«Ох, годы, мои годы!.. Суставы болят, спина ноет, вся кожа в морщинах, и ноги уже не такие прыткие, как в юности... С таким-то здоровьем даже из дома выходить никуда не хочется. И не мудрено — возраст.
И чем старше становлюсь, тем чаще возвращаюсь мыслями в детство. Ностальжи... Тогда ничего не болело, всё было впереди, а в голове ветер так и свистел, так и свистел. Прямо как в тот день, когда я появилась на свет.
Вспоминаю, как, родившись в теплый ветреный день, подняла я голову и увидела что-то синее-синее. Откуда-то пришло слово – «небо». И так оно мне понравилось — это небо. Захотелось разбежаться, взмахнуть руками и... взлететь. Но взлететь не дали. Мои сестрички и братья, а еще куча другой малышни, торопясь и толкаясь, куда-то побежали. Ну и я тоже. Интересно же!
Прибежали, а там еще одно небо — только под ногами и мокрое. Мне объяснили: это — океан. Я взмахнула тем что было и подумала: ну, сейчас точно полечу, но оказалось, что я умею плавать. К тому же с открытыми глазами. Ух ты, неожиданно!
Эх и глупенькая я была в молодости... Всё в ту пору было для меня ново и интересно, манило чем-то неизведанным, таинственным. Несколько раз мое природное любопытство чуть не стоило мне жизни. Однако страх потерять ее не умерял жажды познания.
Потом жизнь закрутила, завертела... Извечные поиски пропитания, спасительного укрытия, позже — смысла. Хотя нет, первые полвека было не до смысла. В те времена я жила, радуясь, что просто жива.
Повзрослев, я поняла, что любовь, о которой мечталось так же сладко и томительно, как о полетах в небо, чаще всего заставляет страдать. А ведь я мечтала встретить одного единственного, на всю жизнь, хотя мои более опытные подруги говорили, что так не бывает, что все мужики — сво... свободны от обязательств и оков. И правда, попадались всё не те, пылкость их страсти гасла быстрее, чем свет звезд поутру, и я снова оставалась одна. Точнее, с кучей потомства, рожая которое, всегда плакала — безотцовщина...
Казалось, разочарования в устройстве личной жизни сделали меня непробиваемо-равнодушной, толстокожей и циничной. Но всё это было лишь щитом, внешним панцирем, за которым пряталась по-прежнему нежная и трепетная душа мечтательной девочки, которая грезит о полетах в небо.
Однажды, теперь уж и не припомню, сколько мне тогда было, задремав после обеда, я привычно унеслась мыслями в другой, нездешний мир и блуждала там меж звездами. Возвращаться не хотелось. Однако в действительность меня вернули слова: «Какая симпатяга! Самое то для моего сорванца».
Так я попала к сорванцу Вовке, а потом в школу, к детям, и для меня началась новая, совершенно непонятная жизнь. Но очень скоро я разобралась, что всё складывается весьма удачно. Я вкусно и сытно ела, причем добывать еду мне не приходилось. Никто не пытался лишить меня жизни. Со мной играли. Гладили по спине. Говорили ласковые слова. Носили на руках. И даже имя мне дали — Ракета.
Кажется, что еще нужно для счастья?!
Но почему же так тянет меня туда, где родной дом, где растут мои детки, где простор, воля, где опасность и трудности. Туда, где жизнь...»
Так думала старая черепаха, которую школьники оставили на подоконнике у открытого окна, забыв отнести после игры в вольеру. Ракета неспешно взобралась на нижний переплет, взглянула вниз, и у нее захватило дух — от высоты и ветра, что свистел за окном. Почти как на родном острове. Сердечко ее заколотилось, глаза увлажнились — то ли от ветра, то ли от воспоминаний. Но теперь это было не важно.
Черепаха перевалилась через карниз и... полетела.
Мечта ее наконец-то сбылась.
