ВОЙНА застала Петра Петровича Вершигору на Киевской киностудии в должности режиссера.
В своей книге воспоминаний он довольно иронично описал свое боевое крещение. "Это было в среду, 25 июня, в 9 часов утра. Самолеты шли бомбить авиазавод, находившийся недалеко от студии. Военные познания мои были очень невелики, и я не знал, что если бомбы отрываются от самолета над твоей головой, то тебе они уже не достанутся. А бомбы, предназначенные для авиазавода, сбрасывались гитлеровскими летчиками как раз над моей головой. По телефону, который был проведен к моей вышке, я прокричал на командный пункт какие-то торжественные слова, вроде: погибаю, мол, но не сдаюсь, — и упал лицом вниз, ожидая смерти".
Вообще-то Вершигора считался "творчески ценным работником", а значит, имел право на бронь, освобождавшую от призыва. Но он от брони отказался, считая своим долгом быть на фронте, а не в тылу. Впрочем, в ту пору подобный поступок подвигом не считался, напротив, воспринимался как нечто само собой разумеющееся. Боевой путь будущего генерала начался с курьеза. Командир полка, узнав, что по образованию Вершигора кинорежиссер, почему-то решил сделать его… интендантом. То, что киноакадемия имеет, мягко говоря, очень далекое отношение к хозяйственной деятельности, выяснилось уже через пару часов. "Подполковник с ходу дал мне задание получить селедку на весь полк. 82 грамма селедки полагалось на бойца, 985 бойцов имелось в наличии. Селедок я получил 688 штук. На досках мы разложили селедки. Передо мной, словно солдаты в строю, выстроились блестящие злые рыбины, а я стоял над ними и ломал себе голову, как разделить их по справедливости. …Словом, от должности начхоза я был немедленно отставлен". Поломав голову над тем, куда пристроить бывшего "киношника", командир полка почему-то назначил его помощником командира взвода.
…На рассвете 2 августа 1941 года 264-я стрелковая дивизия заняла оборону у села Степанцы. Батальон, где служил Вершигора, окопался на свекловичном поле возле дороги на Канев. А уже следующим утром, после мощной артиллерийской подготовки, немцы начали атаку. Не выдержав удара, красноармейцы стали отходить, а потом и вовсе побежали. Командир взвода погиб одним из первых. На глазах у Вершигоры всего один немецкий автоматчик обратил в бегство целый взвод и начал азартно расстреливать бегущих солдат в спину. "В бою бывают моменты, когда сознание уходит. Должен сказать, что и в последующих боях мне приходилось испытывать подобное состояние. Вот и в этот первый мой бой я не помню, что именно было со мной дальше. Только помню, что гитлеровский автоматчик лежал мертвый, а я стоял около него. Но и сейчас я не уверен до конца, что это я его убил. Опомнившись только тогда, когда немец стал трупом, я взял его автомат, мой первый трофей, догнал взвод и заставил людей подчиниться себе. Приказал им залечь, отстреливаться, затем по команде отходить, опять ложиться и опять стрелять".
В этом бою Петр Петрович усвоил истину, которую потом часто повторял своим бойцам: на войне нельзя показывать врагу спину. Солдат, показывающий противнику спину, вызывает у того уверенность в успехе и служит хорошей мишенью; даже отступать нужно лицом к врагу.
...Из кромешного ада непрерывных боев за Степанцы Петр Петрович вывел остатки батальона, не получив ни единой царапины — редкое везение для первых месяцев войны. Впрочем, едва он успел об этом подумать, как поблизости рванула шальная мина и осколок ударил в ногу.
К счастью, рана оказалась не опасной и вскоре зажила, зато сразу после выписки из госпиталя Вершигора попал в окружение: его отправили в роту резерва, на третий день после этого немцы прорвали фронт. В окружении, правда, ему пришлось пробыть всего несколько дней, но и этот небольшой специфический опыт кое-чему научил.
— Я за эти четверо суток понял: выходить из окружения следует сразу или же вообще не выходить, а продолжать борьбу в тылу врага партизанским способом, — говорил потом Петр Петрович. — Во-вторых, я понял, что окружение — не такая уж страшная штука, если смотреть на это как на специфические условия ведения войны. А в-третьих, я убедился, что на захваченной врагом территории можно воевать так же успешно, как и на фронте, а разведку вести даже намного удобнее!.. В общем, это четырехсуточное окружение стало для меня первой репетицией перед настоящей партизанской борьбой в тылу врага.
Интересный штрих: после тяжелых боев под Степанцами Вершигоре было присвоено звание… интенданта 2-го ранга. Очевидно, армейские кадровики не решились сразу давать командирское звание штатскому. Увидели, что этот человек боем батальона управлять может, но ни военного образования, ни звания нет, зато имеются два гражданских высших образования — вот и решили пойти на компромисс.
В политуправлении 40-й армии, куда Вершигора попал после выхода из окружения, учли его опыт работы в кино и направили руководить бригадой фронтовых фотокорреспондентов.
Понятно, что понюхавший пороху солдат принял новое назначение без особого энтузиазма, однако уже вскоре понял, что шастая (его любимое слово) по передовой и заезжая в штабы, тоже можно пройти большую и очень важную боевую стажировку. Тем не менее, после нескольких месяцев такой работы Петр Петрович все чаще стал всерьез задумываться над тем, где его настоящее место на этой войне. А потом как бы сама собой пришла мысль: "Вот бы к партизанам!".
В разведотделе Брянского фронта к его просьбе отнеслись вполне серьезно и вскоре вызвали для беседы. В разведке, как известно, мелочей не бывает, поэтому будущему партизану пришлось подробно изложить всю свою биографию.
…Родителей потерял рано: отец, сельский учитель, умер, когда сыну едва исполнилось три года, а вскоре умерла и мать. Пришлось с детства собственными руками зарабатывать себе на хлеб — сначала пас коров, потом работал грузчиком на мельнице. В 1921 году заболел тифом, что помешало окончить агрономическую школу. Работал председателем комитета незаможных селян (комнезам), секретарём сельсовета, заведующим избой-читальней, режиссёром драмкружка, а вскоре начал выступать в составе сельского духового оркестра.
Потом была действительная военная служба, правда, особых военных знаний будущий генерал не приобрел, поскольку его определили в музыкальную команду. После демобилизации Петр Петрович окончил Одесский музыкально-драматический институт, поработал в нескольких театрах, а затем, увлекшись новым искусством — кино, поступил в киноакадемию в Москве.
В 1938 году Вершигора закончил академию и возвратился на Киевскую киностудию. Здесь за два года начинающий режиссер успел сделать несколько документальных короткометражных фильмов и одновременно пробовал свои силы в литературе — написал повесть, несколько рассказов и пьесу. Кстати, пьеса была о молодых годах легендарного Григория Котовского, который со своим отрядом во время первой русской революции партизанил на Украине. Может быть, для будущего партизана Вершигоры это был некий знак?..
Специальная подготовка перед заброской в тыл врага в разгар войны была ограничена тремя неделями. Один из инструкторов, готовивших Вершигору к заброске, через много лет после войны говорил, что заниматься с ним было одновременно и легко, и тяжело: легко, потому что он все понимал с полуслова, а тяжело — поскольку учителю приходилось постоянно держаться на уровне, достойном такого ученика. "Мне нередко казалось, что по сравнению с ним я сам чуть ли не ученик. Такие были способности у человека!".
В напарники себе Вершигора на удивление всем выбрал двадцатилетнего Володю Зеболова, еще в юности в результате несчастного случая потерявшего кисти обеих рук. Это и был тот самый безрукий разведчик, с которым Петр Петрович приехал к Ковпаку. К началу войны Володя был студентом Московского юридического института и, учитывая инвалидность, мобилизации, естественно, не подлежал, однако же сумел правдами и неправдами добиться направления в разведшколу. Майор Вершигора сразу оценил упорный характер и неординарные способности безрукого парня, а к его инвалидности отнесся не только без опаски, а даже совсем наоборот: "В тылу противника эти культи могут послужить парню вместо пропуска!". Зеболов в самом деле оказался прекрасным разведчиком, а отсутствие рук стало для него хорошим прикрытием в боевой работе.
13 июня 1942 года Вершигора, Зеболов и радистка Аня Лаврухина (Аня маленькая — так ее называет Петр Петрович в своей книге) были заброшены в район юго-западнее Невли, который на тот момент полностью контролировался советскими партизанами. В задачу разведгруппы входило: информировать штаб Брянского фронта о передвижениях войск противника через брянский железнодорожный узел, постараться вскрыть дислокацию немецких войск и установить их численность в районе действия группы.
Едва оказавшись в немецком тылу, майор Лезвие — такова была выбранная им самим кличка — развил бурную деятельность: выброшенные следом за ним две группы разведчиков были отправлены для наблюдения за перевозками на главных участках железной дороги в районе Брянска, а сам он принялся, по его выражению, шастать по партизанским отрядам — он хотел как можно полнее ознакомиться со спецификой "малой войны".
Тем временем от разосланных по окрестностям разведчиков сведения поступали в огромных количествах. Здесь сразу же сказались удивительные способности Вершигоры как разведчика-аналитика. Ежедневно Петру Петровичу доносили о количестве эшелонов противника, проходящих через Брянск на восток, о количестве воинских эшелонов, задерживающихся на станции, о том, сколько составов уходит из Брянска на Орел, а сколько — на Льгов, о численности вражеских гарнизонов… Из огромного вороха стекающихся к нему самых разнообразных сведений он по крупице отбирал самые ценные и нужные, умело их анализировал и передавал в штаб Брянского фронта.
В конце лета 1942 года Петр Петрович узнал, что в район Старой Гуты с Украины вышло рейдовое партизанское соединение Ковпака и что после небольшого отдыха оно вновь уйдет в поход по немецким тылам. Майор Лезвие почувствовал, что его место — среди постоянно находящихся в движении ковпаковцев: условия рейда представлялись ему крайне привлекательными для ведения разведки. Штаб фронта удовлетворил просьбу Вершигоры. Тогда, не теряя времени, он уселся в свой орловский возок и покатил к Ковпаку, размышляя о том, как бы ему уломать Сидора Артемьевича, чтобы взял с собой. Но, как нам уже известно, уламывать Ковпака и Руднева не пришлось: оба партизанских командира были настоящими энтузиастами "малой войны" и потому могли по достоинству оценить такие качества своего нового соратника, как находчивость, чувство юмора, редкая способность к анализу, а главное — искреннее желание ответственно и хорошо делать свою боевую работу.