Сегодня в гостях у литературной страницы "Экограда!" замечательный воронежский поэт Виктор Батраченко
- Виктор Степанович, расскажите о себе:
- Я родился 27 мая 1943 г. в Перми. Окончил Воронежский политехнический институт в 1966 г., подполковник в отставке, автор 130 научных трудов и 38 изобретений, кандидат технических наук. После увольнения из армии работал школьным учителем, в настоящее время – доцент физмата Воронежского государственного педагогического университета (ВГПУ). Стихи начал писать с середины 70-х, публикации в периодических изданиях России, США, Армении, Украины с 2001 года. Изданы пять книги стихов и
сборник романсов «Стены и пламя», участие более чем в 40 коллективных сборниках, вышедших в России и Казахстане. Переводы с украинского и английского. На стихи написано более 50 песен и романсов. С 2004 г. активная работа на пяти литературных сайтах в Интернете; неоднократный призёр сетевых поэтических конкурсов, член жюри этих конкурсов. Член правления Общероссийского союза военных писателей «Воинское содружество», член литературного экспертного совета журнала «Северо-Муйские огни» (Бурятия), руководитель поэтического клуба «Откровение» ВГПУ.
Частушки и стишки по случаю я начал писать в студенческую пору в середине 60-х прошлого века. Но острая потребность высказаться в стихотворной форме появилась осенью 1970 года. Сентябрь я провёл на Камчатке. Тихий океан, вулканы, гейзеры, медведи, лососи... Красотища! Именно, тогда появился небольшой цикл пейзажной лирики. С технической стороны те стихи были относительно слабенькими, но с них всё и началось. Дальше стихи появлялись редко, от случая — к случаю. А в 1999 году я стал писать достаточно регулярно, в основном философскую лирику. Причина, как я думаю, в том, что весной того года умерла мама (страшная несправедливость...), а с осени я стал работать учителем в школе, учить мальчишек труду (именно мальчишки помогли мне по-иному взглянуть на жизнь, заставили учиться взвешивать слова и строже контролировать свои действия).
Первая публикация появилась в газете «Воронежская неделя» в 2001 году. Редактор Николай Провоторов обратил внимание на мои стихи, сделал несколько подборок, а затем, планируя содержание номеров, даже стал предлагать мне темы, мои стихи неоднократно появлялись на первой полосе этой газеты, а после моего возвращения из поездки в Денвер в 2002 году под подборку стихотворений была выделена целая газетная полоса.
Пробовать новое очень люблю! Четверостишья начал писать под влиянием Игоря Губермана и Николая Глазкова (их у меня теперь более 6000). Рубаи освоил, увлёкшись Омаром Хайямом... Японская поэзия долго меня не трогала — просто не понимал, но вот уже четвёртый год пишу хокку и японские сонеты. На одном из конкурсов надо было лимерики написать, освоил и лимерики...
Ежегодно работаю в жюри фестивалях «Парус надежды» (зимних и летних), веду детскую мастерскую (номинация «сочиняют и поют дети»). Детей приходит много, выступают и по одному, и ансамблями. Такие «искорки» яркие — слезу вышибает! Мы их внимательно слушаем. Подсказываем сразу же. Иногда они так заводят, что начинаем им подпевать... Без наград они не уходят, отмечаем всех дипломами, а лучшие становятся лауреатами. Самое важное, что они регулярно участвуют, растут на глазах в прямом и переносном смысле...
Творческие вечера — праздник души! Впервые вышел на публику в апреле 2003 года. В Воронежском Доме Актёра выступал. Волновался страшно, читал слишком быстро — побольше хотелось показать, но меня очень тепло приняли и дальше пошло... На творческих вечерах очень важна обратная связь, живая реакция на слово. Как правило, вместе со мной выступают знакомые поэты, иногда мои стихи читают артисты воронежских театров, часто звучат песни на мои стихи в исполнении авторов или солистов Воронежского театра оперы и балета. Помимо Дома Актёра встречи проходят в Доме Композиторов, в Доме Архитекторов, в гарнизонном Доме Офицеров, в музеях и библиотеках, в аудиториях воронежских ВУЗов. В 2010 году прошёл творческий вечер в Москве в арт-салоне Фелисион. Начиная с 2004 года ежегодно летом в Денвере провожу две-три творческих встречи в русской библиотеке или в пансионатах для пожилых русских. Выступая, волнуюсь по-прежнему (как можно отстранённо читать стихи...), но стараюсь эти свои волнения не выдавать...
Пишу стихи. Но начинал-то я с рассказов! То ли в восьмом, то ли в девятом классе написал рассказ, который даже был опубликован в двух районных газетах. Давно мне те газетки не попадались — лежат где-то в шкафу. Но показывать этот рассказ я, конечно, не буду. Написан он был в лучших традициях соц. реализма в строгом соответствии с теми установками, которые вкладывались в наши мозги на уроках литературы. Пробовал я тогда себя. Сначала собирался стать моряком, потом — писателем, потом — художником... Остановился на радиоэлектронике. Теперь снова пробую писать рассказы. Хочется написать о многом, вернее, изложить на бумаге то, о чём неоднократно рассказывал друзьям. В прошлом году приступил к циклу таёжных рассказов (Карелия, Камчатка, Лена, Амур...), есть рыбацкие истории (воронежские реки, Ахтуба, горные озёра в Колорадо...), опубликован очерк о новочеркасской трагедии 1962 года.
Виктор Батраченко
ТРАВА ЗАБВЕНЬЯ
Безмолвье. Косяки гусей
и океана синь густая,
и по распадкам снег не тает,
и ягоды среди камней,
и пачки бесполезных писем,
и в выси лайнеров огни,
и одинаковые дни,
и тщетный счет ненужных чисел,
и краткость слов, и ясность смысла,
и отношений простота,
и стройных кедров высота,
и ярких радуг коромысла,
и в реках рыбы плотный ход,
и чистоты кристальной воды,
и сказки девственной природы –
за створом лагерных ворот…
………………………………….
Сгорели люди, как поленья,
в горниле классовой борьбы,
по бывшим зонам их судьбы –
сплошной стеной трава забвенья.
ЗОНА
Безлюдье. Зона. Только журавли
Летят сюда и снова ладят гнёзда,
Побаиваясь: рано или поздно
Вернутся те, кто из домов ушли…
У брошенных колодцев тянут шеи,
Посматривая в небо, «журавли»…
В домах открыты двери… Скарб в пыли…
Хозяева на фото не стареют…
Луг. Озерцо. Сосновый светлый бор.
Болотце с родниковыми ручьями -
Здесь журавлята станут журавлями
По осени. Так было с давних пор…
Так было здесь до чёрного апреля,
Из года в год – до даты роковой.
Авария... Сирен надсадный вой…
И тишина над краем, что потерян.
Безлюдье. Лишь курлычут журавли,
Прощаясь с зоной до весны – так надо!
Неведом птицам срок полураспада
И день выздоровления земли…
РАСПАДОК
Диме
Распадок. Озеро. Закат.
Лиловых сопок силуэты.
Засохших лиственниц скелеты
Над марью скорбные стоят,
Ни звука. Стылая вода
Пустынный берег омывает.
Неспешно туча проплывает
Из ниоткуда в никуда.
Над горизонтом, чуть заметна,
Мерцает ранняя звезда,
Под нею где-то города,
До них пять тысяч километров…
За миллион прошедших лет
Здесь ничего не изменилось,
Гармония установилась.
Людей здесь, слава Богу, нет!
Привыкли у природы брать,
Круша, корёжа и взрывая.
Земля, конечно, нам родная,
Она готова все отдать.
Себе стараясь больше взять,
Вступаем в драку, в перепалку,
Чтоб тут же выбросить на свалку,
Или немного поиграть.
Хватаем, хапаем, берём
Без меры, чётко сознавая,
Как, раз за разом отдавая,
Она слабеет с каждым днем.
Не будем Землю добивать,
Давайте скажем нашим детям –
Не надо рваться к сопкам этим,
Спешить природу исправлять.
Пусть не тревожат никогда,
Позволят лиственнице хилой
Стоять над этой синью стылой
Спокойно. Сотни лет. Всегда.
ЖИЗНЬ ДОННИКА
Донника пахучего кусты
По простору вольному донскому,
Зноя полудённого истому
До конца с собою носишь ты...
Донник жизнь живёт не для себя –
Пчёлы и шмели летят на запах
За нектаром. Ночь на мягких лапах
Подкрадётся, звёзды заблестят...
«Спать пора...» - кричат перепела.
Ночью отдохнуть, конечно, надо,
Но не сразу подойдёт прохлада –
Жар дневной земля не отдала...
А наутро – снова аромат
По-над степью! Время медосбора.
Жизнь цветов закончится не скоро.
Пчёлы-работяги всё летят...
Толика засушенных цветов
В самосад добавит аромата...
Пчёлам он давал нектар когда-то,
Умерев, себя дарить готов...
ДОЖДИК ТОПЧЕТСЯ НА КРЫШЕ
Осень. Дождик топчется на крыше,
деликатен и нетороплив.
Тучи низкие, над ними, выше -
Солнца предзакатного разлив.
Дождик долгожданную прохладу
дарит, но земля пока суха…
Воробей, присевший на ограду,
улетел подальше от греха –
спит уже, наверно, под стрехою,
утомлён дневною суетой…
Выйду на крыльцо и дверь прикрою.
Дождь унялся. Влажный и густой,
яблочным пронизан ароматом,
сладко пьётся воздух сентября…
Этот дождик приходил когда-то –
хорошо его запомнил я…
ОСЕНЬ КОНЧИЛАСЬ
Вот и всё. Ещё вчера пастелью
нарисован был осенний лес -
рыжий фон за голубою елью…
Водопад, низвергнувшись с небес,
скорректировал палитру махом –
ветви чёрные, да зелень хвойных лап…
Узловатый пень похож на плаху…
Всё пропитано водой… Кап… Кап…
Капля тяжестью свинцовой пули
в плаху бьёт, и водяная пыль
оседает нехотя… Уснули
перелески… Небыль, или быль,
утро, или наступает вечер,
или бесконечный серый день –
не понятно… Далеко-далече
колокол - к вечерне… Мокрый пень…
Графика ветвей, штрихи-изломы,
будто сотни утомлённых рук
безнадёжно опустились… Что мы
так печалимся? Совсем не вдруг
всё вокруг внезапно изменилось –
осень кончилась… Преодолён рубеж…
Птица прилетела, покружилась –
горлинка в наряде цвета беж…
ГЛЯДЯ НА ОТРАЖЕНИЕ ХРАМА
Храм тонет в зеркале реки без дна,
в молчанье тонет… Ненасытна бездна,
но кто докажет мне, что бесполезна
жизнь наша. Словно храм, она
дробится, отражаясь в мелкой ряби
житейских неурядиц и побед,
и это отраженье, этот след
кому-то виден кроме нас… Озябли
сердца и души. Ветер перемен
покой уносит, бередит, тревожит…
Глянь в зеркало, морщинок сеть по коже
подобна ряби на воде. С колен
поднявшись, отойди подальше
от берега, постой и оглянись –
не тонет храм, а, устремившись ввысь,
парит над миром суеты и фальши.
А Я ТАМ БЫЛ
Тайга. Медвежие углы,
куда дорога лишь по небу.
А я там был, как будто не был…
Прошло немало с той поры
разнообразных зим и вёсен,
и я их в неге и тепле
провёл – мест много на Земле
уютных. Было двадцать восемь
тогда всего. Или – уже?
Как относительны понятья…
Летел в тайгу, хотел узнать я
её поближе, в неглиже,
в тумане, брошенном небрежно
на синий ельник поутру,
взглянуть на каждодневный труд
таёжных муравьёв, в безбрежных,
холодных зеркалах озёр
своё увидеть отраженье
и в вышине - перемещенье
гусей, на юг летящих… Спор
с самим собой давно проигран,
я стал не тот. Там, вдалеке
всё неизменно. По реке
ползёт туман. Луч Солнца мигом
выхватывает, как к воде
сохатый тянется губами,
как капли блещут жемчугами
в интеллигентной бороде…
ЧАСЫ УЕДИНЕНЬЯ
Пожить, уединившись, день-другой
в лесной, забытой Богом, деревушке.
Дрова колоть. Бесцельно по опушке
бродить… Ночами слушать вой
в трубе и скрип сухой осины,
и филина внезапный близкий крик,
и вопль зверька, которого настиг
тот филин… В росах паутины
повисли на кустах, как кружева.
Густой туман, ползущий из низинки.
На лужах утром тоненькие льдинки,
морозцем схвачена опавшая листва.
Возможность любоваться, созерцать
и впитывать. В природе растворяться,
не торопясь пытаться разобраться,
в чём жизни смысл и, наконец, понять,
Как восхитительны часы уединенья,
как для души целительны они...
Часы уединенья, лучше – дни
раздумий, наблюдений, очищенья.
ПО РЕКЕ ИДЁТ ШУГА
В.Белоглазову
Быстро промелькнуло лето.
Опустели берега.
Перекат рокочет где-то,
По реке идет шуга…
Бисер утренний туман
Щедро нанизал на хвою,
Где-то в бубен бьет шаман,
Тропы замело листвою…
Любопытные кедровки
Расшумелись надо мной,
Бурундук мелькает ловкий,
Ветер стылый, ледяной…
Все слышнее мерный рокот,
Не поддаться б на обман –
Перекат за поворотом,
Или в бубен бьет шаман?
По реке идет шуга,
Тропы листьями заносит…
Пасмурно. Сентябрь. Тайга
Принимает в гости осень.
УТРОМ
Седые мхи пружинят под ногой.
Глухарь чугунный на сухой осине,
Сто раз повернут он вниз головой
В росинках–линзочках на паутине.
Шиповник россыпью висит кровав
На оголенных веточках колючих.
О скалы брюхо в клочья изодрав
Коровой сизой проползает туча.
Торопится река с горы Шаман
Распадками, амурскою тайгою.
Вспоров рогами утренний туман
Олень идет сторожко к водопою.
Всё выше солнце, наступает день,
Сюжет меняя в утренней картине, –
Взлетел глухарь, в тайгу ушёл олень
И нет следов росы на паутине.
- Виктор Степанович, что такое «Экология» в вашем понимании?
- Понимая, что экология как наука направлена на изучение функционирования экосистем, для себя я, прежде всего, выделяю отношения между человеком и природой. Слава Богу, я успел увидеть и заповедные уголки Камчатки (прошёл от Кроноцкого озера до Жупаново через вулканы Крашенинникова и Кихпынич, через Долину Гейзеров). Дважды побывал в амурской тайге на реке Яй, в местах, где когда-то ходил Арсеньев… Пожил в тайге в среднем течении Лены, видел, как рубят лес и как уродуют тайгу лесовозными дорогами… Это было в начале 70-х. Неоднократно убеждался в том, что бездушного человека тайга «запоминает» надолго.
Последнее десятилетие ежегодно бываю летом в США, посетил несколько национальных парков штата Колорадо, любовался Большим Каньоном. Видно, сколько сил тратится там на охрану природы, на продуманную организацию маршрутов для желающих проехать или пройти по красивейшим уголкам… Да что там заповедные национальные парки… Во многих уголках Денвера - административного центра штата Колорадо можно увидеть гусей и уток, спокойно живущих вблизи больших и малых водоёмов, принимающих пищу из рук людей, диких кроликов, пощипывающих газонную травку у порогов жилых домов и спасающихся от жары под припаркованными рядом автомобилями… В Денвере среди плотно заселённых кварталов оставлены довольно значительные по площади участки нетронутой земли, на которых колониями живут луговые собачки. Живут, размножаются и умирают… Эти участки специально оставлены им, на них не ведётся никакой хозяйственной деятельности, только кое-где проложены тропки для пешеходов и велосипедистов. Луговые собачки иногда гибнут, став добычей хищных птиц, койотов или енотов, которым тоже хватает места на этих «диких» участках… Всё, как в те времена, когда здесь бродили стада бизонов.
Экология мегаполиса. Больная тема… Мой родной Воронеж, практически, полностью разрушенный во время боёв в 1942-1943 годах, восстановили спустя десять лет после Победы. Центр города утопал в зелени парков и скверов, живописные бугры правобережья были застроены одно- двухэтажными домами, крутые улочки сбегали к реке Воронеж, на которой Петр Первый когда-то строил корабли. Так было. Более сорока лет назад речку запрудили, сделали «море», в воды которого страшно войти. Практически, стоячая вода летом быстро зеленеет… Санэпидстанция регулярно напоминает воронежцам о том, что купаться в «море» нельзя и приводит длинные перечни болезней, которые можно там подцепить… Центр города с неширокими улицами, проложенными ещё в XIX веке, задыхается в пробках. Причина проста – то там, то сям вырастают высоченные дома (жильё, офисы, торговые комплексы), вырастают зачастую на месте снесённых старинных зданий, всеми правдами и неправдами выводимых из списков охраняемых Законом… Вновь построенные небоскрёбы заселяют жильцы или клерки, как правило, приезжающие на машинах (по числу машин на тысячу жителей Воронеж сравнялся с Москвой…). Город стоит в пробках. Смог стоит над городом…
Как-то в Денвере я познакомился с индейцем из племени Монтана. Мы минут сорок ехали на автобусе и разговаривали о Скалистых горах, которые совсем рядом с Денвером. Мой попутчик порадовался, узнав о том, что я побывал в ряде интересных мест в этих горах и удивился, узнав, что мне удалось посетить Сад Богов (недалеко от Колорадо-Спрингс), до которого он пока не добрался… Выйдя на остановке из автобуса, оборудованного кондиционером, сразу же ощутили дискомфорт, очутившись на солнцепёке (было, явно, за тридцать…). Мы стояли у обочины Шеридан-бульвар, поджидая автобус другого маршрута. По неширокой улице довольно часто проезжали машины. Гордый индеец стал возмущаться по поводу того, что тут ужасный воздух. Стал рассказывать о том, как легко дышится в его родных горах… А мне было просто жарко и, нисколько не сомневаясь в том, что воздух там, действительно, вкусный, я мысленно перенёсся на обочину центральной воронежской улицы – проспекта Революции, где, на самом деле, можно нанюхаться выхлопными газами до головокружения… В Штатах строго следят за техническим состоянием автомобилей, горючее на заправках качественное – так что у меня к воздуху на обочине Шеридан-бульвар не было никаких претензий. Только жара несколько напрягала…
Добравшись домой и дождавшись наступления вечерней прохлады, я отправился на прогулку с овчаркой Гердой, которая просто вытанцовывала от счастья в предвкушении того, как мы, перейдя дорогу (тот же самый Шеридан-бульвар), отправимся по хорошо знакомому нам маршруту тропками, проложенными по парку – огромному пустырю, встречая других собак и уступая дорогу велосипедистам и пешеходам, вышедшим прогуляться перед сном… Завидев наше приближение свистнет стоящая столбиком у норы луговая собачка - подаст тревожный своим сородичам, подпустив нас на пару метров, юркнет в траву кролик, тявкнет в отдалении койот, напоминая о том, что скоро стемнеет, а в темноте ходить по парку ни людям, ни собакам нельзя…
СЛУШАЙ ГОРОД
Слушай город, он тебе готов
откровенно многое поведать,
рассказать о радостях и бедах,
хоть не знает человечьих слов.
Впрочем, так ли много значит слово?
Он устал, душа его болит…
Ощущаю рваный, нервный ритм
я в структуре шума городского…
Мчащихся авто звериный рык,
визг колёс на перекрёстках бойких,
скрежет монстров на высотных стройках,
это – мегаполиса язык.
Слышится мне в бормотанье ветра
вздох протяжный и негромкий стон,
чудится в аллеях шёпот крон…
Строчки переулков и проспектов
город разрешает мне читать,
пульс даёт пощупать на вокзалах…
О себе так много рассказал он…
Может, доверяет мне, как знать?
28.10.09.
* * *
Домики-коробки.
Кто их строит? Люди…
Выносить за скобки
никого не будем –
виноваты сами,
что живём стеснённо,
разрушая память,
строим из бетона
крепостные стены,
небоскрёбы-башни…
Виноваты все мы
в том, что стало страшно
находиться в чреве
домиков-коробок…
Протестуем в гневе!
Только гнев наш робок…
Домики-коробки.
Кто их строит? Люди…
Выносить за скобки
никого не будем.
7.11.09.
* * *
Город, умытый дождём,
утречком смотрится в лужи,
рад, но немного сконфужен –
пятна, подтёки… А днём,
еле сдержав раздраженье -
пробки достали и смог, -
вспомнит с улыбкой, что смог
видеть своё отраженье…
8.01.10.
Материал подготовила
Алёна Подобед
