Люди спрашивали и получали ответы на главные вопросы — куда переселят и когда снесут. Но были и исключения, приходили граждане, у которых, что называется «накипело». Голосование о согласии жильцов на снос дома еще идет, а уже идут требовательные запросы предоставить дату переезда и точный адрес новой квартиры.
Когда такому человеку терпеливо начинают объяснять, что пока рано говорить о том, какой будет этаж и на какую сторону выйдут окна, следует странная реакция — не надо «бла-бла», скажите, сколько точно в граммах. Ну что тут сказать, людей понять можно. По городу ходят разные слухи о том, что переселять будут в тмутаракань, и что выбора не будет, и что срок на раздумья предоставляется малый. Вот и срываются люди, кого-то удается убедить, что депутаты совместно с адвокатами не навязывают никому ничего, не заставляют голосовать за или против, а лишь отвечают на вопросы жителей города в рамках своих полномочий. А кто-то уходит взвинченный, что ему не сказали, какие обои будут в новой квартире. Но таких были единицы, большинство получало ответы на свои вопросы, а если возникали новые вопросы, то обменивались телефонами и назначали дату встречи по конкретным вопросам.
«ЭкоГрад» спросил председателя экологической комиссии МГД Зою Зотову, не связан ли обостренный и повышенный интерес к теме реновации с недостаточной информацией, несмотря на кажущееся ее изобилие…
Андрей Нечаев, председатель партии «Гражданская инициатива», воспринял реновацию по сути вместе с бизнесменом Потапенко как нарушение законодательства, в частности, приоритета федерального над региональным, т.е. как аферу, против которой надо протестовать на митингах с целью ее отмены.
https://www.youtube.com/watch?v=TpVpElD6ivc&feature=youtu.be
Возможно, это упрощенная точка зрения, дело не в том, что что-то произошло, но в важно то, что может произойти. Понимание этого обстоятельства, если оно есть, собственно, и составляет цивилизационную культуру. Намеренная передача риска запрещена в исламе как харам — гарар — намеренный риск, выходящий за рамки неизбежной случайности.
Российская бизнес-практика, практически идеология, противоположна и часто проявляется в национализации убытков и приватизации прибыли.
Страховщики знают, что риск нельзя продать, но можно купить компетентность, для чего следует в нагрузку к риску заплатить страховую премию. Тогда риск и затраты останутся, но ими будет управлять кто-то другой.
Связь вертикали и экспертного сообщества ныне разорвана, так как неприемлема, видимо, для обеих сторон, поэтому управление рисками находится на почти нулевом уровне.
Но не везде. Большая честь поздравить автора журнала «ЭкоГрад», видного эколога, телеведущего Николя Юло с назначением министром в Министерство экологии, устойчивого развития, транспорта и жилищного строительства Франции.
Есть две проблемы, о которых трудно говорить подробнее, ибо нет чернил в чернильницах и слабы надежды на понимание.
Во-первых, без взаимодействия с экспертным сообществом, без танков любой путь — это путь в политическое никуда.
Во-вторых, пример Николя Юло показывает, что нельзя разрывать транспорт, экологию и мегаполисы по ведомственным углам, так как это политический вопрос общественных интересов.
В частности, перезрел конкретный вопрос строительства зимних велополитенов, которое многократно предлагалось в журнале «ЭкоГрад».
Интерес французской и российской интеллектуальной элиты всегда был взаимным, поэтому, возможно, успешный опыт Франции в области управления экологическими рисками и накопленным экологическим ущербом будет воспринят в России.
140 лет назад родился М.А. Волошин.
http://ekogradmoscow.ru/novosti/peredovitsa/140-let-nazad-rodilsya-m-a-voloshin
28 мая (16 мая — по ст. стилю) 1877 года родился Максимилиан Александрович Волошин (настоящая фамилия — Кириенко-Волошин) — русский поэт-символист, критик, эссеист, художник, философ, один из самых ярких поэтов Серебряного века.
В Москве он учился из рук вон плохо, получая «двойки» и «единицы» по всем предметам, оставался в одном классе на второй год. Низкие баллы ставились Волошину преподавателями не за отсутствие знаний или интереса к учебе, а за то, что он задавал слишком много вопросов, излишне «оригинальничал» и терпеть не мог казенного, формального подхода к человеческой личности. По воспоминаниям Елены Оттобальдовны, которые впоследствии обрели статус семейной легенды, когда она передавала московский табель Макса директору гимназии в Феодосии, тот недоуменно пожал плечами и заметил, что «идиотов мы не исправляем».
«1900 год, стык двух столетий, был годом моего духовного рождения. Я ходил с караванами по пустыне. Здесь настигли меня Ницше и «Три разговора» Вл. Соловьева. Они дали мне возможность взглянуть на всю европейскую культуру ретроспективно — с высоты азийских плоскогорий и произвести переоценку культурных ценностей», — писал об этом времени жизни М. Волошин.
«В эти годы я только впитывающая губка. Я — весь глаза, весь уши. Странствую по странам, музеям, библиотекам: Рим, Испания, Корсика, Андорра, Лувр, Прадо, Ватикан… Национальная библиотека. Кроме техники слова овладеваю техникой кисти и карандаша… Этапы блуждания духа: буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия, Р. Штейнер. Период больших личных переживаний романтического и мистического характера…» — напишет художник в своей автобиографии 1925 года.
Будучи православным человеком и тяготея к старообрядчеству, Волошин и в повседневной жизни и в творчестве стремился к самоограничению и самоотдаче.
Волошин, не приемлющий учительство, а только — спутничество, пытался спасти любовь от будней, но его усилия отказались тщетны. Даже внешне союз Сабашникова–Волошин производил странное впечатление. Известен случай, как однажды Макс привез свою молодую супругу в Коктебель, а гостившая у Елены Оттобальдовны маленькая девочка в недоумении воскликнула: «Мама! Зачем же такая царевна вышла замуж за этого дворника?!»
Вскоре Волошин и Дмитриева создали самую известную литературную мистификацию XX века — Черубину де Габриак. Волошин придумал легенду, литературную маску Черубины и выступал в качестве посредника между Дмитриевой и редактором «Аполлона» С. Маковским.
22 ноября 1909 года между Волошиным и Н. Гумилевым состоялась дуэль на Черной речке. О причинах этой дуэли немало сказано в исследованиях, посвященных истории Серебряного века. Согласно «Исповеди», написанной Елизаветой Дмитриевой в 1926 году (незадолго до ее смерти), основной причиной стала нескромность Н. Гумилева, который повсюду рассказывал о своем романе с Черубиной де Габриак. Дав Гумилеву публичную пощечину в мастерской художника Головина, Волошин вступился не за свою литературную мистификацию, а за честь близкой ему женщины — Елизаветы Дмитриевой. Однако скандальная дуэль, в которой Волошин выступал как рыцарь — защитник и «невольник» чести, — не принесла Максимилиану Александровичу ничего, кроме насмешек. Оставив без внимания нелицеприятный поступок Гумилева, современники почему-то были склонны осуждать поведение его оппонента: вместо символической пощечины-вызова Волошин залепил Гумилеву настоящую оплеуху, по дороге к месту дуэли потерял калошу и заставил всех ее искать, затем принципиально не стрелял, и т.д. и т.п.
Однако дуэль поэтов, несмотря на все фантастические слухи и анекдоты, связанные с ней, являлась серьезным поединком. Гумилев дважды стрелял в Волошина, но не попал. Волошин намеренно стрелял в воздух, и его пистолет дал подряд две осечки.
В 1901 году М.А. Волошин приезжает в Париж второй раз и надолго связывает свою жизнь с этим городом. Не получив систематического образования, как художник, он охотно рисует в ателье Кругликовой, учится живописи в академии Коларосси, впитывает французскую литературу. Круг его интересов распространяется на все проявления современной культуры Франции. Его рецензии на французские события и критические статьи печатаются во многих периодических изданиях России.
В Париже М.А. Волошин общается с французскими поэтами и писателями — М. Леклерком, Анри де Ренье, Ж. Леметром, А. Мерсеро, О. Мирбо, Э. Верхарном, Г. Аполлинером, Р. Гилем, А. Франсом, Садиа Леви, М. Метерлинком, Р. Ролланом, художниками — Одилоном Редоном, Ори Робен, А. Матиссом, Ф. Леже, А. Модильяни, П. Пикассо, Д. Риверой, скульпторами — А. Бурделем, Ж. Шармуа, А. Майолем, а также — с Т. Гарнье, Г. Брандесом, хамбо-ламой Тибета Агваном Доржиевым, теософами А. Минцловой, А. Безант, Г. Олькотом, антропософом Р. Штейнером, оккультистом Папюсом. В 1905 году он посвящен в масоны Великой Ложи Франции, а в 1908-м — во 2-ю масонскую степень, в 1909-м — возведен в степень мэтра, получает именной «Устав...».
Поэт наслаждается атмосферой столицы Франции, вбирает в себя ее непередаваемый дух, пишет стихи, которые вскоре составят прекрасный цикл «Париж» — своего рода объяснение в любви этому городу, ощущение слияния с ним, элегическая песнь прощания с уходящей юностью. О том, какое место занимали Париж, Франция в жизни поэта, можно прочесть в воспоминаниях о Волошине, написанных М. Цветаевой:
«Ни одного рассказа, кроме как из жизни французов — писателей или исторических лиц, — никто из его уст тогда не слышал. Ссылка его была на Францию. Он так жил, головой, обернутой на Париж. Париж XII века или нашего нынешнего, Париж улиц и Париж времен был им равно исхожен.
В каждом Париже он был дома и нигде, кроме Парижа, в тот час своей жизни и той частью своего существа, дома не был. Его ношение по Москве и Петербургу, его всеприсутствие и всеместность везде, где читались стихи и встречались умы, было только воссозданием Парижа… весь Париж со всей его, Парижа, вместимостью, был в него вмещен. (Вмещался ли в него весь Макс?)»
М. Цветаева, «Живое о живом»
«Мятежом на коленях» назвал Волошин первые проявления народного недовольства в начале 1905 года. В январе этого года Волошин был в Петербурге. Он пишет статью «Кровавая неделя в Санкт-Петербурге», статью, которая, с одной стороны, является свидетельством очевидца, с другой — показывает настроение самого поэта. Он уже в ту пору понял, что произошедшее в дни кровавого января является первым звеном в цепи событий революционного характера. Поэт предчувствовал конец империи, хотя выразил это, быть может, чересчур помпезно, театрально. В прозе это звучит так: «Зритель, тише! Занавес поднимается».
И красный вождь и белый офицер,
Фанатики непримиримых вер,
Искали здесь, под кровлею поэта,
Убежища, защиты и совета.
По сути Волошин — первый самиздатовский автор в Советской России и не сравнимый по славе ни с кем. Белая пропаганда распространяла его стихи в миллионных листовках, красные читали их на многотысячных митингах.
