Грегори Мэнкью, профессор экономики Гарвардского университета, анализирует мнения ведущих экономистов, предупреждавших Европу об издержках единой валюты. Кто ответственен за кризис в Греции?
Продолжающаяся сага Греции и ее кредиторов более трагична, нежели комична. Но проблемы, стоящие перед Европой сегодня, не уникальны. Они просто последний шаг в истории, которая разворачивалась в течение многих десятилетий.
Давайте вернемся в прошлое к середине 1990-х. Если вы путешествуете по Европе, то находите каждую страну с ее собственной валютой: франки во Франции, марки в Германии, песеты в Испании и драхмы в Греции. Но вскоре все изменяется. В течение нескольких лет большая часть Европы вводит единую валюту — евро. И все больше стран присоединяется к союзу валюты. Сегодня 19 европейских стран используют евро в качестве своей единственной валюты, включая (по крайней мере, на данный момент) Грецию.
Когда евро был введен, много экономистов скептически отнеслись к изменениям. Одним из скептиков был Милтон Фридман, лауреат Нобелевской премии, чье мнение определяло направление макроэкономических дебатов во второй половине 20-го века. В 1997 он написал: «Общий рынок Европы иллюстрирует ситуацию, которая неблагоприятна к единой валюте. Он составлен из отдельных стран, жители которых говорят на различных языках, имеют различные обычаи и намного лояльнее настроены к их собственной стране, чем к общему рынку или идее «Европы». Г-н Фридман пришел к заключению, что принятие евро «усугубит политическую напряженность, превратив расходящиеся экономические интересы в разногласия по политическим вопросам».
Другим европейским скептиком был Мартин Фелдстайн, мой коллега в экономическом отделе Гарварда и с 1982 до 1984 главный экономист президента Рональда Рейгану. В том же 1997-м г-н Фелдстайн назвал евро «экономической ответственностью».
Но почему? Валютный союз хорошо работает в Соединенных Штатах. Никакой экономист не предлагает, чтобы у Нью-Йорка, Нью-Джерси и Коннектикута — у каждого была своя собственная валюта. И действительно, это было бы очень неудобно, если бы они так сделали. Почему же европейцы не могут наслаждаться удобствами единой валюты?
Две причины. Во-первых, в отличие от Европы, у Соединенных Штатов есть финансовый союз, в котором процветающие области страны субсидируют менее процветающие. Во-вторых, у Соединенных Штатов меньше барьеров для трудовой миграции, чем у Европы. В Соединенных Штатах, когда экономический спад затрагивает одну область, жители могут найти рабочие места в другом месте. В Европе различия в языке и культуре делают этот ход менее вероятным.
В результате г-н Фридман и г-н Фелдстайн утвердили, что странам Европы был нужен политический инструмент для борьбы с национальными спадами (рецессиями). Таким инструментом могла быть национальная денежная политика в сочетании с гибкими валютными курсами. Вместо того, чтобы прислушиваться к советам экономистов, Европа приняла общую валюту на большей части континента и бросила национальную денежно-кредитную политику в мусорное ведро истории.
Повод был более политический, чем экономический. Европейцы полагали, что их континент, объединенный общим рынком и валютой, обеспечит лучший противовес американской гегемонии в международных делах. Они также надеялись, что объединенная Европа в 21-м веке будет приглушать националистические чувства, которые привели к двум мировым войнам в веке 20-м.
Теперь флэшбэк еще дальше — к 1919 году. Первая мировая война закончена, и великий британский экономист Джон Мэйнард Кейнс издает «Экономические последствия мира», расширенный критический анализ Версальского мирного договора. Его главное беспокойство — то, что соглашение оставило Германию обремененной слишком большим количеством долга.
Сторонники соглашения, включая президента Вильсона, непреклонны, что плата Германии — компенсация за ее предыдущий проступок. Г-н Кейнс, однако, смотрит вперед, а не назад, и он больше заботится об обеспечении процветания для всех европейских народов. В то время как Вильсон ищет раскаяния, Кейнс ищет милосердия.
В свете последующей истории, включая падение Веймарской республики и возвышение Третьего Рейха, у г-на Кейнса, казалось бы, лучшая аргументация. Этот факт не был забыт политиками. В конце второй мировой войны победители больше интересовались интеграцией Германии и Японии в сообщество стран, чем поиском возмездия за прошлые грехи.
Перенесемся в сегодняшний день. Греция считает себя разбитой накопленными долгами. Безусловно, она несет основную ответственность. Греческое правительство занимало слишком много и в течение многих лет скрывало свои финансовые проблемы от кредиторов. Как только правда обнаружилась, ужесточение курса было единственным из оставленных ему. Результатом стал экономический спад, приведшей к безработице четверти населения страны.
Усугублено положение, однако, было единой валютой. Раньше Греция, возможно, девальвировала бы драхму, делая ее экспорт более конкурентоспособным на мировых рынках. Такая валютная политика возместила бы часть бремени трудной налоговой политики. Г-н Фридман и г-н Фелдстайн были правы: евро превратился в экономическую ответственность, которая усилила политические напряженные отношения. Поэтому и европейские страны, которые стремились к союзу валюты, несут некоторую ответственность за сложившуюся ситуацию.
Поскольку страны-кредиторы и международные организации способствуют крушению, стоит принять во внимание уроки от г-на Кейнса. Страна может противостоять экономическим неприятностям до тех пор, пока политические последствия их не станут необратимыми. И эти последствия могут выходить за пределы границ проблемы страны.
Да, у греков есть все основания быть сокрушающимися. Но мудрее было бы остальной части мира показать некоторое милосердие.
Подготовлено Еленой Хвостовой
