Arbeitshaus) для перевоспитания антиобщественных элементов с наименее строгим режимом, здесь содержались проститутки, бродяги, мелкие хулиганы и тому подобный «контингент»;
— собственно «тюремные установления» (Haftanstalt), где содержались лица, совершившие незначительные уголовные преступления;
— молодежные тюрьмы (Jugendgef"angnis) для содержания малолетних преступников;
— штрафные установления (Strafanstalt), или штрафные тюрьмы (Strafgef"angnis), где по приговору суда отбывали наказания взрослые преступники;
— дисциплинарные дома (Zuchthaus) для отбытия наказания лицами, приговоренными к каторжным работам;
— охранные установления (Sicherungsanstalt), куда направлялись особо опасные рецидивисты и лица, совершившие особо тяжкие преступления, уже после отбытия срока наказания;
— следственные тюремные установления (Untersuchungshaftanstalt), или следственные тюрьмы (Untersuchungsgef"angnis), где содержались лица, находившиеся под следствием либо же совершившие незначительные преступления.
Как мы видим, скорее всего, «тюрьма № 130» должна была относиться в последним — следственным — тюрьмам, тогда охрана должна быть вольнонаемной (как в наших современных тюрьмах). Если же предположить другой вариант, что Шлаг был помещен во внутреннюю тюрьму гестапо, тогда там охрана действительно может состоять из членов СС (правда, не в черной форме, а в зеленой), но тогда там в камерах не могло оказаться уголовников.
Кроме того, авторы одели заключенных (правда не всех) в робы, которые им были не положены. И пастор Шлаг (в 1-й серии), и астроном в исполнении Катина-Ярцева (в 1-й серии), и физик Рунге (в 5-й серии), и шофер Бормана — все они одеты в белую робу с синими вертикальными полосками. Однако эта форма была принята для заключенных концентрационных лагерей, то есть для тех «исправительных» учреждений, которые находились под контролем СС и были предназначены для длительного содержания заключенных, а не для подследственных. Что же до знаков, нашитых на эти робы, то здесь авторы фильма не смогли унифицировать свой подход даже в рамках своего неправильного представления о германской пенитенциарной системе. У Шлага на левой стороне груди нашит красный треугольник (углом вниз), который использовался исключительно в концентрационных лагерях для обозначения политического заключенного. А вот у астронома и Рунге треугольника уже не было, причем у Рунге появился номер 3845, что также было прерогативой концлагеря, хотя можно допустить, что на допрос Рунге привезли прямо из лагеря, где он «живет в отдельном коттедже в городке СС и имеет возможность заниматься теоретической физикой» (это фраза из 8-й серии), но тогда куда пропал треугольник?
Независимо от того, где содержался пастор Шлаг — в следственной тюрьме или в тюрьме гестапо, — абсолютно невероятным выглядят действия штандартенфюрера СС Макса Отто фон Штирлица, который, напомним, работает в политической разведке (VI управление РСХА), то есть в партийной службе, и не является государственным чиновником. В фильме же сначала (в 1-й серии) идет апокрифическая сцена, когда Штирлиц заявляет подобострастному начальнику тюрьмы, что он забирает Шлага с собой в город, и предъявляет ему какую-то бумагу от Шелленберга, а затем в 4-й серии говорится, что Шлага освободили по устному распоряжению все того же Шелленберга. Несмотря на то что Шелленберг занимап заметное место в системе спецслужб Третьего рейха и имел прямой выход на рейхсфюрера СС и тем самым действительно мог добиться освобождения практически любого интересующего его лица, сама представленная в фильме ситуация немыслима. Во-первых, для начальника тюрьмы (даже если учесть, что он вообще знает, кто такой Вальтер Шелленберг; — он же не смотрел фильма «Семнадцать мгновений весны») подпись Шелленберга, а тем более его "устное распоряжение" не имело никакой силы. Распоряжение об освобождении должно было быть выдано людьми, имеющими на это право, то есть следователем гестапо или представителем вышестоящей организации. Как и при любой системе, начальник тюрьмы обязан был выполнять приказы только своего вышестоящего руководства и никого другого. Улучшить содержание заключенного своей властью он мог, например, по просьбе того же Штирлица, но Штирлиц держится подчеркнуто официально, тем самым отметая какие-либо подозрения в том, что он пользуется личным влиянием, а не только официальным положением. Но «официальное положение» Штирлица не давало ему никакого права возить заключенного по пивным. Хотя, заметим, сцена получилась впечатляющая — что, видимо, для кинематографистов должно служить оправданием любых ошибок. Победителей не судят! Но мы, кстати, их и не судим, а наоборот, восхищаемся блестящим фильмом и лишь пытаемся понять, что же в фильме правда, а что вымысел. Поверьте, никому и в голову не придет задаваться подобным вопросом в отношении слабых и проходящих фильмов, вроде того «мыла», которым сегодня переполнены экраны наших телевизоров. Чтобы кто-то занялся разбором фильма, нужно, чтобы этот фильм был поистине гениальным.
Наконец , возвращаясь к прототипам, чтобы они были каким-то образом связаны с разведкой! Активный участник антифашистского Сопротивления в Германии, лютеранский богослов, философ и доктор теологии, пастор Дитрих Бонхоффер был казнен в нацистских застенках в апреле 1945 года. Его в числе других обвиняли в заговоре против Гитлера...
Бонхоффер родился в 1906 году в Бреслау. Отец его был профессором психиатрии, мать происходила из рода известных живописцев фон Калькройтов. В семье росло семеро детей.
Детство Дитриха прошло в берлинском предместье. Несмотря на то, что семья не отличалась особой религиозностью, мальчик рано заинтересовался богословием, а в семнадцать лет отправился изучать теологию сначала в университет Тюбингена, а затем в Берлинский. Защитив две диссертации по теологии, Бонхоффер уехал в Испанию и стал викарием в одной из протестантских общин Барселоны.
Впоследствии он перебрался в Нью-Йорк, где продолжил обучение в Теологическом семинаре, а с 1931 года занял должность доцента в Берлинском университете, одновременно исполняя обязанности священника университетской церкви и городского викария.С приходом к власти нацистов многое изменилось. Еще до 1933 года в протестантской общине выделилось движение "Немецких христиан", симпатизирующее нацизму. При Гитлере оно превратилось в "Евангельскую церковь германской нации", провозглашавшую арийскую нацию единственно христианской. Ей противостояла "Правомочная Германская евангелическая церковь", или "Исповедующая церковь".
Официально гитлеровцы признавали лишь первую церковь, но не трогали и представителей второй. К ней-то и примкнул Бонхоффер. Он развернул самое настоящее религиозное сопротивление: читал антифашистские проповеди и доклады, проводил беседы и семинары, создавал христианские группы, практиковавшие новые формы духовного общения. Пастор неоднократно выступал против идеологии антисемитизма. Кроме того, он явился соавтором протестантского манифеста, в котором провозглашалась антифашистская и антимилитаристская ориентация церкви.
В 1933 году Бонхоффер выступал с лекциями в Лондоне, а в 1935-м стал разъезжать с проповедями по всей Германии, возглавил тайную религиозную семинарию в Финкенвальде (Померания).
Разумеется, такая бурная гуманистическая деятельность не могла не встретить протеста у нового режима. В 1936 году Бонхоффера уволили из университета, лишив его ученых степеней и запретив заниматься преподаванием, а также публиковать свои работы в печати и выступать с проповедями. В 1939 году Бонхоффер побывал в США. Его пытались уговорить остаться там, но он на одном из последних кораблей вернулся в фашистскую Германию...
Выезжая в европейские страны — Швейцарию, Швецию — Бонхоффер встречался с политиками и священниками, пытаясь убедить их в необходимости христианского сопротивления нацизму. Среди идеологов такого сопротивления был германский экономист и хозяйственник Карл Герделер. Члены его группы, сотрудники абвера Тресков и Ольбрихт, в 1942 году попытались подготовить покушение на Гитлера. Но заговор раскрылся, и в апреле 1943 года всех участников арестовали. Среди них оказался и Бонхоффер.
Полтора года пастор провел в тюрьме Берлиг-Тегель. Этот период заключения был для него не слишком мучительным: Бонхофферу удалось наладить отношения с охраной и даже тайком передавать письма своему лучшему другу и мужу своей племянницы Эберхарду Бетге.
После того как было организовано реальное покушение на фюрера, Бонхоффера перевели в тюрьму на Принц Альбрехтштрассе. Условия там были гораздо более суровыми, чем в Берлиг-Тегель, переписываться с родными почти запретили, за исключением коротких записок чисто формального содержания.
Зимой 1945 года Дитриха перевели в Бухенвальд. Там он оказался в компании "элитных" заключенных: среди арестантов были высшие военные чины и сотрудники министерств. Всех разместили в отдельные камеры, но им дозволялось общаться между собой. В Пасхальную неделю здесь царило даже несколько приподнятое настроение, так как все уже знали, что рейх фактически потерпел поражение, и надеялись, что, спасая свою шкуру, тюремщики забудут про жертв...
В Вербное Воскресенье Бонхоффер отправлял богослужение среди товарищей по несчастью. Едва оно завершилось, как ему велели собирать вещи. Покидая Бухенвальд, пастор попросил английского летчика Пейна Беста передать своему другу, епископу Чичестерскому, следующие слова: "Это конец, а для меня — начало жизни..." Вместе с другими узниками его посадили в фургон и повезли на судебное заседание во Флоссенбург.
Суд приговорил Бонхоффера и всех, кто прибыл вместе с ним, к повешению. Казнь состоялась 9 апреля. Когда за осужденным явился охранник, он увидел, что тот стоит на коленях, погруженный в молитву... После казни в одной из камер обнаружили Библию и томик Гете. На них стоял росчерк Бонхоффера... Уже в 50-е годы были рассекречены данные о связях Бонхоффера с британской МИ-6.
Наконец, крайне любопытна судьба еще одного пастора - Гельмута Хуна из Саарбрюккенена.Как и Нимёллер , Гельмут Хун, родившийся 15 июля 1881 года был участником Первой мировой войны. Обладая талантом публициста, даже приняв в 20-е годы сан, Хун публиковал по сути социалистические статьи, подписывая их псевдонимом, переводимым с немецкого ка "удар" - "шлаг"! В 1940 году он перебрался в Швейцарию, но уже через два года объявился в Берлине, где немедленно был арестован гестапо. Однако через полгода выпущен под домашний арест.Потом снова арестован - и вновь выпущен.. В 1944 году пастору Хуну , незадолго до провала операции "Валькирия" , удалось нелегально - явно не без помощи сверху - перебраться в обратно в Швейцарию; именно Хун весной 1945 года обнародовал некиим образом попавшие ему в руки данные о сепаратных переговорах представителей Гиммлера с Даллесом. В апреле 1945 года погиб, якобы случайно выпав из окна бернской квартиры.
Геннадий Орешкин
