Василий Теркин и его создатель

• Печать

Вот ведь как рспорядилось, что родился тот, кто создал своими произведениями памятник подвигу русского солдата в страшной и великой войне - а имя Тёркин стало символом русского духа! - родился накануне 22 июня..

Александр Твардовский появился на свет 21 июня 1910 года в хуторе Загорье Смоленской губернии в семье деревенского кузнеца.
Свое тяжелое крестьянское детство, прошедшее в суровые военные и революционные годы, Твардовский называл «началом всех начал». Его отец Трифон Гордеевич был строг до суровости, честолюбив до болезненности, в нем были сильно развиты собственнические замашки, и детям, причем, впечатлительному и чуткому к любой несправедливости Александру - в особенности, бывало с ним порой очень нелегко. «Родился я в Смоленщине, - писал о себе Твардовский, - в 1910 году, 21 июня, на «хуторе пустоши Столпово», как назывался в бумагах клочок земли, приобретенный моим отцом Трифоном Гордеевичем Твардовским, через Поземельный крестьянский банк с выплатой в рассрочку. Земля эта - десять с небольшим десятин, вся в мелких болотцах, «Оборках», как их у нас называли, и вся заросшая лозняком, ельником, берёзкой, - была во всех смыслах незавидна. Но для отца, который был единственным сыном безземельного солдата и многолетним тяжким трудом кузнеца заработал сумму, необходимую для первого взноса в банк, земля эта была дорога до святости. И нам, детям, он с самого малого возраста внушал любовь и уважение к этой кислой, подзолистой, скупой и недоброй, но нашей земле - нашему «имению», как он в шутку и не в шутку называл свой хутор... Местность эта была довольно дикая, в стороне от дорог, и отец, замечательный мастер кузнечного дела, вскоре закрыл кузницу, решив жить с земли. Но ему то и дело приходилось обращаться к молотку: арендовать в отходе чужой горн и наковальню, работая исполу... Отец был человеком грамотным и даже начитанным по-деревенски. Книга не являлась редкостью в нашем домашнем обиходе. Целые зимние вечера у нас часто отдавались чтению вслух какой-нибудь книги. Первое мое знакомство с «Полтавой» и «Дубровским» Пушкина, с «Тарасом Бульбой» Гоголя, популярнейшими стихотворениями Лермонтова, Некрасова, А.В.Толстого, Никитина произошло таким именно образом. Отец и на память знал много стихов - «Бородино», «Князя Курбского», чуть ли не всего Ершовского «Конька-Горбунка».

Большое влияние в детстве на формирование будущего поэта оказала «учёба» в отцовской кузнице, которая для всей округи была «и клубом, и газетой, и академией наук». Нет ничего удивительного или случайного в том, что первое стихотворение Твардовского, сочиненное в таком возрасте, когда автор еще не знал всех букв алфавита, обличало мальчишек-сверстников, разорителей птичьих гнезд, и звучало пронзительно звонко и ритмично. «Эстетику труда», о которой Твардовский впоследствии говорил на учительском съезде, ему не нужно было постигать специально - она входила в его жизнь сама, когда он «ребенком малым» видел, как под кузнечным молотом отца «рождалось все, чем пашут ниву, корчуют лес и строят дом». А часы ожидания заказчика заполнялись яростными спорами людей, жаждавших потолковать с грамотным человеком. Поэтому в сельской школе Твардовский учился с удовольствием, продолжая под руководством школьного учителя литературы писать стихи в соответствии с веяниями тогдашней поэтической моды, хотя как признавался впоследствии, выходило у него это плохо в борьбе с самим собой.

Вскоре Александр Твардовский покинул родное Загорье. К этому времени он не раз бывал в Смоленске, однажды побывал в Москве, познакомился с Михаилом Исаковским, и стал автором нескольких десятков напечатанных стихотворений. Впервые имя Александра Твардовского увидело свет 15 февраля 1925 года, когда в газете «Смоленская деревня» была опубликована его заметка «Как происходят перевыборы кооперативов». 19 июля эта же газета напечатала его первое стихотворение «Новая изба». В последующие месяцы появилось еще несколько заметок, публикация стихов Твардовского в различных газетах Смоленска, а в начале 1926 года, когда поэт специально приехал в этот город, чтобы познакомиться с Исаковским, он снова опубликовал свои стихи в газете «Рабочий путь». Художник И.Фомичев нарисовал карандашный портрет «селькора Александра Твардовского», который был напечатан на газетной странице с его стихами. В апреле 1927 года смоленская газета «Юный товарищ» поместила заметку об Александре Твардовском вместе с подборкой его стихов и фотографией - все это было объединено общим заголовком «Творческий путь Александра Твардовского». На тот момент Александру Твардовскому было всего 17 лет. По свидетельству Исаковского, «это был стройный юноша с очень голубыми глазами и светло-русыми волосами. Одет был Саша в куртку, сшитую из овчины. Шапку он держал в руках».
Твардовский переселился в Смоленск, но в редакции «Рабочего пути» никакой штатной должности для Твардовского не нашлось, и ему предложили писать заметки в хронику, что не гарантировало постоянного заработка. Твардовский согласился, хотя прекрасно понимал, что обрекает себя на полуголодное существование. Летом 1929 года, когда многие сотрудники «Рабочего пути» ушли в отпуск, Твардовского загрузили работой, посылая его с корреспондентскими заданиями в районы. Прибавились заработки, расширился круг его знакомств, в том числе - и литературных. Поэт осмелился послать свои стихи в Москву, в редакцию журнала «Октябрь», где Михаилу Светлову понравились стихотворения молодого поэта, и он напечатал их в журнале «Октябрь». После этого события смоленские горизонты стали казаться Твардовскому слишком узкими, и он переехал в столицу. Но получилось примерно то же самое, что и со Смоленском: «Меня изредка печатали, - вспоминал Твардовский, - кто-то одобрял мои опыты, поддерживая ребяческие надежды, но зарабатывал я ненамного больше, чем в Смоленске, и жил по углам, койкам, слонялся по редакциям, и меня всё заметнее относило куда-то в сторону от прямого и трудного пути настоящей учебы, настоящей жизни. Зимой тридцатого года я вернулся в Смоленск».
Трудно сказать, как бы складывалась дальнейшая литературная судьба Твардовского, если бы он остался в Москве. Главной причиной его возвращения в Смоленск была в том, что у Твардовского возросла требовательность к себе, как поэту, и он стал все чаще испытывать неудовлетворённость своими стихами. Позднее он писал: «Был период, когда я, уйдя из деревни, одно время был, по существу, оторван от жизни, вращаясь в узколитературной среде».
После возвращения в Смоленск Александр Твардовский поступил в педагогический институт. В течение первого года обучения в институте он обязался сдать экзамены за среднюю школу по всем предметам и успешно с этим справился. «Эти годы учебы и работы в Смоленске - писал впоследствии Твардовский, - навсегда отмечены для меня высоким душевным подъемом... Отрываясь от книг и учебы, я ездил в колхозы в качестве корреспондента областных газет, вникал со страстью во все, что составляло собою новый, впервые складывающийся строй сельской жизни, писал статьи, корреспонденции и вел всякие записи, за каждой поездкой отмечая для себя то новое, что открылось мне в сложном процессе становления колхозной жизни».
Начиная с 1929 года, Твардовский стал писать по-новому, добиваясь предельной прозаичности стиха. Ему, как он впоследствии рассказывал, хотелось писать «естественно, просто», и он изгонял «всякий лиризм, проявление чувства». Поэзия немедленно отомстила ему за это. В некоторых стихотворениях («Яблоки», «Стихи о всеобуче») наряду с подлинно поэтическими произведениями стали появляться и такие, например, строчки:
И сюда
Ребят больших и малых
Соберётся школьный коллектив.
Впоследствии Твардовский понял, что выбрал ошибочный путь, ибо то, что он ставил превыше всего - сюжетность, повествовательность стиха, конкретность, - выражалось у него на практике, как признал он в 1933 году, «в насыщении стихов прозаизмами, «разговорными интонациями» до того, что они переставали звучать как стихи и все в общем сливалось в серость, безобразность... в дальнейшем эти перегибы доходи подчас до абсолютной антихудожественности». Поэту пришлось пройти долгий и трудный путь поисков, прежде чем он окончательно разуверился в жизненности полупрозаического стиха. Целое десятилетие он бился над решением мучительной задачи - «найти себя в себе самом». Твардовский прошел в молодости тернистый путь ученичества, подражания, временных успехов и горьких разочарований вплоть до отвращения к своим собственным писаниям, безрадостного и унизительного хождения по редакциям. Неудовлетворенность собой сказалась и на обучении в педагогическом институте, который он бросил на третьем курсе, и доучивался в Московском институте истории, философии и литературы, куда поступил осенью 1936 года. Произведения Твардовского печатались в период с 1931-го по 1933-й годы, но сам он считал, что только после написания им поэмы о коллективизации «Страна Муравия» в 1936 году, он состоялся как литератор. Эта поэма имела успех у читателей и критики. Выход этой книги изменил жизнь поэта: он окончательно переехал в Москву, в 1939 году окончил МИФЛИ, выпустил книгу стихов «Сельская хроника».
В 1939 году Твардовский был призван в ряды Красной Армии и участвовал в освобождении Западной Белоруссии. Во время начала войны с Финляндией Твардовский получил офицерское звание, и служил в должности специального корреспондента военной газеты.
Первое утро Великой Отечественной войны застало Твардовского в Подмосковье, в деревне Грязи Звенигородского района, в самом начале отпуска. Вечером того же дни он был в Москве, а сутки спустя был направлен в штаб Юго-Западного фронта, где ему предстояло работать во фронтовой газете «Красная Армия». Некоторый свет на жизнь поэта во время войны проливали его прозаические очерки «Родина и чужбина», а также воспоминания Е.Долматовского, В.Мурадяна, Е.Воробьева, 0.Верейского, знавших Твардовского в те годы, В.Лакшина и В.Дементьева, которым впоследствии Александр Трифонович немало рассказывал о своей жизни. Так, В.Лакшину он рассказал: «В 1941 году под Киевом... едва вышел из окружения. Редакция газеты Юго-Западного фронта, в которой он работал, размещалась в Киеве. Приказано было не покидать город до последнего часа... Армейские части уже отошли за Днепр, а редакция все еще работала... Твардовский спасся чудом: его взял к себе в машину полковой комиссар, и они едва выскочили из смыкавшегося кольца немецкого окружения».
Весной 1942 года Твардовский вторично попал в окружение - на этот раз под Каневом, из которого, по словам И.С.Маршака, вышел опять-таки «чудом». В середине 1942 года Твардовский был перемещен с Юго-Западного фронта на Западный, и до самого конца войны его родным домом стала редакция фронтовой газеты «Красноармейская правда». Стала она родным домом и легендарного Тёркина. По воспоминаниям художника 0.Верейского, рисовавшего портреты Твардовского и иллюстрировавшего его произведения, «он был удивительно хорош собой. Высокий, широкоплечий, с тонкой талией и узкими бедрами. Держался он прямо, ходил, расправив плечи, мягко ступая, отводя на ходу локти, как это часто делают борцы. Военная форма очень шла ему. Голова его горделиво сидела на стройной шее, мягкие русые волосы, зачесанные назад, распадались в стороны, обрамляя высокий лоб, Очень светлые глаза его глядели внимательно и строго. Подвижные брови иногда удивленно приподнимались, иногда хмурились, сходясь к переносью и придавая выражению лица суровость. Но в очертаниях губ и округлых линиях щёк была какая-то женственная мягкость».
В 1940 году, после окончания вооруженного конфликта с Финляндией, имя Теркина едва ли было известно многим за пределами Ленинграда и Карельского перешейка, да и сами авторы фельетонных куплетов о нем смотрели на свое детище несколько свысока, снисходительно, как на нечто несерьезное. «Мы по справедливости не считали это литературой», - заметил впоследствии Твардовский. Но если его соавторы по «финскому» «Теркину», как только кончились бои на перешейке, были уже одержимы иными замыслами, то Твардовский постоянно думал о том, что теперь, в мирное время, он должен написать о минувшей войне что-то крупное и серьезное. Его воображению уже рисовались отдельные эпизоды, из которых сложится путь его героя, но сам герой оставался еще неясным.
20 апреля 1940 года, в день, когда его приняли в члены ВКП(б), Твардовский сделал запись в дневнике: «Вчера вечером или сегодня утром герой нашелся, и сейчас я вижу, что только он мне и нужен, именно он, Вася Теркин! Он подобен фольклорному образу. Он - дело проверенное. Необходимо только поднять его, поднять незаметно, по существу, а по форме почти то же, что он был на страницах «На страже Родины». Нет, и по форме, вероятно, будет не то. А как необходима его веселость, его удачливость, энергия и неунывающая душа для преодоления сурового материала этой войны! И как много он может вобрать в себя из того, чего нужно коснуться! Это будет веселая армейская шутка, но вместе с тем в ней будет и лиризм. Вот когда Вася ползет, раненный, на пункт и дела его плохи, а он не поддается - это все должно быть поистине трогательно...»
Так родился удивительный герой - Вася Теркин из деревни, но работающий где-то в городе или на новостройке. Весельчак, острослов и балагур. Соврать он может, но не только не преувеличит своих подвигов, а, наоборот, неизменно представляет их в смешном, случайном, настоящем виде. Поэма «Василий Теркин» писалась Твардовским на протяжении всей войны и стала его самым известным произведением. Будучи от природы чужд всякого тщеславия, Твардовский действительно довольно безразлично относился к тому, сколько в будущем посвятят его книге статей, исследований, диссертаций и читательских конференций. Но для него было очень важно, чтобы его книга, доставившая столько радости «на войне живущим людям», продолжала и после войны жить в народном сознании. Твардовский рассказывал: «А где-то в 1944 году во мне твердо созрело ощущение, что «Василий Теркин» - это лучшее из всего написанного о войне на войне. И что написать так, как написано это, никому из нас не дано». Для Твардовского «Книга про бойца» была самым серьезным личным вкладом в общее дело - в Победу над смертельной опасностью фашизма: «Каково бы ни было ее собственно литературное значение, для меня она была истинным счастьем. Она мне дала ощущение законности места художника в великой борьбе народа, ощущение очевидной полезности моего труда, чувство полной свободы обращения со стихом и словом в естественно сложившейся непринужденной форме изложения. «Теркин» был для меня во взаимоотношениях писателя со своим читателем моей лирикой, моей публицистикой, песней и поучением, анекдотом и присказкой, разговором по душам и репликой к случаю».
Почти одновременно с «Теркиным» и стихами «Фронтовой хроники» Твардовский написал поэму «Дом у дороги». Сам автор собственными глазами войну «с той стороны» не виде, однако, немалую роль во всем том, что толкнуло Твардовского писать «Дом у дороги», играли обстоятельства сугубо личные: его родная Смоленщина более двух лет была оккупирована. Там жили его родители и сестры, - и чего только он за это время о них не передумал. Правда, ему, можно сказать, повезло: Смоленскую область в 1943 году освобождали войска Западного фронта, с которым была связана его армейская судьба, и он в первые дни после освобождения от оккупантов смог увидеть свои родные места. Твардовский так описывал это событие: «Родное Загорье. Только немногим жителям здесь удалось избежать расстрела или сожжения. Местность так одичала и так непривычно выглядит, что я не узнал даже пепелище отцовского дома».
В 1950-60-х годы им была написана поэма «За далью – даль». Наряду со стихами Твардовский всегда писал прозу. В 1947 году он опубликовал книгу о минувшей войне под общим заголовком «Родина и чужбина». Проявил он себя и как глубокий, проницательный критик в книгах «Статьи и заметки о литературе» в 1961 году, «Поэзия Михаила Исаковского» в 1969 году, а также написал статьи о творчестве Самуила Маршака и Ивана Бунина в 1965 году.
Твардовский активно работал над завершением поэтической истории о Василии Теркине. Заключительная ее часть называлась «Теркин на том свете», также он старался наиболее полно изложить свои мысли о том, что стало делом всей его жизни, - о поэзии. Едва ли не самое важное из всех касающихся этой темы стихотворений было «Слово о словах» в 1962 году, создание которого было продиктовано острой тревогой за судьбу отечественной литературы и призывом к читателю бороться за ценность и действенность слова.
Проходили годы, война отодвигалась все дальше в прошлое, но боль от ощущения потерь у Твардовского не уходила. Чем лучше становилась жизнь, тем острее он чувствовал необходимость напоминать о тех, кто заплатил за это своей жизнью. Знаменательные даты и события нередко служили Твардовскому поводом для того, чтобы лишний раз заставить читателя вспомнить о тех, кто погиб, отстаивая будущее своего, народа. В 1957 году страна праздновала сорокалетие революции, и среди многих произведений, написанных к юбилею, было стихотворение Твардовского «Та кровь, что пролита недаром».
Стучит в сердца, владеет нами,
Не отпуская ни на час,
Чтоб наших жертв святая память
В пути не покидала нас.
Чтоб нам, внимая славословью,
И в праздник нынешних побед
Не забывать, что этой кровью
Дымится наш вчерашний след.
Полёт Гагарина в космос вызвал у Твардовского особые и довольно неожиданные ассоциации. В февральской книжке «Нового мира» за 1962 год было опубликовано его стихотворение «Космонавту», в котором Гагарин не был героем из героев, и Твардовский призывал его не забывать о тех ребятах, что погибли в своих «фанерных драндулетах» в 1941 году «под Ельней, Вязьмой и самой Москвой»:
Они горды, они своей причастны
Особой славе, добытой в бою,
И той одной, суровой и безгласной,
Не променяли б на твою.
Поэт очень переживал смерть матери. «Мать моя, Мария Митрофановна, была всегда очень впечатлительна и чутка, даже не без сентиментальности, ко многому, что находилось вне практических, житейских интересов крестьянского двора, хлопот и забот хозяйки в большой многодетной семье. Ее до слёз трогал звук пастушьей трубы где-нибудь вдалеке за нашими хуторскими кустами и болотцами или отголосок песни с далёких деревенских полей, или, например, запах первого молодого сена, вид какого-нибудь одинокого деревца и т. п.» - так ещё при жизни матери писал о ней Александр Трифонович в «Автобиографии». В 1965 году он проводил её в последний путь. В этом же году им был создан цикл «Памяти матери», состоявший из четырёх стихотворений.
Когда нам платочки, носочки
Уложат их добрые руки,
А мы, опасаясь отсрочки,
К назначенной рвёмся разлуке...
Окончание «сказки» о народном герое Васе Теркине потребовало от Твардовского предельного напряжения сил. Всего ей было отдано девять лет его жизни. Именно в этом произведении Твардовский проявил себя как сатирик, и читателям было ясно, что сатирик он сильнейший, беспощадный и совершенно своеобразный, умеющий даже сатиру сочетать с лирикой. Опубликование и завершение «Тёркина на том свете» придало Твардовскому новые силы, свидетельством чему была вся его последующая лирика, о которой Константин Симонов, комментировавший совместно с Михаилом Ульяновым документальный фильм о Твардовском, сказал: «Казалось, в своей поэме «За далью - даль» Твардовский поднялся на такую вершину поэзии, что выше подняться уже невозможно. А он - сумел. И эта последняя, высочайшая его вершина - его лирика последних лет».
Последнее стихотворение Твардовского из опубликованных при жизни называлось «К обидам горьким собственной персоны», и было датировано 1968 годом. Это не значит, что больше Твардовский вообще не написал ни строки, хотя, по свидетельству А.Кондратовича, «писал с каждым годом все мучительнее и труднее». В одном из стихотворений, написанном уже на шестидесятом году жизни и опубликованном посмертно, Твардовский прощался с жизнью:
Что нужно, чтобы жить с умом?
Понять свою планиду:
Найти себя в себе самом
И не терять из виду.

И труд свой пристально любя, -
Он всех основ основа, -
Сурово спрашивать с себя,
С других не столь сурово.

Хоть про сейчас, хоть про запас,
Но делать так работу,
Чтоб жить да жить,
Но каждый час
Готовым быть к отлёту.

И не терзаться - ах да ох -
Что, близкий или дальний, -
Он всё равно тебя врасплох
Застигнет, час летальный.

Аминь! Спокойно ставь печать,
Той вопреки оглядке:
Уж если в ней одной печаль, -
Так, значит, всё в порядке.
Твардовский многие годы был главным редактором журнала «Новый мир», мужественно отстаивая право на публикацию каждого талантливого произведения, попадавшего в редакцию. Он дважды становился главным редактором «Нового мира», но именно во второй период редакторства Твардовского в «Новом мире», особенно после XXII съезда КПСС, журнал стал прибежищем антисталинских сил в литературе, символом «шестидесятничества», и органом легальной оппозиции советской власти. В 1960-е годы Твардовский в поэмах «По праву памяти» в 1987 году и «Тёркин на том свете» пересмотрел своё отношение к Сталину и сталинизму. В начале 1960-х годов Твардовский получил разрешение Хрущёва на публикацию рассказа «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. Но новая направленность журнала (либерализм в искусстве, идеологии и экономике, прикрывающийся словами о социализме «с человеческим лицом») вызвала недовольство не столько хрущёвско-брежневской партийной верхушки и чиновников идеологических отделов, сколько так называемых «неосталинистов-державников» в советской литературе. В «Новом мире» идеологический либерализм сочетался с эстетическим традиционализмом. Твардовский холодно относился к модернистской прозе и поэзии, отдавая предпочтение литературе, развивающейся в классических формах реализма. Многие крупнейшие писатели 1960-х годов публиковались в журнале, многих журнал открыл читателю это - Ф.Абрамов, В.Быков, Ч.Айтматов, С.Залыгин, Г.Троепольский, Б.Можаев и А.Солженицын.
В течение нескольких лет велась острая литературная (и фактически идеологическая) полемика журналов «Новый мир» и «Октябрь» во главе с редактором В.Кочетовым. Стойкое идейное неприятие журнала выражали и патриоты-«державники». После снятия Хрущёва с высших постов в журнале «Огонёк» и газете «Социалистическая индустрия» была проведена кампания против «Нового мира». Ожесточённую борьбу с журналом вёл Главлит, систематически не допускавший к печати самые важные материалы. Поскольку формально уволить Твардовского руководство Союза писателей не решалось, последней мерой давления на журнал было снятие заместителей Твардовского и назначение на эти должности враждебно настроенных по отношению к Твардовскому людей. В феврале 1970 года Твардовский был вынужден сложить редакторские полномочия, и часть коллектива журнала последовала его примеру. Редакция была, по сути, разгромлена.
Вскоре после разгрома «Нового мира» у Твардовского обнаружился рак лёгких. В этот период жизни рядом с поэтом были его самые близкие люди – жена Мария Илларионовна и дочери Валентина и Ольга. Со своей женой Марией Илларионовной Александр Твардовский прожил более 40 лет. Она стала для него не только женой, но и истинным другом и соратником, посвятившим ему всю свою жизнь. Мария Илларионовна по много раз перепечатывала его произведения, ходила по редакциям, поддерживала в минуты отчаяния и депрессий. В письмах, опубликованных Марией Илларионовной после смерти поэта, видно как часто он прибегает к ее советам, как нуждается в ее поддержке. «Ты моя единственная надежда и опора» - писал ей Александр Трифонович с фронта. В творчестве Твардовского было мало стихов о любви. Мария Илларионовна Твардовская в своих воспоминаниях о муже писала: «То, что казалось ему только личным, что составляло глубинную часть души, не часто выносилось наружу. Это закон народной жизни. Он соблюдал его до конца». После смерти Твардовского, Мария Илларионовна, будучи уже пожилой женщиной, выпустила несколько книг–воспоминаний об Александре Трифоновиче, опубликовала его ранние произведения, участвовала в создании музеев поэта, издании пластинок, сохраняя память о нем до самой своей смерти. Мария Илларионовна умерла в 1991 году. Одна из дочерей поэта Валентина родилась в 1931 году, в 1954 году окончила МГУ, и стала доктором исторических наук. Другая дочь - Ольга родилась в 1941 году, в 1963 году окончила Художественный институт имени В.И.Сурикова, и стала художником театра и кино.
Александр Трифонович Твардовский умер после продолжительной болезни 18 декабря 1971 года в дачном посёлке Красная Пахра Московской области, и был похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.
Многие люди, близко знавшие Александра Твардовского, отмечали его необычайную жажду справедливости. Искренне веря в коммунистическую идею, он часто поступал вопреки установленной партии линии. Он отказался подписать письмо в поддержку ввода войск в Чехословакию, и открыто его осуждал. Он заступился за опального учёного Жореса Медведева, которого за книгу «Биологическая наука и культ личности» сперва уволили, а в 1970 году отправили в психиатрическую больницу. Твардовский не просто вступился - лично поехал в больницу вызволять Медведева. А на предупреждения искушённых в придворных интригах людей: «У тебя на носу юбилей - 60 лет. Тебе же не дадут Героя Соцтруда!» - ответил: «В первый раз слышу, что Героя у нас дают за трусость».
Только благодаря Александру Твардовскому в журнале «Новый Мир» была напечатана повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Александр Дементьев пытался его отговорить: «Если мы с тобой эту вещь напечатаем, то журнал мы потеряем». На что Твардовский ответил: «Если я не могу напечатать это, зачем мне тогда журнал?»
Несмотря на это, отношения между и Солженицыным и Твардовским были сложными. Он не знал до конца всех убеждений и взглядов защищаемого им писателя. Однажды в разговоре со своим литературным «крестником» Твардовский обиженно воскликнул: «Я за вас голову подставляю, а вы!». И сам Солженицын признавал, рассказывая об этой вспышке: «Да и можно его понять: ведь я ему не открывался, вся сеть моих замыслов, расчетов, ходов была скрыта от него и проступала неожиданно». Тем не менее, когда в конце 1970 года Солженицыну присудили Нобелевскую премию, смертельно больной Твардовский был этому рад, и сказал жене: «А ведь и нас вспомнят, как мы за него стояли».
Генерал армии А.Горбатов в своих воспоминаниях о Твардовском написал, что он считает его «...самым настоящим героем... Как коммунист, как человек, как поэт он брал все на себя и бесстрашно отвечал за свои честные партийные взгляды».
Многие известные литераторы того времени отмечали необыкновенную искренность произведений Твардовского. Иван Бунин в письме к Н.Телешову писал: «Я только что прочитал А.Твардовского («Василия Теркина») и не могу удержаться - прошу тебя, если ты знаком и встречаешься с ним, передай ему при случае, что я (читатель, как ты знаешь, придирчивый, требовательный) совершенно восхищен его талантом, - это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный, солдатский язык - ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова». «Стихи неслыханной искренности и откровенности» — так воспринял позднюю лирику Александра Твардовского Федор Абрамов. «Нельзя понять и оценить поэзию Твардовского, не почувствовав, в какой мере вся она, до самых своих глубин, лирична. И вместе с тем она широко, настежь открыта окружающему миру и всему, чем этот мир богат, — чувствам, мыслям, природе, быту, политике», — писал С.Я.Маршак в своей книге «Воспитание словом».

 

 

 

Геннадий Орешкин

Подробности

Категория: Экология культуры

Опубликовано 22.06.2017 22:43

Просмотров: 994