Он почти два десятка лет был первым лицом в Москве и скончался в в Пресненском райсобесе, куда пришёл переоформить пенсию; он часто подчеркивал, что вершиной его образования (помимо Московского техникума паровозного хозяйства имени Ф. Э. Дзержинского) было полное собрание сочинений В. И. Ленина и требовал от детей получить лучшее образования, запрашивая возможность обучения за границей. Он - это Виктор Васильевич Гришин
Гришиным оставлены мемуары:"Родился я 18 сентября 1914 года в городе Серпухове Московской области. В нашей семье, кроме меня, была моя сестра Нина. В то время мой отец — Василий Иванович Гришин, токарь по специальности, работал в Туле на патронном заводе, а затем в мастерской паровозного депо станции Серпухов. Моя мать, Ольга Александровна Гришина была домохозяйкой, а когда мы, ее дети, подросли, стала работать на текстильной фабрике имени В.П. Ногина.
Мое раннее детство совпало с тяжкими годами Первой мировой войны, а затем Гражданской войны и иностранной интервенции. Молодая советская республика напрягала все силы для защиты свободы, революционных завоеваний советской власти. Всем было трудно, голодно.
Наша семья жила на частной квартире в доме врача железнодорожной больницы A.M. Кудрявцева. В этом доме на Ивановской линии Нефедовского поселка было три квартиры. Одну занимала семья владельца дома, в двух других жили мы и семья железнодорожника М.П. Макурина. В каждой семье было по четыре человека. Жили дружно, дети учились в железнодорожной школе.
Мое детство и юность прошли под гудки паровозов, шум проходящих поездов. Дом находился всего в пятидесяти-семидесяти метрах от паровозного депо, рядом с железнодорожными путями, соединяющими станции Серпухов-1 и Серпухов-2. Так что днем и ночью, в будни и в праздники грохотали паровозы, стучали по рельсам поезда. Но никто из нас шума не замечал.
Наоборот, вечное движение железной дороги будоражило воображение, манило неведомыми далями. Среди машинистов были знакомые, соседи, мне иногда удавалось прокатиться на паровозе, и это было большим удовольствием. Так я полюбил все, что было связано с железной дорогой: паровозы казались мне живыми существами, запах мазута и дыма — естественными запахами родного дома, так что потом даже грустил, когда приходилось куда-либо уезжать. Научился уважать труд железнодорожников, полюбил этот труд и впоследствии уже не мыслил себя вне его" , - так они начинаются.
Еще в домосковские времена Гришин славился, как отмечал один из знавших его лично, что "есть люди, у которых пиджак застегнут на все пуговицы, - а Виктор Васильевич будто еще и пальто застегнутое постоянно носил..Закрытый человек!" И при этом Гришин рос спортивным парнишкой: зимой дорогу к школе не чистили, и на уроки он ездил... на коньках. Втянулся так, что, уже будучи взрослым, не отказывал себе в удовольствии участвовать в соревнованиях по этому виду спорта и даже занимал призовые места. Вообще, спорт он любил, не случайно в его бытность «главным по Москве» в столичных дворах и школах спортплощадок было значительно больше, чем в других городах СССР.
И чтобы не рассказывали, но учился Виктор легко: конечно, 30-е годы расчистили кадровые горизонты, но после техникума он тут же стал замначальника депо в родном Серпухове. А через полгода был призван в Красную Армию. Грамотного парня заметили, назначили замполитрука, приняли в партию. И вот с приемом в партию кроется один секрет: на той первой учетной карточке по некоей причине отсутствует запись в графе "национальность", после это отсутствие перекочевала в справочники - и порождало разного рода домыслы.
В Москву попал в апреле 1950-го — завотделом машиностроения столичного парткома. «Первым» в столице тогда был Никита Хрущев. Работяга Гришин ему понравился. Уже через два года при поддержке шефа новичок становится вторым секретарем Московского обкома партии. Если кто-то думает, что партийная работа заключалась только в том, чтобы париться в бане и, прощупывая собеседника цепким взглядом, выискивать идеологическую червоточинку, то он глубоко заблуждается. Гришину пришлось курировать промышленность, транспорт, торговлю, бытовое обслуживание населения, строительство, хозяйственные вопросы, а также организационно-партийную работу, проведение заседаний секретариата, делопроизводство. На работе пропадал сутками.
По признанию Гришина, работать с грубым и невыдержанным Хрущевым, склонным к проведению различных, иногда сумасбродных, реорганизаций, к частой и нередко необоснованной перестановке кадров, было не просто. Не исключено, что все это Гришин припомнил, когда по поручению Президиума ЦК КПСС в октябре 1964 года подготовил заявление от имени Хрущева — об отставке и уходе на пенсию.Что до грубости - сам Гришин мягкостью не отличался.
Вслед за Хрущевым бывшего помощника машиниста оценил и Леонид Брежнев. В июне 1967-го Гришин дорастает до первого секретаря Московского горкома КПСС. Чуть позже он становится членом Политбюро ЦК КПСС, членом Президиума Верховного Совета СССР. До заветного кресла генсека рукой подать.
Работу на новом посту Гришин начал с реконструкции московской промышленности. За время его градоначалия почти все фабрики, заводы, транспортные предприятия подверглись модернизации, объемы производства были увеличены более чем в 2,5 раза. Начался массовый выпуск радиоприемников, магнитофонов, телевизоров. Было введено в эксплуатацию более 90 млн. кв. м благоустроенного жилья. В отдельных квартирах стало проживать более 80% москвичей. Подвалы, где к моменту прихода Гришина ютилось еще немало горожан, были ликвидированы как класс жилья.
Правда, строили в основном не москвичи. Именно тогда и появилось не ласкающее слух слово «лимита». Как раз при Гришине в Москву «понаехали» первые иногородние строители и рабочие для ЗИЛа и других промышленных гигантов. Почему-то считалось, что жители столицы даже за квартиру не пойдут на стройку или конвейер. В итоге москвичи, желающие ударно потрудиться лет 5–7 ради жилья, были лишены такой возможности — нуждающимся полагалось стоять в очереди на улучшение жилищных условий, которая продвигалась значительно медленнее «лимитной». В результате такой политики в столице сильно изменился социальный состав.
А дальше произошел эпизод, который в общем-то стал своеобразным шлагбаумом на пути Гришина к самому высокому посту.Будущий Президент Академии наук Анатолий Петрович Александров, между прочим не скрывавший брезгливого отношения к Гришину - черная кошка между ними пробежала еще когда Виктор Васильевич сменил в 1956 году на посту председателя ВЦСПС Шверника, и тут же были урезаны нормативы для студентов и профессорско-преподавательского состава вуз'ов, - так вот Александров подготовил проект строительства АЭС рядом с Москвой. Самую живую поддержку получил от уже тогда всемогущего куратора в ЦК и будущего министра обороны Дмитрия Федоровича Устинова. Гришин в ногах валялся у Брежнева и Косыгина, занялся сооружением онкологического центра (предлагал назвать его именем скончавшейся супруги Предсовмина), - и заморозил проект до лучших времен, которые не наступили.. И Устинов ему этого не забыл!
Карьера Гришина замедлилась, а затем пошла по наклонной с приходом во власть Юрия Андропова. На должность завотделом организационно-партийной работы ЦК КПСС тот продвинул первого секретаря Томского обкома партии Егора Лигачева. Аппаратчики МГК почуяли неладное. Однако Лигачев сразу бить по Москве не стал — ждал отмашки Андропова, который еще со времен позднего Брежнева видел в Гришине своего конкурента на должность генсека. Первый гром прозвучал на пленуме Московского обкома КПСС — томский выдвиженец разнес областное партруководство в пух и прах за провалы в работе сельхозпредприятий.
Разумеется, Андропов очень хотел снять Гришина с должности, но никак не мог найти, за что. Именно тогда и появилось на свет «дело Соколова» — директора Гастронома №1 (знаменитого «Елисеевского») — и еще двух десятков директоров крупных московских продмагов. Взяли и директора Мосторга Трегубова. Андропов был уверен, что нити коррупции и воровства тянутся еще выше. Но как ни давили следователи, никто из задержанных имени Гришина не назвал. К чести чекиста-генсека надо сказать, что задачу выбить ложные показания он перед следователями не ставил. Тем не менее, к гадалке, как говорится, не ходи: при Андропове Гришин, даже если бы и сохранил свободу, наверняка лишился бы высокого поста.
Однако Гришину повезло: Юрий Владимирович умер. Власть снова оказалась в руках «старой гвардии». После смерти Константина Черненко именно Гришину прочили пост генсека. Примечательно, что в «Правде» за 14 марта 1985 года в отчете о похоронах Черненко приводились прощальные речи и Горбачева, и Гришина. Это означало, что оба они были реальными претендентами на высший пост. Говорили даже, что в Политбюро большинство, правда незначительное, — за московского секретаря. Однако более молодой Горбачев обыграл соперника в скорости — его сторонникам удалось в течение 20 часов после смерти Черненко провести пленум Политбюро в отсутствие Щербицкого, Кунаева и других сторонников Гришина. За «своими» же высылали спецборта.
Закрепившись на главном посту страны, Горбачев решил избавиться от соперника. И 19 декабря 1985-го, за полчаса до начала очередного заседания Политбюро, предложил 71-летнему Гришину уйти на заслуженный отдых. Якобы на работу московских парторганизаций и горкома партии поступает слишком много жалоб.
Гришин попросил перед отставкой дать ему возможность отчитаться о работе горкома, но Горбачев посчитал это излишним. Партийным местоблюстителем Москвы назначили Бориса Ельцина.
"Паровознику", как теперь не стеснялись его называть, Гришину дали последнюю номинальную должность - государственный советник Президиума Верховного Совета СССР. Да еще перестройка и гласность подлили масла в огонь: первый советский миллионер Артем Тарасов, плативший партийные взносы, поделился подробностями своего знакомства и бесед с любимой дочкой главного московского партийца Ольгой : "Разговоры с Гришиной во время этих встреч ставили меня в неловкое положение и заставляли о многом задуматься.
— Мы наконец получили новый холодильник, — сказала мне как-то Гришина. — И пришлось ждать его целую неделю.
— Наверное, финский, «Розенлев», — вставил я, желая блеснуть осведомленностью о самых модных тогда покупках.
— Нет, холодильник марки «Филипс», спецзаказ, прямо с фирмы, — сказала Ольга. — Мы собираем всю кухню только этой марки: мебель, кухонный телевизор, видеомагнитофон, печки всякие... Иногда это обходится так дорого. К примеру, за холодильник мы заплатили три тысячи!
— Рублей? — поинтересовался я с ужасом.
— Долларов, конечно, — ответила Гришина.
Что такое доллары, я вообще не знал. Слышал, что так называлась враждебная нам капиталистическая валюта, за которую сажали в тюрьму.
В другой раз я, набравшись наглости, попросил Гришину помочь мне купить в их специальном, как мне казалось, закрытом для общей публики магазине такой же костюм, который был на её муже. Ответ оказался неожиданным и очень поучительным.
— Знаете, Артем, — сказала Гришина, — я уже лет двадцать не была ни в одном магазине в Союзе. У нас есть специальная трехсотая секция на Кутузовском проспекте. Там нам дают разные западные каталоги. Я их листаю и, если что нибудь понравится, просто подчеркиваю. А через несколько дней мне все это приносят...
Я понял, что мы с Гришиной живем на разных планетах и больше мне не стоит задавать таких вопросов"
После отставки началась травля в прессе. Деятели культуры наперебой обвиняли Гришина в запрете показа фильма Элема Климова «Агония», в том, что он строил козни Театру на Таганке и лично Юрию Любимову. Он пытался оправдаться: Любимову новый театр построил, квартиры вне очереди актерам выделял, повышал им зарплаты... Припомнили, что это при нем снесли бульдозером выставку, организованную московскими художниками-авангардистами в Битце. Да, он был против этой выставки, и когда стало известно о намерении ряда художников провести ее, направил в ЦК КПСС записку «О попытках организации в Москве выставок произведений художников-авангардистов и о мерах по противодействию этой активности». В ней предлагалось «поручить соответствующим организациям провести работу по выявлению художников-авангардистов, имеющих намерение экспонироваться, <...> и принять меры по предупреждению их участия в этой выставке». Но бульдозер — это вообще не его метод. В той же записке он предложил ЦК «рекомендовать редакциям газет и журналов опубликовать в печати материалы с анализом и критикой сущности абстракционизма» и «предусмотреть меры по предупреждению организаций выставок частными лицами». Да и появилась эта записка уже после того, как идею выставки не поддержала Московская организация союза художников. Сами братья по кисти против — как говорится, чего же боле. Поддержали бы — кто знает, может, и не возражал бы партсекретарь всея Москвы. Ведь разрешил же он открыть выставочные залы для авангардной живописи на Малой Грузинской.Оправданий «паровозника» никто не слушал. Он жаловался на материальные трудности (дачу отобрали, пенсию съела инфляция) во все инстанции, в том числе и Горбачеву. Ответов не получал.
Живший на полном гособеспечении Гришин, в одночасье лишившись прежних благ, оказался в крайне стесненном финансовом положении. Вопреки расхожему мнению, он не был коррупционером. Вот что пишет о нем в воспоминаниях известный борец с номенклатурными дельцами, бывший следователь по особо важным делам при генпрокуроре СССР Владимир Калиниченко, человек, надо полагать, весьма осведомленный: «Никаких денег, особняков и ценностей у него и в помине не было, этот человек — я подчеркиваю! — скончался в полной нищете».
Свести концы с концами помогали сын Александр, проректор Московской государственной академии приборостроения и информатики (интересно, что женат он на Этери Гегечкори, дочке Лаврентия Берии), и дочь Ольга — доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой английского языкознания филологического факультета Московского государственного университета.
Откуда же клеймо коррупционера? От Ельцина. Ему необходим был антигерой, которого можно было бы убедительно клеймить с демократических трибун. Гришин пробовал защититься и даже нанести ответный удар: написал книгу «Катастрофа: от Хрущева до Горбачева», со строк которой начато повествование,в которой раздал всем «сестрам по партии» по серьгам. Особенно досталось Горбачеву, которого он назвал предателем. Ельцина тоже размазал. Однако для широкой публики книга осталась практически незамеченной.
Умер Виктор Васильевич Гришин 25 мая 1992 года в районном собесе, куда пришел с женой просить об увеличении пенсии — как дважды Герой Соцтруда. «А мы и не знали что вы Герой», — удивились в собесе. «Вам обе наградные книжки показать?» — спросил он. «Достаточно одной», — ответили ему. Гришин полез в карман за удостоверением, и тут у него случился удар.
Геннадий Орешкин
