В европейских странах модно проверять мигрантов на знание страны. В Германии, например, все, кто хочет получить гражданство, — турецкие невесты, польские сантехники, русские программисты, — должны проходить специальный тест, где они отвечают на вопросы про бундестаг, про Берлинскую стену, про налоговую систему и свободу собраний. Перед этим желающим предлагается пройти курс интеграции, знакомящий мигрантов со всеми этими чудесными вещами.
Логично: если человек собирается жить в стране и выбирать ее политиков, нужно убедиться, что он знает, за что голосует, и вообще мыслит как гражданин (по-немецки — бюргер). Но, переехав в Германию, я поняла, что все эти тесты можно заменить одной простой процедурой: достаточно посмотреть, как человек обращается с мусором.
Мой личный «курс интеграции» выглядел так: сосед Георг попросил выбросить консервную банку с остатками вчерашней селедки. Я, как всегда, замешкалась — у меня, как в тесте на гражданство, было четыре варианта:
в коробку для бумаги,
в ведро для пластика и перерабатываемых отходов,
в коробку для стекла,
в урну с едой и «нормальным мусором».
Я хорошо знаю немецкий язык. У меня есть счет в немецком банке. Я езжу на работу на велосипеде и читаю немецкие газеты. Я знаю, чем христианские демократы отличаются от зеленых и как называются столицы федеральных земель. Я, можно сказать, более чем интегрирована. Но, когда дело доходит до мусора, я понимаю: нет, я еще очень далека от того, чтобы освоить азы бюргерского мышления.
Советская традиция сортировки мусора говорит, что он делится на два вида: съедобный и несъедобный. Съедобный мусор отправляется в холодильник, а несъедобный — на помойку. В Германии мы имеем четыре помойки и четыре мусорных ведра, а иногда и больше (для еды сырой и вареной, для ореховой скорлупы, стекло прозрачное, зеленое и коричневое) — и перепутать все это гораздо хуже, чем в разговоре перепутать феминисток с лесбиянками.
Я всегда воспринимала эту сортировку как экологическое занудство, которое невозможно понять, а можно только выучить наизусть. Наверное, примерно так неграмотные турецкие мигранты зубрят основы европейской политики: «Это левые, это правые. Правые говорят, что не надо строить мечети. А левые считают, что мечети — это хорошо, но и лесбиянки тоже хорошо. Как же так получается?» И стоят в недоумении перед урнами для голосования, как я перед урнами с мусором.
Чтобы не путаться в правых и левых, нужно некое базовое понимание европейской политической мысли за последние сотни лет. То же и с мусором: чтобы не задумываться, куда его бросать и что с ним потом делать, нужно глубоко осознать вот что: мусор не является мусором.
Бог с ней, с экологией, периодами полураспада и загрязнением окружающей среды: главное — бережливый протестантский подход к хозяйству. Нам, привыкшим, что макулатуру собирают пионеры, а бутылки — бомжи, сложно представить себе, что кто-то делает это не от голода и не из-под палки, а для себя.
Надорванный почтовый конверт — это не мусор, а сырье для книжек и газет. Коробочка из-под йогурта — это не мусор, потому что из миллиона таких коробочек можно сделать скамейку и поставить в парке. Стеклянная и пластиковая бутылка отличаются даже не тем, что за одну в супермаркете дают 30 центов, а за другую 50, а тем, какую ценность они представляют для мировой промышленности, и разбрасывать такой мусор на пляже — это не свинство, а расточительство.
Картофельные очистки — это не мусор, а будущий компост. Ореховая скорлупа пригодится на растопку. А вот мокрый пакетик с чаем действительно ни на что не годится. Это «нормальный мусор», который подлежит сожжению. И положить в кучу «нормального мусора» пустую консервную банку — такое же безумие, как предать огню прочитанную книжку.
Удовлетворение немца, у которого в коридоре растет гора стеклянного мусора, сравнимо с гордостью коллекционера или с радостью школьника, который бросает монетки в свинью-копилку. И неважно, что потом эти монетки он обменяет на какую-нибудь ерунду. Главное, что из ничего возникло нечто. Много предметов, каждый из которых по отдельности ничего не значит, дают новое полезное вещество.
Когда мой сосед Георг идет в супермаркет с тележкой пивных бутылок, он думает не о вознаграждении. Он думает: «Все-таки я живу не зря! Вот как много у меня хорошего, полезного материала, который может пригодиться кому угодно. Сам я не стеклодув, но как же хорошо, что мы, граждане бюргеры, договорились на наши налоги нанять гражданина стеклодува, который сделает из этих бутылок много полезных вещей». И каждая новая единица вещества добавляет ежедневную лепту в копилку бюргерского счастья.
Я прокрутила это все в голове и положила банку в урну для пластика и перерабатываемых отходов.
— Неправильно! — простонал Георг. — Сначала надо вытащить из нее селедку...
Юлия Вишневецкая
